Глава 7 Восстание масс

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Волна протестов в арабском мире, известная как Арабская весна, накрыла Северную Африку в самом начале 2011 года. 14 января президент Туниса Зин эль-Абидин Бен Али, руководивший страной 23 года, бежал в Саудовскую Аравию. 11 февраля под давлением протестов в Каире в отставку ушел Хосни Мубарак, правивший Египтом 29 лет. В Кремле эти события восприняли как прямую и непосредственную угрозу.

Через десять дней Дмитрий Медведев прилетел во Владикавказ, столицу Северной Осетии. Визит российского президента не анонсировался. В аэропорту его встретил директор ФСБ Александр Бортников, вместе они направились на экстренное заседание Национального антитеррористического комитета (НАК), в который входят руководители спецслужб и правоохранительных органов. Обычно на совещании НАК председателем выступал Бортников, но сегодня место во главе стола занял Медведев, а глава ФСБ сел по его правую руку. Медведев впервые вел заседание НАК, он был мрачен и говорил медленно, выделяя каждое слово. Начал он с описания ситуации на Северном Кавказе, затем переключился на проблемы Ближнего Востока. «Посмотрите на ситуацию, которая сложилась на Ближнем Востоке и в арабском мире, – сказал он. – Она тяжелейшая. Предстоят очень большие трудности… Надо смотреть правде в глаза. Такой сценарий они раньше готовили для нас, а сейчас они тем более будут пытаться его осуществлять. В любом случае этот сценарий не пройдет». Фактически он дал понять, что существует заговор западных стран, целью которого является поддержка протестных сил и смена российского режима{121}.

В Кремле были убеждены, что США постоянно работают над изобретением технологии, которая позволит свергать режимы в странах бывшего Советского Союза. Цветные революции в Грузии и на Украине Кремль считал прямым результатом вмешательства Америки во внутреннюю политику ближайших соседей России{122}. В головах путинских чиновников существовала простая схема: революция нуждается в людях на улицах, но, поскольку авторитарные режимы успешно подавляют традиционные способы мобилизации масс, такие как профсоюзы и оппозиционные политические партии, США постоянно ищут новые методы. В окружении Путина верили, что способ, найденный Вашингтоном в начале 2000-х, – это молодежные движения, которые в час Х поведут толпы на Кремль. В ответ власти жестко подавляли оппозиционные группы, способные организовать уличные протесты. Кроме того, Администрация президента создала собственные молодежные организации, которые могли пригодиться для уличного противостояния.

Путин и его окружение твердо верили, что Арабская весна – это еще один шаг к установлению «мировой гегемонии» США. События в Тунисе и Египте назвали Facebook– и Twitter-революциями, что не прошло незамеченным в Кремле. Там посчитали, что на этот раз американцы придумали такое средство мобилизации людей для уличного протеста, которое вообще не нуждается в организациях и структурах, – людей мобилизуют социальные сети. 22 июня Алек Росс, советник по инновациям госсекретаря США Хиллари Клинтон, выступил в Лондоне, где объявил, что интернет стал «Че Геварой XXI века»{123}. Росса прочитали в Москве, и одна его мысль выглядела особенно пугающе: интернет позволяет создавать движения без лидеров.

Для людей, прошедших школу КГБ, это звучало серьезной угрозой: получалось, что cпецслужбы могли легко пропустить начало кризиса, не заметив появление лидеров, ведь в революции, организованной через интернет, их может и не быть. Значит, кризис может возникнуть совершенно неожиданно.

Социальные сети стали приоритетом.

Но для спецслужб это была новая область, в которой они не очень хорошо ориентировались.

В ФСБ за оперативную работу в интернете отвечает Центр информационной безопасности (ЦИБ){124}, базирующийся в монументальном угловом здании на пересечении Мясницкой улицы с Лубянским проездом – в советское время здесь был Вычислительный центр КГБ{125}. С середины 2000-х ЦИБ закупал системы мониторинга интернета{126}. Одной из таких систем был «Семантический архив», который к 2011 году установили на компьютерах ФСБ, Минобороны, Совета Безопасности и как минимум четырех департаментов МВД{127}.

В 2011-м разработчики добавили в «Семантический архив» специальный модуль поиска по форумам и блогам. Как пояснили программисты, алгоритм действий сотрудников спецслужб в нем сводится к тому, что в список забивается определенное количество блогов, и система мониторит их по различным показателям.

Однако у таких систем, разработанных отечественными компаниями, были свои ограничения.

Во-первых, системы мониторинга первоначально разрабатывались для анализа структурированной информации, вроде архивов прессы, и лишь потом адаптировались под интернет с его неструктурированным контентом.

Во-вторых, они могли искать информацию только в открытых источниках, что делало технически невозможным анализ контента в Facebook или Twitter. Между тем именно с соцсетями и должны были в первую очередь научиться работать спецслужбы.

