Глава 8 Путин наносит ответный удар

Первая атака началась вечером 3 декабря 2011 года, накануне выборов в Госдуму. Мишенью стал LiveJournal – самая популярная в России платформа для блогеров, которая вместе с Facebook превратилась в площадку для протестующих.

Антон Носик, медиадиректор компании SUP Media, был в Москве и внимательно следил за тем, что происходит с серверами, расположенными в Неваде. Серверы подверглись мощной DDoS-атаке, в результате которой один не выдержал избыточного количества фальшивых запросов и рухнул.

DDoS-атака была пусть и грубым, но достаточно эффективным методом. В 20:12 Носик написал в своем блоге: «Начавшийся с понедельника сеанс предвыборной DDoS-атаки Живого журнала продолжается без перерывов на обед и полдник. На эту минуту серверы ЖЖ долбят мусорными запросами со скоростью 12–15Гбит/с… Цель атакующих понятна. Это банальная советская «глушилка», и задача у нее та же самая: предотвратить неподконтрольный обмен информацией»{142}.

Следующим утром, в воскресенье, 4 декабря, под ударом оказались четырнадцать независимых онлайн-СМИ: хакеры атаковали сайты «Эха Москвы», газеты «Коммерсант», Slon.ru, «Дождя» и «Голоса», мониторящего ход выборов. Серверы «Эха» не удавалось «поднять» до конца дня{143}.

Атака на принадлежащий Синдеевой сайт Slon.ru стартовала приблизительно в 7:30, программисты начали отбивать ее только в 9 утра{144}. Поначалу Slon пытался решить проблему самостоятельно, попросив хостинг-провайдера отрезать весь входящий зарубежный трафик. Это ненадолго помогло, но затем объем трафика увеличился, и сервер рухнул опять. Тогда cисадмины Slon решили обратиться за помощью к системе защиты от DDoS-атак Qrator, которая забирает весь трафик, фильтрует его и возвращает «чистым».

Было ясно, что за серией дидосов стоят близкие Кремлю люди, которые пытаются помешать распространять информацию о нарушениях на избирательных участках. Но им это не удалось. Slon.ru, «Большой Город», сайт телеканала «Дождь», «Эхо Москвы» и «Голос» быстро перенаправили трафик на серверы Qrator.

Мощные атаки продолжались до вечера: сайт Slon.ru на пике бомбардировали от 200 000 до 250 000 ботов – злоумышленники использовали ботнет, сеть зараженных вирусом зомби-компьютеров, которая рассылала фальшивые запросы, чтобы перегрузить сервер и в результате сделать сайт недоступным для пользователей{145}.

На следующий день, 5 декабря, атака ослабла, но хакеры продолжали дидосить «Эхо Москвы» и «Голос», сменив тактику. Мельконьянц решил перенести данные о нарушениях на выборах в «Google Таблицы», и каждый, кто хотел, мог найти их.

6 декабря настала очередь Epic Hero Ильи Клишина. Сайт дидосили, cкорее всего, из-за объявления о митинге на Чистых прудах. На следующий день мощный DDoS обрушил наш сайт Agentura.ru. Техническому персоналу пришлось перезагружать сервер каждые пятнадцать минут, но это не помогало: cайт не работал почти целый день. 8 декабря атаке подвергся сайт «Новой газеты». У второй волны были другие цели: сдержать тех, кто освещает уличные протесты.

Кто стоял за этими кибератаками? DDoS к тому времени стал привычным явлением. История таких атак началась в январе 2002 года, когда хакеры парализовали работу сайта чеченских сепаратистов Kavkaz.org. Редкий случай, но хакеры – группа студентов из Томска – взяли на себя ответственность. Местное управление ФСБ было, очевидно, в курсе событий, выпустив пресс-релиз, в котором назвало акцию студентов «выражением их гражданской позиции, которая достойна уважения»{146}. С тех пор под атаки патриотических хакеров стали попадать независимые СМИ, а также сайты Эстонии, Грузии и Литвы.

Кремль всегда отрицает свою причастность к кибератакам, но в 2009 году Константин Голоскоков, один из комиссаров прокремлевского движения «Наши», рассказал The Financial Times, что именно он и его товарищи организовали кибератаку на эстонские сайты в 2007-м после того, как Эстония вызвала гнев Кремля решением перенести памятник советским воинам из центра Таллина на окраину{147}.

