Почему стартаперам не нужно сразу бежать за инвестициями в Sequoia Игорь Балк, управляющий директор Global Innovation Labs

Почему стартаперам не нужно сразу бежать за инвестициями в Sequoia

Игорь Балк, управляющий директор Global Innovation Labs

Опубликовано 18 февраля 2013

В России государство пытается внедрять механизмы «инновационных лифтов». В теории каждый из инновационных проектов должен проезжать «этажи», на каждом из которых определённые структуры предоставляют ему господдержку — чаще всего финансирование в той или иной форме. То есть от предпосевной стадии (pre-seed) до как минимум этапа рыночного расширения (expansion) стартап может рассчитывать на инвестиции при участии институтов развития, причём, как правило, достаточно крупных.

Пока трудно утверждать, что такая схема в нашей стране заработала. Тем временем в США вопросы финансирования стартапов на ранних этапах развития решаются благодаря механизму ангельского инвестирования, то есть без участия инвестиционных гигантов. И это принципиальная деталь. На Западе стартаперы, как правило, не стремятся брать деньги на ранних стадиях у таких ведущих игроков, как, скажем, Sequoia Capital. По одной простой причине: вот инноваторы взяли деньги у Sequoia. Но… что делать, если этот же инвестор откажется давать деньги в рамках следующего раунда? Представьте себе ситуацию: крупный инвестор, на которого вы рассчитывали, вам отказывает. И уже не важно, почему именно. В таком случае двери во все другие фонды для вас тут же закроются. Ибо клеймо «Этому проекту отказали в самой Sequoia Capital!» будет уже не смыть. Никто не поверит, что известный фонд «просто так» отказался от продолжения сотрудничества. И все будут искать изъяны в молодом бизнесе…

В США стартаперы сами мотивированы брать деньги сначала у мелких инвесторов, начиная переговоры с крупным инвестфондам позднее, когда риски уже существенно ниже. В рамках такого сценария куда ниже вероятность того, что в следующем раунде привлечение средств компания не сможет «поднять» деньги.

Итак, преимущества цепочки «от мелких инвесторов к крупным» очевидны. А что в России? Я лично знаю ребят, которые, располагая только идеями, красивой презентацией и промоматериалами, получили 20 млн долларов инвестиций, тогда как подобному проекту в США не дали бы и 5 млн. Справедливая оценка этого стартапа не превышала 2-4 млн долларов. Да, эти деньги инноваторы получили бы. Но инвестор наверняка сказал бы им: «Берите деньги, сделайте что-нибудь, а потом мы будем смотреть, что у вас получается. И — стоит ли с вами дальше иметь дело».

В России большинство игроков венчурного рынка просто не успело ещё «наступить на грабли». Потому–то и происходят поистине «волшебные» сделки. Увы, о наличии хоть сколько-нибудь устоявшегося механизма инвестирования говорить преждевременно…

Пока частные венчурные инвесторы делают первые шаги и ведут «разведку обстановки», государство пытается определить правила игры и превратить венчурное инвестирование в институт. Это хорошо. Да, в стране работает уже много негосударственных фондов (что абсолютно правильно и разумно). Но и управленцы таких фондов ещё не успели «понюхать пороху». В итоге до идеальной работы системы, когда на входе мы будем видеть проекты на уровне идеей, а на выходе — работающие бизнесы с высокой капитализацией, ещё очень далеко. Согласен, есть точечные примеры и истории успеха. Но в общем и целом механизм инвестиций в инновации работает в России с ощутимым скрежетом.

То же самое касается и притока в Россию венчурных инвестиций из-за рубежа. Сделки с иностранным фондами private equity в России заключаются уже давно. Вспомним хотя бы Russia Partners и Baring Vostok — эти фонды инвестировали в привлекательные активы на поздних стадиях ещё в 90-х. Но если говорить о высокорисковых сделках, то… Ожидать, что кто-то из иностранных компаний будет вкладываться в российские венчурные бизнесы на ранних стадиях, пока явно не следует.

Другая история — это американские компании, у которых есть R&D-подразделения в России. Здесь я не вижу причин, препятствующих росту инвестиций из-за рубежа в подобные исследовательские проекты. Это процесс уже развивается довольно активно: есть множество компаний с «головой» и маркетингом в США и с отделом разработки — в России.

Хорошо, что в Россию хотя бы в таком виде приходит зарубежный капитал. В конце концов, это чаще всего более «умные» деньги, чем те, которые могли бы предоставить исследовательским коллективам российские венчурные инвесторы.

Как бы то ни было, говоря о венчурном рынке, мы должны помнить: основная задача инвестора — впоследствии продать подопечную компанию. Но ввиду того, что в России exit — не очень-то распространённая практика, вполне логично предположить, что именно деньги западных инвесторов открывают российским компаниям двери для выхода на глобальный рынок.

Замечу, что проблема России с точки зрения любого венчурного инвестора во многом состоит ещё и в том, что основатели стартапов ориентированы в основном на то, чтобы создать компанию по модели «империи» и «править ею» (работать в ней) всю оставшуюся жизнь. А это порождает очевидный когнитивный диссонанс с тем, чего хочет инвестор. Ведь ему-то требуется в нужный момент максимально выгодно продать проинвестированный бизнес.

_{Глобальные амбиции в венчуре не всегда гарантия успеха}

И ладно бы главы инновационных компаний были нацелены на IPO… Но в России куда больше любят MBO (Management Buy-out, внутренний управленческий выкуп). А это, по сути, покупка бизнеса своим же менеджментом, чаще всего совместно с кем-то из внешних покупателей. Я не считаю такую модель успешным выходом инвестора из проекта. Скорее, речь идёт об одном из способов «слить» неудачную компанию… Ведь успешная компания — та, продать которую можно целиком.

Желание «не продаваться» — во многом проблема излишней амбициозности российских стартаперов. И, конечно же, вопрос ментальности. А поменять менталитет во всей стране не в силах инвесторов. После того как десятилетиями было принято утверждать, что «спекуляция — это плохо» и что надо «двигать страну вперёд, а не пытаться зарабатывать», чего мы хотим? Понятно ведь, как выглядит в глазах «антикапиталистических» людей венчурный бизнес (да и любой другой), который предполагает, что инвестор покупает компанию подешевле, чтобы потом продать подороже. В рамках всё ещё весьма живучих представлений о добре и зле это же классическая спекуляция!

Вот и получается, что для огромного количества граждан страны спекулировать джинсами и спекулировать компаниями — одно и то же. А в таких условиях говорить о скором формировании венчурного мышления не приходится…

К оглавлению