Президентские выборы 2012 года приближались, но ни Путин, ни Медведев не говорили, кто из них пойдет на выборы. Оба колебались. Время работало на Медведева: Путин постепенно терял популярность у бюрократов и элиты. Наши источники в спецслужбах сообщали, что даже лояльность ФСБ пошатнулась, и несколько генералов пытались выйти на контакт с Медведевым. Причины не были политическими: недовольство Путиным было вызвано сменой поколений, точнее, невозможностью смены. К 2011 году места в правительстве и госкорпорациях были заняты людьми Путина, назначенными в начале 2000-х, и эти люди не собирались уходить на пенсию. Для младшего поколения возможности роста в госструктурах были закрыты.

Кризис затронул и спецслужбы, где ключевые должности были заняты теми, кого Путин знал с 1990-х, когда руководил ФСБ. Нарастали напряженность и недоверие между начальством и офицерами среднего звена.

Медведев и его круг прекрасно это понимали. В декабре 2010 года Медведев подписал закон о сокращении на пять лет – с 65 до 60 – предельного возраста пребывания на госслужбе. Многие восприняли этот шаг как намерение избавиться от старой путинской гвардии.

Весной 2011-го каждое движение молодого президента, каждое его появление в СМИ рассматривалось через призму того, сможет ли он избавиться от Путина.

Все это время Наталья Синдеева отчаянно пыталась протолкнуть свой канал в кабельные сети. Наконец ее друзья из телеиндустрии подсказали, что помочь ей может только одно – появление Медведева в эфире. Возможность представилась в середине апреля. Для Синдеевой это было нелегкое время. Только что она сняла с эфира самую зрелищную программу «Поэт и Гражданин» из-за сатирической поэмы об отношениях между Путиным и Медведевым, в которой высмеивалась слабость последнего. Синдеева считала, что поэма задевала его лично. Актер Михаил Ефремов и поэт Дмитрий Быков в знак протеста покинули «Дождь», а Синдеева попала под шквал критики со стороны либералов за цензуру на телеканале.

В середине апреля техники Digital October – компании, представляющий собой микс из IT-инженеров, интернет-дизайнеров и стартаперов, которая располагалась в соседнем с редакцией «Дождя» помещении, – пришли к продюсерам Синдеевой с просьбой о помощи. Через неделю на их площадке должно было пройти закрытое заседание комиссии по модернизации под председательством Медведева. У Digital October не было телекамер, чтобы снять мероприятие, и они попросили их у «Дождя». Когда Синдеева узнала об этом, она немедленно отправила e-mail Наталье Тимаковой, пресс-секретарю президента. Тимакову она знала много лет и обратилась к ней неформально: «Наташа, очень нужно, чтобы Медведев пришел к нам на канал!» Дальше следовали аргументы: инновации и модернизация, которые определяют политическую повестку молодого президента, являются частью имиджа телеканала{128}.

Тимакова ответила в тот же день. Она написала, что Медведев придет, добавив: «У вас будет десять минут». Через два дня служба охраны президента прислала офицеров, чтобы проверить помещения «Дождя». Тут Синдеева поняла, что встреча на самом деле состоится. До сих пор не очень понятно, почему Медведев принял ее приглашение, – из-за репутации канала или потому, что Синдеева сняла из эфира программу с сатирой на него.

Все утро 25 апреля накануне встречи Синдеева не могла решить, что надеть. Она никогда не встречалась с Медведевым и беспокоилась, не окажется ли она намного выше невысокого президента, поэтому отказалась от таких формальностей, как каблуки. Решив отступить от делового стиля, она выбрала драные голубые джинсы, белую рубашку и туфли на плоской подошве.

Путь из Digital October в помещения «Дождя» проходил через кухню, длинный коридор и большое открытое пространство с кирпичными стенами старой фабрики. На кухне висел большой портрет российского нефтяного магната Михаила Ходорковского, которого посадили в тюрьму еще во время первого президентского срока Путина. Приехавшая первой Тимакова прошла с Синдеевой весь маршрут. Войдя на кухню и увидев портрет, она внимательно посмотрела на Синдееву: «Я правильно понимаю, что ты собираешься встречать Медведева в таком виде и оставить тут Ходорковского?» Не став извиняться за джинсы, Синдеева ответила: «Слушай, если хочешь, чтобы мы сняли портрет, мы снимем. Но выглядеть это будет странно: он здесь уже давно висит». Тимакова промолчала, и портрет остался.

Наконец вошел Медведев, и Тимакова представила Синдееву. Когда Медведев увидел портрет, он улыбнулся: «Ну, я понял, я кажется, попал в правильное место». Синдеевой очень понравился этот неформальный стиль: «Это было очень искренне, по-человечески». Медведев просто очаровал ее, и она провела его по всем помещениям канала, познакомила с журналистами и наконец усадила за стол в студии, во главе которого сели главный редактор «Дождя» Михаил Зыгарь, его соведущий, еще четыре журналиста и сама Синдеева. Все сотрудники канала собрались здесь, чтобы послушать президента.