В декабре 2011 года все обсуждали атаки на сайты оппозиции и независимые СМИ, и Евгений Касперский, самый известный в стране эксперт по кибербезопасности, по идее, должен был заинтересоваться столь масштабной скоординированной акцией хакеров. Однако поначалу он вообще усомнился, что оппозиционные сайты подверглись атаке. 5 декабря Касперский написал в блоге: «Не исключен сценарий, что перегретые политической жизнью граждане с активной позицией "закликали" раскрученные политизированные сайты. То есть эти ресурсы вполне могли стать жертвой своей популярности». Правда, спустя десять дней, 16 декабря, он сообщил, что сайт журнала New Times предоставил ему логи, и подтвердил, что ресурс все-таки подвергся мощной DDoS-атаке. Однако оговорился: «Что-то мне подсказывает, что ни оппозиционные ресурсы, ни Кремль-Лубянка в таких атаках НЕ заинтересованы (оппозиции нужны работающие ресурсы, а власти невыгодно привлекать дополнительное внимание к оппозиции)»{148}.

Касперский никогда не скрывал, что окончил Высшую школу КГБ, и его юношескую фотографию в форме офицера госбезопасности можно легко найти в интернете. Он с детства проявлял блестящие способности к точным наукам и был зачислен в физико-математическую школу-интернат при МГУ. Талантливому выпускнику были открыты двери всех вузов, но вместо того, чтобы поступить в престижный Физтех или МГУ, он пошел в Высшую школу КГБ изучать криптографию. В конце 1990-х он с нуля создал компанию «Лаборатория Касперского» (Kaspersky Lab), которая вскоре стала всемирным антивирусным брендом. Лаборатория Касперского всегда сотрудничала с ФСБ и МВД в расследовании киберпреступлений. А когда в 2011 году злоумышленники похитили 19-летнего сына Касперского, ФСБ помогла освободить юношу. Касперский публично поблагодарил сотрудников Лубянки и угрозыска за спасение сына.

Хотя кибератаки в начале декабря были мощными, они ни к чему не привели. В соцсетях появились альтернативные страницы с информацией о нарушениях на выборах. Когда LiveJournal рухнул, активисты перешли в Facebook, который стал главным источником информации о протестах.

Как средство распространения информации Facebook оказался значительно популярнее, чем «ВКонтакте». На митинг 10 декабря на Болотной в Facebook зарегистрировались около 35 000 человек, и только 16 000 на такой же странице во «ВКонтакте». Возможно, причина была в том, что интеллигенция и журналисты стали пользоваться Facebook прежде всего, чтобы поддерживать контакты со своими знакомыми в других странах. «ВКонтакте» был более популярен в стране, но им почти не пользовалась продвинутая городская интеллигенция. Однако власти решили надавить именно на «ВКонтакте».

У Навального была группа во «ВКонтакте», и 7 декабря ее модератор Эдуард Кот обнаружил, что там больше нельзя писать посты. Он пожаловался администраторам соцсети. Через час он получил ответ от самого Павла Дурова, основателя сети. Дуров объяснил Коту, что группа Навального достигла установленного предела в 1634 поста в день, и добавил, что его программисты сейчас работают над тем, чтобы изменить ради них алгоритмы. Через 20 минут группу разблокировали. Котов опубликовал благодарность Дурову. Тот ответил:

«Все ок. Последние дни ФСБ просит нас блокировать оппозиционные группы, включая Вашу. Мы принципиально этого не делаем. Не знаю, чем это может кончиться для нас»{149}.

Когда Кот спросил у Дурова, может ли он опубликовать информацию про давление ФСБ на «ВКонтакте», Дуров согласился. Кот написал пост в LiveJournal.

На следующий день Дуров опубликовал отсканированный запрос от ФСБ. В документе Управление ФСБ по Санкт-Петербургу просило Дурова «прекратить деятельность» семи групп во «ВКонтакте», связанных с протестами. Через день Дурова вызвали в прокуратуру города. Он не пошел и снова отказался закрывать группы.

Тогда против оппозиции использовали старую, хорошо знакомую технику – вброс компромата. 19 декабря аудиозаписи девяти телефонных разговоров Бориса Немцова появились на сайте Lifenews. В них всегда искренний Немцов давал очень резкие оценки другим оппозиционерам. Немцов рассказал нам, что разговоры были записаны перед декабрьскими манифестациями. «Их задача была простой, – вспоминал он. – Они хотели всех накануне митинга перессорить. Но оппозиция оказалась умнее»{150}. Этот эпизод никак не повлиял на протесты.