Раскованно и спокойно Медведев начал говорить об интернет-технологиях и сетевом телевидении.

Когда Зыгарь спросил, собирается ли он баллотироваться на второй срок, Медведев только коротко рассмеялся и сказал, что планирует преподавать в университете, когда президентские полномочия истекут.

Вместо запланированных десяти минут визит затянулся на сорок пять, и почти весь разговор транслировался в прямом эфире{129}. «Мы были все очарованы и вдохновлены», – вспоминает Сиднеева. «Он нам понравился», – говорит Зыгарь{130}. Когда Медведев уходил, сотрудники и журналисты «Дождя» зааплодировали. «Было ясно – он нормальный чувак!» – говорит Синдеева. После встречи она написала Тимаковой: «Если можешь, попробуй от нас ему передать: пусть он в себя верит. Его люди нормальные поддержат».

После визита президента судьба канала резко изменилась: чиновники и политики начали принимать приглашения прийти в эфир, а кабельные операторы включили «Дождь» в свои пакеты, сделав канал доступным для миллионов зрителей по всей России.

Медведева воспринимали как символ модернизации – экономической модели, в которой современные технологии значат больше, чем добыча нефти и газа. Его самым известным проектом было создание в 20 километрах от Москвы технопарка «Сколково», который должен был стать российской Кремниевой долиной и поддерживать новые стартапы и проекты в области информационных технологий. Медведев лично побывал в Кремниевой долине и Стэнфордском университете и постоянно пользовался iPadом. Cредний класс, не представлявший жизни без интернета, обрадовался запуску «Сколкова», видя в этом поворот к новой экономике.

Одновременно в столице начало меняться понятие общественного пространства. Оно стало более доступным: арт-галереи, выставочные центры и публичные лектории появились в таких местах, где раньше могли быть только склады. Люди обживали старые ткацкие фабрики и винные заводы, в парках, где раньше ржавели советские аттракционы, появились шезлонги на свежевысаженных газонах. Местами Москва стала напоминать cовременный Лондон, местами Вену, – возможно, не реальные Лондон и Вену, но, по крайней мере, фотографии этих городов в Instagram.

Реконструированный по заказу столичной мэрии парк Горького заполнился хипстерами в кедах, их подругами и детьми. По дорожкам катались посетители в ярких футболках и шортах на крошечных самокатах и велосипедах, везде был бесплатный Wi-Fi, на каждом углу открылись кофейни – и никакого фейсконтроля, cверкающих «феррари» и других атрибутов нефтяной экономики.

В это же время ОМОН продолжал жестко разгонять оппозицию, собиравшуюся 31 числа каждого месяца на Триумфальной площади у памятника Маяковского, но это никак не отражалось на вкусе моккачино, и в конце концов, никто не собирался запрещать «Пикник Афиши» – обожаемый средним классом музыкальный фестиваль.

Медведев был символом этих новых порядков.

Однако его мягкие манеры, равно как и живой интерес к современным технологиям, очаровавшие Синдееву и журналистов «Дождя», не делали его демократом. Даже если бы он и решился баллотироваться на второй срок, как пыталась убедить его Синдеева в письме Тимаковой, никто не думал об открытом соперничестве с Путиным на демократических выборах. Скорее, предполагалась какая-нибудь подковерная игра с целью перехитрить Путина и заставить его уйти. Обитателей «Красного Октября» и их аудиторию не волновало отношение Медведева к Арабской весне, его бэкграунд и инициативы по борьбе с экстремизмом, направленные против свободы слова и собраний, потому что для них он был «нормальным чуваком», который мог избавить всех от Путина.

1 августа Путин приехал в летний лагерь на озере Селигер, где каждое лето собирали молодежь из прокремлевских организаций. Как и ожидалось, его спросили, собирается ли он участвовать в президентской гонке, и он снова не дал прямого ответа. Никто не понимал, почему Путин с Медведевым не могут определиться, и кто будет следующим президентом. Обе команды пытались подтолкнуть своих кандидатов сделать публичное заявление{131}.

Но они все еще выжидали.

В субботу 24 сентября 2011 года на трибунах московского дворца спорта «Лужники» собрался весь политический истеблишмент страны. Начинался второй день съезда «Единой России». Под аплодисменты в зал вошли Медведев и Путин и проследовали в центр арены. Все сели, но вдруг зал снова оживился: все увидели Путина, быстро идущего к сцене. Делегаты снова стали аплодировать. Неожиданно включилась трансляция гимна, Путин осекся и резко остановился: гимн застал его у первого ряда. Наконец гимн перестал играть, и Путин вышел на сцену.

Перед ним раскинулось море голов высокопоставленных чиновников и бюрократов, известных спортсменов и артистов, собравшихся на съезд. За его спиной стоял огромный экран с развивающимся российским флагом.

Всех присутствующих занимал один вопрос: пойдет ли Медведев на второй срок или он всего лишь марионетка Путина, временно замещавший его место?

Путин уперся руками в трибуну и начал говорить. Он улыбался и демонстрировал уверенность в себе. После комментариев о ходе съезда он перешел к вопросу отношений между ним и Медведевым: «Договоренность о том, что делать, чем заниматься в будущем, между нами давно достигнута, уже несколько лет назад». Теперь он говорил медленно, без тени улыбки. Многие хотели бы, чтобы он возглавил партийный список на предстоящих выборах, – сказал он. Но он предлагает, чтобы список возглавил действующий президент Медведев.

Потом слово взял Медведев. Он выглядел нервным и чересчур оживленным. 14 минут он говорил о партийных делах и наконец перешел к тому, чего все так долго ждали, – звенящим голосом он предложил съезду поддержать кандидатуру Путина на пост президента страны.

Зал захлестнули аплодисменты, партийцы вскочили с мест. Настоящий хозяин возвращался домой, в Кремль.

Советник Медведева, Аркадий Дворкович, смотрел съезд по телевизору. После слов президента он написал в Twitter: «Радоваться нечему».

Этот момент стал первым толчком, который вскоре приведет к серьезным потрясениям.

В этот день главный редактор «Дождя» Михаил Зыгарь находился в Перми, куда приехал на премьеру театральной постановки{132}. Звонок из Москвы с новостью о возвращении Путина застал его с женой в кафе. Здесь, на Урале, в доброй тысяче километров от Москвы, уже похолодало. Зыгарь вышел на улицу. Шел снег, но Зыгарь не замечал. В рубашке с короткими рукавами он стоял у кафе, с телефоном у уха, названивая продюсерам, журналистам, техническим работникам, ведущим эфира и, конечно же, руководителю канала Натальей Синдеевой. Это заняло почти два часа. Профессиональный инстинкт требовал от него сначала сделать все, чтобы осветить новость, и лишь потом – думать о собственных переживаниях.

В 6 вечера в эфир «Дождя» вышел спецвыпуск новостной передачи «Здесь и сейчас». «Третий срок: Следующие двенадцать лет с Владимиром Путиным» – гласил заголовок. Ведущая начала эфир словами «рокировочка закончилась» и добавила: «Владимир Путин возвращается в президентское кресло». Гости передачи обсуждали иллюзии, которые они питали в отношении Медведева. Настроение в студии было мрачным.

Московские СМИ захлестнула волна разочарования. «Что ж, первые двенадцать лет прошли быстро», – написал в Facebook 38-летний Юрий Сапрыкин, главный редактор журнала «Афиша». Когда его друг Светлана Романова заметила, что Путин может остаться президентом до 2024 года, и ей к тому моменту будет столько же, сколько Юрию сейчас, он ответил: «Светлана, кто-то всю жизнь прожил при Иване Грозном или при Сталине – все двадцать девять лет». И добавил: «Те, кто выжил».

Разочарование было связано не столько с Медведевым лично – в конце концов он был лишь частью путинской машины, – сколько с потерянной надеждой шагнуть в будущее. К этому примешивалось чувство, что тебя обманули: разве это демократия, когда два человека решают, кто из них будет у власти, причем, как заявил Путин, делают это заранее? Разве это не унизительно, когда «тандем» просто сообщает, кто станет президентом? А как же мнение избирателей – его никто не собирался спрашивать?

В тот же день Борис Немцов, один из ветеранов оппозиционного движения и ельцинский вице-премьер, проводил в Москве съезд своей небольшой партии. Съезд собрали, чтобы определиться с линией поведения на предстоящих думских выборах. Там, на съезде, Немцов и услышал о заявлении Путина. Он был в ярости. «Форма издевательская, – прокомментировал он новость, – русскому народу объявили, что два этих – то ли Дольче и Габбана, то ли Сократ и Спиноза, – решили, что будет вот так, и точка». Решение Путина он назвал худшим сценарием для России{133}. Немцов находился под постоянным прессингом, за ним открыто следили: несколькими неделями раньше на YouTube появилось видео, снятое в одном из кафе Вашингтона, где Немцов встречался с американским правозащитником и российским экологом. Это было явным сигналом, что его встречи контролируют даже в столице США{134}.

25 сентября в центре Москвы на Пушкинской площади собрался малочисленный митинг оппозиции. В течение пяти лет мы ходили практически на все подобные акции. В этот день нам снова показалось, что мы уже знаем большинство участников – собралось всего несколько сотен человек. У всех было общее ощущение безнадежности. Слово взял 29-летний политик Илья Яшин. В его голосе явно сквозило отчаяние. «Вчера у последних романтиков исчезли иллюзии по поводу оттепели, либерализации, демократизации, модернизации, – говорил Яшин. – Очень много людей начинают сегодня паковать чемоданы и думают о том, как бы уехать из страны. Люди считают, сколько лет им будет через 12. Кому-то будет уже много, кому-то еще не очень. Люди не хотят все это время коротать при Путине. Но я призываю вас, призываю ваших родственников, ваших друзей не уезжать никуда из нашей страны. Мы не должны отдавать нашу страну подонкам!»