Первое контрнаступление Кремля по большей части кончилось ничем. Сочетание запугивания с прямым давлением со стороны спецслужб, натравливание прокремлевских молодежных движений, DDoS-атаки, прослушки телефонов не работали в новых условиях, когда десятки тысяч горожан постоянно обменивались информацией в социальных сетях.

Через пять дней после митинга на Болотной Путин проводил свою ежегодную телеконференцию – «Прямую линию» с журналистами и гражданами, транслируемую главными телеканалами страны. Эта конференция должна была продемонстрировать уверенность Путина в том, что он может выиграть выборы. Он отвечал на вопросы рекордные четыре с половиной часа, демонстрируя расслабленную и уверенную манеру, шутил и улыбался. Путин сидел в большой аудитории, заполненной его сторонниками и функционерами «Единой России». Его несколько раз спросили о протестах, и в голосе Путина появилось раздражение, но он не терял самообладания. Он хорошо подготовился – предложил установить веб-камеры на всех избирательных участках страны.

Потом он перешел в атаку. «Вы знаете, насчет фальсификации, насчет того, что оппозиция недовольна результатами выборов, – здесь нет никакой новизны, это было всегда, всегда есть и всегда будет, – заявил Путин. – Оппозиция на то и существует. Она борется за власть. И поэтому ищет любые возможности, для того чтобы к этой власти подойти и действующую власть оттеснить, обвинить, указать на ее ошибки. В целом это тоже абсолютно нормальная вещь». Другими словами, все жалобы на нечестные выборы объясняются лишь борьбой оппозиции за власть.

Главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов, который был на Болотной, ответил Путину: «Вы говорите про оппозицию, но, поверьте мне, на Болотной площади была не только оппозиция. И Вы сейчас как бы даете ответ на то, что хочет оппозиция, но что Вы ответите тем новым раздраженным, новым обиженным, если хотите, несправедливостью – они считают, что у них украли голоса»{151}.

Но Путин не понял, что ему пытался сказать Венедиктов. Ему, воспитанному в КГБ, казалось, что протест может существовать только при наличии организации, а организация нуждается в лидерах и финансировании. Путин ответил, что, по его информации, на площади были студенты, которым заплатили деньги, а потом перешел к цветным революциям: «Это наработанная схема дестабилизации общества. Думаю, эта схема родилась не сама по себе. Мы знаем события "оранжевой революции" в Украине. Кстати, некоторые из наших оппозиционеров в это время были и на Украине и работали официально в качестве советников тогдашнего президента В. Ющенко. Они естественным образом переносят эту практику и на российскую почву». Путин говорил о Борисе Немцове.

Путин опять пытался представить протесты как какой-то заговор внешних сил. Он отказывался принимать тот факт, что люди пришли на демонстрации не потому, что им кто-то приказал и заплатил.

В конце концов, в раздражении от вопросов про протесты, Путин сделал удивительный комментарий о белой ленте, символе протеста. «Если говорить откровенно, я, когда увидел на экране что-то такое у некоторых на груди, честно вам скажу, неприлично, но тем не менее я решил, что это пропаганда борьбы со СПИДом, что это такие, пардон, контрацептивы повесили. Думаю, зачем развернули только, непонятно. Но потом присмотрелся – вроде нет».

Если Путин думал, что такими сравнениями он убьет протесты и вернет любовь городского среднего класса, он явно просчитался.

Митинг на Болотной воодушевил протестное движение. Активисты, журналисты, оппозиционные политики сформировали организационный комитет. Одним из лидеров стала Ольга Романова, двадцать лет работавшая журналистом. Романова, энергичная привлекательная блондинка, обладает уникальным даром говорить в совершенно разной манере, в стиле от московского профессора до продавщицы. В 1990-е она была известным экономическим обозревателем в газете «Сегодня». Ее карьера все время шла вверх, и в 2004 году Романова получила высшую награду тележурналистов ТЭФИ как ведущая новостей на Рен-ТВ. Но в 2007-м светлая полоса внезапно закончилась – ее муж, успешный бизнесмен Алексей Козлов, оказался в тюрьме из-за конфликта с бизнес-партнером с хорошими связями в спецслужбах. Ольга отчаянно пыталась освободить мужа. Условия содержания в тюрьме ужаснули ее, и она стала публиковать дневник мужа, который тот вел в заключении, – «Бутырка-блог». Ей удалось невозможное – снять табу с этой темы в российском обществе. Вскоре она создала организацию «Русь сидящая», которая объединила родственников посаженных в тюрьму бизнесменов. Она неутомимо ездила по зонам и превратилась в главный ночной кошмар Федеральной службы исполнения наказаний: все знали, что, если в колонию едет Романова, там придется навести порядок.