Думские выборы были назначены на 4 декабря 2011 года, и «Единая Россия» рассчитывала на бесспорную победу. Но образованные жители больших городов презирали путинскую партию – серую массу функционеров, не имеющей другой идеологии, кроме преданности своему лидеру, легион бюрократов и тех, кто от них зависел. Когда Алексей Навальный в радиоэфире назвал «Единую Россию» партией жуликов и воров, это мгновенно ушло в народ.

Прогрессивная городская интеллигенция считала, что «Единая Россия» не способна честно победить на выборах. Острое желание сделать хоть что-нибудь после решения «тандема» дало толчок стихийному объединению людей вокруг идеи контроля выборов в Думу. Очень быстро в интернете возникли группы с соответствующими названиями: «Гражданин Наблюдатель», «РосВыборы», «Лига наблюдателей» и тому подобные. В одной лишь Москве 11 000 человек вызвались пойти на избирательные участки в качестве наблюдателей. Но им явно не хватало опыта и координации. Им нужен был профессионал.

Таким человеком был 30-летний Григорий Мельконьянц, невысокого роста энергичный человек с темными восточными глазами. Неутомимый трудоголик, способный за минуту произнести, казалось, минимум тысячу слов, Мельконьянц был заместителем директора «Голоса», единственного в стране независимого движения в защиту прав избирателей.

Мельконьянц ждал этого момента несколько лет. С 2003 года он внимательно следил за думскими выборами, собирая и анализируя данные о голосовании. Он понимал, как работает система и как выявлять случаи фальсификации. Во время президентских выборов 2004-го, легко выигранных Путиным, Мельконьянц организовал горячую телефонную линию, на которую звонили люди со всей страны и сообщали о нарушениях на избирательных участках по всей России.

Весной и летом 2011-го «Голос» значительно усовершенствовал эту систему. Теперь вместе с горячей линией «Голос» решил использовать новые возможности, которые давал интернет.

К выборам в Госдуму «Голос» разработал собственную краудсорсинговую платформу, которую назвали «Карта нарушений». Волонтеры со всей России посылали данные о фальсификациях на участках, которые отражались в одном месте – на карте страны. Она была интерактивной и постоянно обновлялась. Летом 2011 года Gazeta.ru предложила «Голосу» выложить карту на своем сайте, где миллионы посетителей могли бы следить за результатом в режиме реального времени. В сентябре 2011-го к карте открыли доступ.

Власти заметили карту практически сразу, и она их не обрадовала. Сознавая, что они столкнулись с простым и доступным средством, которое сделает фальсификации на избирательных участках слишком заметными, они организовали контратаку. Прокремлевские хакеры-активисты попытались дискредитировать карту «Голоса», загрузив в нее явно ложную информацию, но попытка была столь неуклюжей (хакеры взяли уже существующие отчеты о случаях фальсификаций, поменяли название партии и отправили их повторно), что Мельконьянц мгновенно ее отловил. Накануне 4 декабря Gazeta.ru под давлением властей была вынуждена убрать карту со своего сайта, но из интернета она не исчезла: сразу несколько СМИ, включая телеканал «Дождь», предложили «Голосу» свою помощь, и миллионы людей по-прежнему могли следить за происходящим{135}.

Впрочем, у Кремля еще оставались козыри в рукаве. В ночь на 3 декабря, за двадцать минут до полуночи, в аэропорту Шереметьево приземлился рейс из Варшавы – прилетела глава «Голоса» Лилия Шибанова. Настроение у нее было мрачное: несколько часов назад, пока она ехала в аэропорт Варшавы, телеканал НТВ, теперь полностью прокремлевский, показал фильм, обвинивший «Голос» в работе на Запад.

Шибанова без проблем прошла паспортный контроль, и на таможенном пункте выбрала зеленый коридор: декларировать ей было нечего. Внезапно к ней подошел сотрудник таможенной службы и пригласил ее пройти в кабинет. Таможенники сначала тщательно проверили ее багаж, а затем заявили, что конфискуют ее ноутбук – под предлогом того, что на нем может быть установлено «пиратское» программное обеспечение. После того, как разгневанная Шибанова сделала несколько телефонных звонков, причина конфискации неожиданно изменилась: теперь ей сказали, что ноутбук нужен «для сбора оперативной информации». Шибанова отказалась его отдавать, потребовав адвоката. Всю ночь она провела в Шереметьево. Причины этого «спектакля» были понятны и ей, и всему «Голосу». В два часа ночи ее заместитель Григорий Мельконьянц написал у себя в Facebook:

Очень надеюсь, что с Лилией Шибановой в аэропорту (Шереметьево, F) сейчас все будет хорошо. Личный досмотр, опись вещей и изъятие компьютера. Задача ясна, отвлечь от 4 декабря.

Шибановой удалось уехать из аэропорта только около полудня следующего дня. Ноутбук пришлось оставить таможенникам.