Для сбора средств на протесты Романова предложила открыть аккаунт на свое имя в «Яндекс. Деньги» – крупнейшей системе онлайн-платежей. Организационный комитет согласился. Зная Романову, было ясно, что собранные на митинги деньги в надежных руках. Было также понятно, что любая попытка запугать Романову будет бесполезной. Аккаунт в «Яндексе» стал известен как «Кошелек Романовой»{152}.

20 декабря «Яндекс» выложил новое приложение, которое позволяло осуществлять переводы в «Яндекс. Деньги» через Facebook. Теперь пользователи могли еще проще сдавать деньги на протесты. Бесстрашная Романова контролировала аккаунты.

Следующий протест был назначен на 24 декабря на проспекте Сахарова. Клишин переименовал протестную страницу на Facebook – он поставил большую фотографию с Болотной и слоган «Мы были на Болотной и придем еще».

Организаторы объявили, что им нужно 3 миллиона рублей. Вскоре Романова сообщила, что собрала больше 4 миллионов, и немедленно опубликовала детальный отчет о том, как будут потрачены деньги. Тем временем Охотинский ОВД-инфо превратился в сайт с двумя горячими телефонными линиями. «Теперь у нас был сайт для сбора данных по всем задержанным. Мы также нашли десять волонтеров мониторить ситуацию», – вспоминал Охотин{153}. С этого момента задержанные знали, куда обращаться за помощью.

Проспект Сахарова проложили к московской Олимпиаде-80, и получилась магистраль с непривычно широкими для столицы тротуарами, застроенная позднесоветскими монументальными зданиями. В советское время проспект назывался Новокировским, и вид его с тех пор почти не изменился. День 24 декабря выдалось холодным, но, несмотря на это, весь проспект заполнили митингующие – на акцию пришли около 100 000 человек. Как и на Болотной, подавляющее большинство представляло интеллигенцию и городской средний класс. Немного отличались плакаты и транспаранты: в этот раз они были сделаны чуть более профессионально. Самым популярным был плакат с изображением главы Центральной избирательной комиссии Чурова в костюме волшебника – намек на его изобретательность в подсчете голосов. Но на проспект пришли и новые люди, которых не было на Болотной, – мужчины средних лет в простых черных куртках и вязаных шапках. Социальная база протеста расширялась. Со сцены выступал Григорий Чхартишвили, известный как писатель Борис Акунин. «Вы хотите, чтобы Владимир Путин снова стал президентом?» – спросил он у толпы. «Нет!» – хором ответили люди. Сергей Пархоменко тоже был на сцене – он фотографировал. Больше всего его впечатлил Алексей Кудрин, бывший министр финансов и вице-премьер, недавно ушедший в отставку, при этом оставшийся сторонником и соратником Путина. На своей странице в Facebook Пархоменко написал, что Кудрин простоял на обдуваемой холодным ветром сцене целых три часа, терпеливо ожидая, когда ему дадут слово. Он осудил фальсификации на выборах, и в какой-то момент протестующие подумали, что он мог быть первым перебежчиком из Кремля.

Люди с нетерпением ждали Алексея Навального, которого три дня назад выпустили из-за решетки. Многие знали его как блогера, но мало кто видел его вживую. В темном полупальто, сером шарфе и голубых джинсах, он поначалу держался в глубине сцены, где висел огромный плакат «Россия будет свободной!». Наконец Романова объявила Навального. Тот был явно взволнован количеством людей, собравшихся на проспекте, но был и очень зол. Навальный вышел вперед и, ухватив микрофон на манер рок-звезды, начал говорить. Техники вывели его лицо на большой экран справа от сцены{154}.

Путина и Медведева он назвал «маленькими трусливыми шакалами». Постепенно Навальный начал заводиться, повышая голос и скандируя лозунг «Кто здесь власть?». Он продолжил: «Мы и есть власть! У нас украли наши голоса. Нас не надо уговаривать подождать до тринадцатого года. Вы готовы ждать?» Толпа крикнула «Нет»! Навальный продолжил: «Вы готовы ждать два года? Вы готовы ждать неделю?» И снова: «Нет!» Навальный нажимал: «Отдайте прямо сейчас! Мы заберем сами! Я вижу здесь достаточное количество людей, чтобы взять Кремль и Белый дом прямо сейчас. Но мы мирная сила, мы не сделаем этого ПОКА. Но если это жулье и ворье будет и дальше пытаться обманывать нас, будет и дальше пытаться врать нам и воровать у нас, мы заберем САМИ. Это НАШЕ!» И снова выкрикнул лозунг: «Мы здесь власть!»

Людям он был интересен, но агрессия, с которой он говорил, многих озадачила, это было видно по лицам. Навальный вышел к толпе, которая очень ждала его, но он оставил ее в недоумении. Собравшиеся были согласны с тем, что он говорил, но не с тем, как он это делал.

Навальный этого не заметил. Никогда прежде он не выступал перед такой большой аудиторией: Болотную он пропустил, потому что был под арестом. Популярностью он был обязан таланту блогера. Единственный опыт массовых акций, который у него был, – участие в ежегодных Русских маршах, на которые приходило 5000–6000 националистов. Именно там он выработал резкую, немного завывающую и напористую манеру. «Смотря на Болотную по телевизору из камеры, мы боялись, что вы больше не придете, – кричал он в микрофон. – Но вы пришли! Вы пришли! В следующий раз мы выведем на улицы Москвы миллион человек!»

27 декабря был отстранен от должности Владислав Сурков, кремлевский серый кардинал и первый заместитель руководителя президентской администрации. Его место занял Вячеслав Володин. Долгие годы Сурков обеспечивал Путину отсутствие конкурентов в политике – через прямое воздействие на СМИ, давление на оппозицию и финансирование прокремлевских молодежных организаций. Но стратегия Суркова не смогла предотвратить протесты.

47-летний Володин сильно отличался от своего предшественника. Коренастый, с высокими скулами и хмурым взглядом, он почти никогда не улыбался. В отличие от Суркова, он не был воспитан олигархами. Сурков любил выставлять себя искушенным интриганом, который в свободное время сочиняет песни для рок-групп и пишет книги (подписывался он вымышленным именем, но при этом делал все, чтобы публика узнала настоящего автора), Володин же был типичным советским бюрократом, привыкшим играть по правилам партийных функционеров. В 1980-е, во время учебы в Саратовском институте механизации сельского хозяйства, он вступил в компартию, а потом женился на дочери бывшего первого секретаря райкома. В 1990-е он стремительно поднялся по карьерной лестнице в саратовской администрации, дослужился до поста заместителя губернатора, а затем переехал в Москву. В 2003-м его назначили вице-спикером Госдумы от партии «Единая Россия». И подчиненные, и руководство считали его человеком жестким и даже безжалостным.

31 декабря оргкомитет объявил о следующей масштабной акции протеста, намеченной на 4 февраля 2012-го. ФСБ снова взялась за проверенные методы. 4 января матери Илья Клишина, живущей в Тамбове, позвонили и вызвали ее на допрос. В тот же день его отцу поступил звонок из местного «Центра Э». «Мои родители были не то что подавлены, но шокированы всем этим. Их первая реакция была совершенно предсказуема: они посоветовали мне держаться подальше от политики», – вспоминает Клишин{155}. Впрочем, этим эпизодом все и ограничилось: спецслужбы Клишина больше не беспокоили.

Президентские выборы были назначены на 4 марта 2012 года. Оппозиция продолжала звать народ на акции протеста, но было ясно, что движение теряет темп: у оппозиции не было человека, который мог бы стать единым кандидатом. Но это была лишь часть проблемы. Как бы не была непопулярна «Единая Россия», лично Путин оставался самым известным политиком в стране. Кремль хотел – и всерьез намеревался – обеспечить ему чистую и честную победу, поэтому не было особенного смысла идти наблюдателями на избирательные участки, как в декабре. К тому же видеокамеры, обещанные Путиным во время «Прямой линии», действительно были установлены на избирательных участках по всей стране.

Ночь выборов Навальный проводил в клубе «Мастерская» на Театральном проезде – в том самом, где в декабре Охотин придумал «ОВД-Инфо»{156}. Когда мы приехали, на улице было уже темно. Путин выиграл выборы в первом же туре, набрав 63,6 %. По пути в клуб мы постоянно наталкивались на группы подвыпивших людей, явно незнакомых с московской топографией. Было очевидно, что они ищут Манежную площадь, где шел митинг в честь переизбрания Путина на третий срок: то, что на это мероприятие участников свозили из регионов, не было большим секретом.