Несмотря на DDoS-атаку на карту, предпринятую 4 декабря, «Голос» выявил огромное количество нарушений в ходе выборов.

В день выборов корреспондент Lenta.ru Илья Азар внедрился с помощью своего знакомого, курьера из маленькой компании, в группу людей, которых наняли для участия в так называемых «каруселях», когда подставные избиратели переезжают от одного избирательного участка к другому, наполняя урны бюллетенями в пользу «Единой России». Группа Азара состояла из 40 человек. Им выдали по десять уже заполненных бюллетеней для каждого избирательного участка и по фальшивому открепительному талону, который давал им право голосовать. Они приезжали на избирательный участок, показывали трамвайные билеты – знак для работников комиссии, – получали по одному бюллетеню, а потом опускали в урну не один, а сразу одиннадцать листов. Каждая группа должна была проголосовать на семи участках. Таким образом за вечер одна группа помогла «Единой России» получить 3080 лишних голосов. За работу участникам схемы обещали заплатить по 1000 рублей.

На первом же участке Азар громко заявил о фальсификациях. Полицейские задержали карусельщиков. Начался скандал, на участок приехали оппозиционные депутаты. Азар немедленно опубликовал статью под названием «Карусель сломалась», засветив всю схему{136}.

Это расследование мгновенно стало сенсацией. Тысячи волонтеров-наблюдателей возмутились столь наглым фактом фальсификации. Сообщения о других нарушениях, поступающие из регионов, подливали масла в огонь: один лишь «Голос» собрал и опубликовал 7000 жалоб. Возмущение достигло предела, когда государственный канал «Вести 24» показал официальные результаты по Ростовской области. Первое место с результатом 58,99 % голосов занимала «Единая Россия». КПРФ, ставшая к тому времени негласным союзником Путина, получила 32,96 %. Остальные партии получили гораздо меньше голосов, но когда зрители сложили все проценты, получилась невероятная цифра – 146 %!

5 декабря, на следующий день после выборов, гнев выплеснулся на улицы. Люди, расстроенные и возмущенные наглостью, с которой у них украли выборы, пришли на Чистые пруды. Их было несколько тысяч, и они собрались спонтанно. Редактор «Яндекс. Новостей» Лев Гершензон привез на Чистые пруды на своем джипе пятерых коллег. Весь вчерашний день они провели на избирательных участках в качестве наблюдателей. Все они чувствовали себя обманутыми. «Настроение было очень подавленное, какая-то безысходность, – вспоминает Гершензон. – И совершенно не ожидали, что там будет много народа»{137}.

Полиция ответила задержаниями. В тот день было схвачено более трехсот человек, в том числе Алексей Навальный и Илья Яшин. Навальный тут же, прямо из автозака, написал о происходящем в Twitter. «Сижу с пацанами в омоновском автобусе. Они всем передают привет», – бодро сообщил он.

Полиция продолжала «крутить» протестующих и развозить их по полицейским участкам по всему городу. Григорий Охотин, 31-летний журналист, был в ужасе от того, как много людей схватили омоновцы на Чистых прудах. Среди задержанных было много его друзей. Ближе к ночи он оказался в находящемся неподалеку клубе «Мастерская»{138}. Тем временем задержанные стали писать в Facebook и слать SMS. В конце концов Охотин не выдержал и с друзьями отправился по ОВД в надежде освободить кого-нибудь из знакомых. Ночью они подсчитали количество задержанных и опубликовали сводку на сайте журнала «Большой город». На следующий день люди все еще оставались в ОВД, а к Охотину стала стекаться новая информация о задержаниях. «Мне начали звонить и писать совершенно незнакомые люди: „Нас задержали. Отвезли туда-то и туда-то“. Охотин стал выкладывать данные в Facebook, добавляя к каждому посту хэштег OVD (отдел внутренних дел). Его страница превратилась в сводку новостей о задержанных:

ОВД-BREAKIN-NEWS – В ОВД Таганское допустили правозащитника Валерия Борщева с группой юристов. Это первое проникновение адвокатов в ОВД Таганское.

ТРИУМФ-ОВД-NEWS: ОВД Якиманка, 8 человек.

ТРИУМФ-ОВД-NEWS: в ОВД ДОРОГОМИЛОВО оформляют приблизительно 25 человек. Вот некоторые фамилии задержанных: Булгаков Анатолий, Булгаков Дмитрий, Щипачев Дмитрий, Черненко Артур (гражданин Ирландии?), Ермилов Егор, Балабанов Виктор, Лозовой Дмитрий, Полянский Т(и)мур, Балабанов Игорь, Юдин Сергей, Кап(ш)ивый Дмитрий.

«Я понял, что эту информацию нужно собрать где-то в одном месте», – вспоминал Охотин. Следующие два дня он с друзьями работали над запуском сайта «ОВД-Инфо», который станет главным источником информации о людях, задержанных в ходе протестов.