На первом этаже «Мастерской» нас встретили два мрачных мускулистых охранника в черном. Когда мы объяснили, что мы – журналисты из Agentura.Ru, они пропустили нас на второй этаж. «Мастерская» занимала помещение бывших общественных бань: две просторные комнаты с высокими потолками – бывшие мужской и женский залы. Одну из них тем вечером занял Алексей Навальный, во второй собрались журналисты и активисты. Примыкающий к ней небольшой театральный зал превратился в импровизированную телестудию. Настроение было мрачным. Навальный изредка появлялся, но избегал прямых вопросов журналистов, ограничиваясь краткими заявлениями.

В каких-то двухстах метрах от клуба Путин вышел на сцену, чтобы насладиться своим триумфом. Он начал благодарить толпу за поддержку, и неожиданно на его глаза навернулись слезы. До этого Путин никогда не плакал на публике, даже после терактов.

Следующий день начался с кибератаки, на этот раз нового типа. Компания Symanteс, производитель антивирусов, сообщила, что ее эксперты обнаружили странную рассылку по электронной почте. Текст письма содержал лишь одно предложение: «Инструкции по вашим действиям на митинге против Путина», но в прикрепленном файле был вирус. В письмах был макрос, который загружал скрытое приложение, сперва переписывавшее все файлы с расширениями. doc,exe или. zip, а потом запускавшее код, который «убивал» систему.

Атака, впрочем, провалилась. Многим получателям письмо показалось подозрительным, и они просто не стали его открывать. К тому же они хорошо знали: все новости о протестах распространяются через Facebook, а не через непонятно кем написанные письма.

Через две недели первый заместитель директора ФСБ Сергей Смирнов признал, что спецслужбы так и не придумали способ борьбы с соцсетями. На заседании региональной антитеррористической группы Шанхайской организации сотрудничества, включающей Россию, Китай и ряд других государств Центральной Азии, Смирнов заявил: западные спецслужбы используют новые технологии «для создания и поддержания постоянного напряжения в обществах… Наши выборы, особенно выборы президента РФ и предвыборная ситуация, показали, какие возможности здесь открываются с точки зрения блогосферы». Смирнов заявил, что необходимо разработать меры, которые позволили бы адекватно реагировать на применение таких технологий, но признал, что эти методы «еще не выработаны»{157}.

После победы Путина оппозиция растерялась. Ее лидеры приняли решение собрать людей на улицах за день до президентской инаугурации, назначенной на 7 мая. Акция получила название «Марш миллионов» – отчаявшиеся организаторы решили пойти ва-банк. Некоторые лидеры отправились в регионы, надеясь привлечь на марш как можно больше народу.

Но на этот раз все было по-другому: оргкомитет был распущен, Акунин и Пархоменко больше не входили в число организаторов, а Романова не собирала деньги для проведения акции.

И все же 6 мая тысячи людей вышли на улицы и прошли маршем по Якиманке до Болотной. В этот момент стало ясно, что что-то пошло не так.

Чтобы попасть с Якиманки на Болотную площадь, нужно повернуть направо. Митинг был согласован с властями, а это значило, что толпа должна пройти через охраняемые полицией рамки, которые всегда были самым узким местом манифестаций в прямом и переносном смысле.

В этот день полиция для прохода на площадь установила меньше рамок, чем обычно. Очень скоро около них образовалась страшная толкучка, и толпа протестующих оказалась в тисках: пройти дальше им мешали кордоны ОМОНа на Большом Каменном мосту, сзади их подпирали подходившие по Якиманке люди, а пути отхода через набережные реки были перекрыты грузовиками.

На разрешенные акции многие москвичи приходили с детьми – чтобы показать мирный характер протеста, – и 6 мая не был исключением. Сергей Лукашевский, директор Сахаровского центра, привел сразу пятерых – двух дочерей восьми и 13 лет, 15-летнего сына и двух его одноклассников.

Организаторы попытались договориться с полицейскими, чтобы те расширили проход, но переговоры ничего не дали. Мы стояли уже на Болотной площади почти вплотную к сцене, когда кто-то начал кричать: «Садитесь, садитесь! Сидячая забастовка!»

Это был отчаянный шаг со стороны организаторов: напротив кинотеатра «Ударник» Навальный сел на асфальт, рядом с ним сел Немцов вместе со своими друзьями, вслед за ними десятки людей вокруг. Полиция решила, что это провокация. У металлоискателей началось какое-то движение: толпа поднажала и прорвалась, снеся линию желтых туалетов рядом с кордонами полиции. Лукашевский понял, что становится горячо, и стал уводить детей c площади через Лужков мост.

Когда нам удалось выйти с площади, мы натолкнулись на нашего друга журналиста Михаила Шевелева – именно он в 1995 году опубликовал в «Московских новостях» расследование Пархоменко. Всегда веселый и ироничный, сегодня Миша выглядел озабоченным – он привел на Марш 13-летнего сына.