На следующий день, 6 декабря, суд приговорил Навального и Яшина к пятнадцати суткам ареста. Москвичи снова вышли на улицу, собравшись на этот раз у метро «Маяковская» на Триумфальной площади.

Среди них был высокий 24-летний парень со светлыми глазами и каштановыми волосами. Его звали Илья Клишин. В столице он оказался несколько лет назад, приехав из Тамбова, чтобы изучать международную политику в престижном МГИМО, после окончания которого он ушел в мир социальных сетей и онлайн-маркетинга.

В 2010-м, прочитав статью одного из прокремлевских публицистов, назвавшего представителей его поколения ленивыми и бесполезными хипстерами, не способными думать ни о чем, кроме собственных айфонов, велосипедов и стильных кроссовок, Клишин решил написать ответ. В статье «Хипстеры наносят ответный удар» он доказывал, что его поколение очень интересуется политикой. Позже вместе с другом он запустил небольшой сайт Epic Hero, где о политике писали языком субкультуры хипстеров. Вскоре Epic Hero стал настолько заметен, что сотрудники администрации Медведева пригласили его создателей поработать в Сколково. 6 декабря Клишин пришел на Триумфальную площадь, чтобы написать о новом лице политического протеста. В толпе говорили, что следующая акция состоится через четыре дня на площади Революции, – совсем рядом с Кремлем.

Поздним вечером Клишин вернулся домой и первым делом открыл свой MacBook. Он пытался найти любую информацию о встрече на площади Революции, но нашел лишь короткую заметку, в которой говорилось, что на 10 декабря власти согласовали акцию на 300 человек.

Клишин зашел в Twitter и написал: «В Facebook есть мероприятие на 10 декабря?»

Ему ответил один из читателей Epic Hero: «Нет. Давай создадим».

Клишин знал, как с помощью Facebook сделать ивент – для вечеринки, например, – и по тому же принципу создал ивент для митинга на площади Революции. Разослал ссылку друзьям и знакомым журналистам{139}.

На следующее утро, открыв ноутбук, Клишин увидел, что на его мероприятие подписалось больше 10 000 человек.

В то же самое время другие журналисты и активисты через Facebook обсуждали следующий шаг. Среди них были редактор «Афиши» Юрий Сапрыкин и ведущий «Эха Москвы» Сергей Пархоменко. В 2000-е Пархоменко, как и большинство его коллег, принадлежащих к тому поколению, считали себя выброшенными из общественной жизни: все, что у него осталось, – еженедельная пятничная передача на «Эхе Москвы», что было слишком мало для его энергичной натуры.

Вечером 8 декабря он сидел в популярном в среде московской либеральной публики ресторане «Жан-Жак» на Никитском бульваре. Там собралась большая компания – оппозиционные политики, журналисты, гражданские активисты и правозащитники. Все разговоры были об одном – как убедить московское правительство согласовать многолюдную акцию. Вдруг позвонил Немцов – он сказал, что московские власти готовы к переговорам, поэтому кому-то нужно срочно ехать в мэрию.

Вызвался Владимир Рыжков – бывший депутат Госдумы, перешедший в оппозицию, – и двое активистов, готовые выступить заявителями предстоящей акции. Но из всех присутствующих машина была только у Пархоменко, поэтому он поехал с ними{140}. Пархоменко захватил с собой iPad, и оставался на связи с остальными участниками группы, находившимися в разных концах города.

В здании мэрии их встретили в вестибюле и проводили на четвертый этаж в большой кабинет, где ждал высокий человек в строгом деловом костюме, внешне сильно напоминающий Леонида Ильича Брежнева в его молодые годы. Это был Александр Горбенко, заместитель мэра Москвы по вопросам информационной политики. С ним была группа чиновников.

Общение затянулось на несколько часов. Пархоменко не выпускал из рук iPad, ведя прямую трансляцию о переговорах в закрытом чате на Facebook.

Одновременно Пархоменко показывал столичным чиновникам страницу Клишина в Facebook, пытаясь убедить, что на митинг собирается прийти несколько тысяч людей, куда больше изначально заявленных трех сотен. «Конечно, моим мощным аргументом был Facebook. Я все время открывал его и говорил им – а вот это видели? А видели эту цифру?» Он показывал конкретные посты: «Был знаменитый текст Вари Туровой <совладельца клуба "Мастерская", где накануне сидел Охотин с друзьями>, которая страстно написала, что ей ужасно страшно и что она бы никуда не пошла, но обстоятельства складываются таким образом, что куда-нибудь она обязательно пойдет. И у нее сразу были тысячи лайков и перепостов». Пархоменко показал чиновникам и это. Он объяснял, что он не организатор движения, ничем не управляет и никем не делегирован, поэтому бессмысленно с ним договариваться. Он говорил, что его роль сводится к тому, чтобы сообщать, что происходит, – социальные сети сделали мир горизонтальным.

В конечном счете митинг был согласован. Он должен был пройти 10 декабря, разрешение было выдано на тридцать тысяч человек. Но заявителям пришлось пойти на компромисс – изменить место проведения акции. Мэрия не хотела подпускать протестующих так близко к Кремлю и вместо площади Революции предложила Болотную – все еще в центре, но уже на другом берегу Москва-реки. После этого в кабинет Горбенко зашел Алексей Громов, замглавы администрации президента (десять лет назад он был на встрече Путина с НТВшниками), – Кремль ясно давал понять, что не позволит городским властям вести такие важные переговоры без своего ведома.

После того, как договоренность была достигнута, Пархоменко сфотографировал документ и выложил его на своей странице в Facebook. Это было около одиннадцати часов вечера 8 декабря.

Клишин немедленно поменял место проведения на странице ивента.

В последующие месяцы этот компромисс станет источником постоянных споров и взаимных упреков. Более радикально настроенные участники будут утверждать, что такая крупная акция не нуждалась в официальном разрешении, доказывая, что протест потерял темп, когда переговорщики согласились на Болотную вместо площади Революции. Менее радикальные участники отвечали, что москвичи попросту не были готовы к столкновениям с полицией.

Болотная площадь находится на острове, омываемом Москвой-рекой с одной стороны и небольшим каналом с другой. Ее хорошо видно из Кремля. 10 декабря 2011 года, в субботу, здесь собралось больше пятидесяти тысяч человек. Такого скопления народа Москва не видела с начала 1990-х. Те, кто не смог прийти, смотрели прямую трансляцию телеканала «Дождь».

Большую часть протестующих представлял московский средний класс – люди, которые обычно проводят выходные в кафе или ресторанах. В этот день они вышли на митинг с плакатами и транспарантами. В толпе, конечно, встречались анархисты, правозащитники и левые активисты, годами посещавшие протестные марши и митинги, но на этот раз они растворились среди совершенно других людей, которые вышли на площадь впервые.

Было много плакатов с обычными для протестных акций лозунгами – «Путин должен уйти», но некоторые подошли к делу креативно. «Вы нас даже не представляете» стал самым популярным мемом Болотной.

Лев Гершензон из «Яндекса», который привез своих друзей на первую акцию на Чистых прудах, пришел на Болотную с 17-летней дочкой Лизой. Она держала плакат, и на белом листе большими красными буквами было написано: «Верните нам наши голоса».

Митинг на Болотной сильно отличался от протестных акций 2000-х: десятки тысяч людей вышли на площадь не по призыву политических партий и их лидеров, а те, кто пришел, были не готовы поддержать какую-либо партию. Толпа радостно приветствовала писателя Бориса Акунина, который ограничился призывом вернуть москвичам право самим выбирать мэра и провести в Москве перевыборы в Думу.

Социальные сети помогли мобилизовать тысячи недовольных. В России, где все веками определяла иерархия и вертикаль власти, впервые десятки тысяч людей смогли организоваться через горизонтальные связи.

Белая лента, ставшая символом либерального протеста, сначала появилась в LiveJournal, и тысячи людей сделали ее своим юзерпиком. Вскоре символ из онлайна переместился в офлайн: москвичи стали прикреплять белые ленты к своим автомобилям и одежде.

Протестующие требовали от организаторов того, к чему так не привыкли в России, – прозрачности и открытости, и интернет делал это возможным. Заявители акций в прямом эфире постили информацию о том, как идут переговоры с городским начальством. А позже, уже после событий на Болотной, был создан Координационный совет оппозиции, который транслировал все свои заседания. Лидеры протеста сообщали онлайн о каждом своем шаге, начиная с выбора места проведения следующей акции и заканчивая ходом сбора денег.

Навального и Яшина на Болотной не было: они все еще отбывали свои пятнадцать суток, но каждый день люди приходили поддержать их под окна ОВД. Харизма и оптимизм Навального изменили отношения к задержаниям: страх перед ОМОНом отступил, и у политизированных хипcтеров в моду вошла поездка в автозаке.

Для Путина и Медведева Болотная стала именно тем, чего они всегда боялись, – тысячи протестующих под стенами Кремля, мобилизованных с помощью технологий Facebook и Twitter, придуманных на Западе.

Многие протестующие на Болотной площади видели в небе странный летательный аппарат с пропеллерами. Некоторые решили, что это НЛО. На самом деле это был гексакоптер, которым управлял 35-летний инженер Станислав Седов. За несколько дней до протестов его друг, известный блогер и основатель агентства «Ридус» Илья Варламов предложил Седову запустить над площадью дрон с камерой. Они даже получили на это негласное разрешение властей{141}. «Ридус» пользовался поддержкой администрации президента, и, возможно, Кремль хотел заснять, как мало людей соберется на площади.

Седов запустил беспилотник с охраняемой полицией площадки, и те даже отгоняли любопытных, чтобы никто не мешал запуску.

Когда аппарат поднялся в воздух, стало ясно, что людей на площади собралось намного больше, чем предполагалось. Фотографии с беспилотника мгновенно попали в Сеть. Они стали главным свидетельством того, что протест стал массовым.