Навальный наконец прошел через кордон и дошел до сцены на Болотной, где уже стоял лидер «Левого фронта» Сергей Удальцов. Он скандировал: «Мы не уйдем! Мы не уйдем!» Полицейские мгновенно стащили его со сцены. Увидев это, Навальный потребовал мегафон. Кто-то сунул ему его в руки, и тот решил проверить звук. К нему тут же подскочили двое полицейских со словами: «Мы вас забираем». «Что? – вскричал Навальный. – Куда забираем? Я еще ничего не сделал! Секунду, секунду!» Он попытался взобраться на сцену, но полицейские его схватили. «Вы за что меня забираете-то?» – спросил он, а потом повернулся к толпе и крикнул: «Не расходиться! Всем оставаться здесь!»

Все это время к одежде Навального был прикреплен микрофон, а весь процесс снимался на камеру для документального фильма. Полицейские выкрутили Навальному руки, завели их за спину и потащили его в автозак. Микрофон так и остался включенным на его одежде. Навальный тихо сказал: «Руку сломаешь». «Сломаешь кисть», – повторил Навальный. «Не дергайся, сломаю руку на фиг, понял», – ответил ему полицейский. «Посажу потом», – прошипел Навальный сквозь зубы. Вдруг послышался крик Навального – полицейский резко заломил ему руку вверх. После чего его закинули в автозак. Это видео со звуком тут же выложили на YouTube.

Ответ Кремля на протестную акцию был жестоким: cотни задержанных, 28 человек были арестованы. К расследованию «дела Болотной» подключили больше двухсот следователей. Полиция провела обыски в квартирах лидеров оппозиции – Навального, Удальцова, Бориса Немцова, Ильи Яшина и телеведущей Ксении Собчак.

Инаугурация Путина состоялась 7 мая в Кремле, как и планировалась. Жестокий разгон митинга на Болотной площади усилил ощущение катастрофы, охватившее оппозицию.

Кремль обвинил оппозицию в провокации и насилии на московских улицах. Тогда оппозиция применила другую тактику: известные русские писатели, в том числе Борис Акунин, Людмила Улицкая, Дмитрий Быков и Лев Рубинштейн, пригласили всех на «прогулку писателей» по Москве. Тысячи людей присоединились к этому мирному маршу по столичным бульварам, выражая протест против разгона марша 6 мая и арестов невиновных.

Навальный запустил русскую версию американского движения Occupy Wall Street: собрал своих сторонников сначала у памятника героям Плевны на Старой площади, а потом привел их на Чистые пруды, где те заняли пространство рядом с памятником казахскому поэту Абаю Кунанбаеву. Лагерь, ставший известным как «Оккупай Абай», продержался чуть больше недели: утром 16 мая полиция разогнала собравшихся, задержала несколько десятков активистов и оцепила Чистые пруды. После этого протесты пошли на спад, и митинги и марши собирали не больше нескольких тысяч человек.

Через месяц после того, как Путин занял президентское кресло в третий раз, Кремль наконец нашел способ воздействовать на соцсети. 7 июня 2012 года четверо депутатов Государственной думы вышли с проектом системы фильтрации интернета по всей стране. Под видом защиты детей от вредной информации предлагалось составить реестр сайтов для блокировки – по сути, речь шла о черном списке.

Сайты блокировались и до этого. Уже пять лет прокуратуры через суды требовали от провайдеров блокировать доступ к запрещенным сайтам. Но это были лишь частные случаи: сайты, заблокированные в одном регионе, оставались доступными в других. Появление единого черного списка позволило бы блокировать неугодные сайты сразу по всей стране{158}.

Ирина Левова работала экспертом в Российской ассоциации электронных коммуникаций – единственной организации, которой как посреднику доверяли и Министерство связи, и интернет-компании. Левова активно выступала против создания черного списка. Когда 10 июля законопроект был принят Думой во втором чтении, она убедила Стаса Козловского, администратора русской «Википедии», развернуть онлайн-протест. Козловский провел опрос в русском вики-сообществе: выяснилось, что 80 % пользователей поддерживают протест. Русская «Википедия» на целый день приостановила работу, а на главной странице висел баннер, предупреждающий, что закон о блокировках может «привести к созданию внесудебной цензуры всего интернета».

К сожалению, акция не дала эффекта. Законопроект быстро прошел все чтения, был одобрен Советом Федерации и 28 июля подписан Путиным. В действие он должен был вступить 1 ноября 2012 года.

Появление черного списка вызвало панику среди крупных интернет-компаний. 2 августа президентская администрации пригласила их представителей на встречу, чтобы обсудить новые реалии, в которых предстояло существовать Рунету. Среди пришедших были три топ-менеджера «Яндекса», включая гендиректора Аркадия Воложа, директор по взаимодействию с государственными органами «Google Россия» Марина Жунич и Ирина Левова. Они приехали на Старую площадь. Их ждали в шестиэтажном здании с огромными окнами, – том самом, куда в 1982 году Велихов приходил поговорить с Юрием Андроповым о персональных компьютерах. В советские времена здесь располагался ЦК КПСС, теперь здесь работала президентская администрация.

Гостей проводили на пятый этаж. Несмотря на недавнюю дорогостоящую реконструкцию, основные элементы советской роскоши тщательно сохранили: коридоры были устланы коврами, стены отделаны деревом, а в лифтах все так же сверкали белизной старые телефоны. В большой комнате с четырьмя огромными люстрами и окнами, занавешенными дорогими шторами, представителей интернет-индустрии встретил сам Вячеслав Володин – неулыбчивый первый заместитель руководителя президентской администрации. С ним были депутаты Госдумы и Совета Федерации.

Главы интернет-компаний поспешили на встречу, боясь, что выбранный способ фильтрации принесет им большие проблемы. Неугодные сайты должны были блокироваться на уровне IP-адресов, но одним адресом могли пользоваться тысячи сайтов, и компании хотели объяснить, чем грозила такая блокировка.

В самом начале встречи Володин заявил: «В сложившихся обстоятельствах фильтрация необходима и неизбежна, но мы должны проработать детали вместе с представителями индустрии». Тем самым он сразу дал понять, что вопрос о цензуре в интернете закрыт и не является предметом для дискуссий.

Интернет-компании на удивление быстро отказались от идеи свободного интернета в России и легко перешли черту, за которой устанавливалась цензура. Смирившись с решением властей как со свершившимся фактом, они предпочли сосредоточиться на технических деталях. Жунич волновало то, что в случае фильтрации по IP блокировка, к примеру, одного видеоролика на YouTube неизбежно приведет к блокировке всего ресурса. Фактически интернетчики обсуждали, как сделать цензуру более эффективной. Володин предложил создать рабочую группу по этому вопросу. Интернет-компании вели себя пассивно и смирно, совсем как десять с лишним лет назад, когда провайдеров обязали установить СОРМ{159}.

Вернувшись в офис, Левова бросилась проверять, какие существуют технологии, которые могут блокировать страницу, не блокируя при этом весь сайт. Единственный способ, который она нашла, ей совершенно не понравился: это было так называемое «глубокое чтение пакетов» (DPI – Deep Packet Inspection), крайне агрессивная технология, которая позволяла не только фильтровать трафик, но и проникать в его содержимое.

Большая часть технологий, анализирующих интернет-трафик, способна видеть лишь заголовки передаваемой через сеть информации, а также точку отправки данных и их конечный пункт назначения. Технолoгия DPI позволяет провайдеру заглянуть внутрь пакетов информации. «Вы можете не только посмотреть адрес на конверте, но и открыть его и прочитать письмо», – так описал нам действие DPI один из инженеров, работающий с этой технологией. Технология давала провайдерам возможность не только мониторить трафик, но и фильтровать его, зажимая определенный сервис или блокируя контент.

В конце августа 2012 года Министерство связи вместе с крупными интернет-компаниями пришли к выводу, что единственным способом исполнения нового закона было использование технологии DPI. «На примере YouTube они обсуждали, чтобы в случае, если появился ролик, был заблокирован именно он, а не YouTube. И они договорились об этом механизме, который всех устроил. Это был DPI», – рассказал нам Илья Пономарев, оппозиционный депутат Государственной думы, но в то время один из активных сторонников появления черного списка{160}.

Между тем неправительственные организации, занимающиеся проблемами privacy, считали, что с помощью этой технологии власти могут вторгаться в личную жизнь граждан.

«Ни одна западная демократия пока не пришла к установке черных ящиков DPI из-за того разрушительного эффекта, который это окажет на свободу слова и тайну частной жизни, – утверждает Эрик Кинг, глава исследовательского направления в Privacy International. – DPI позволяет государству влезть в интернет-трафик каждого и читать, копировать и даже модифицировать его письма и просмотренные страницы: мы знаем, что такие технологии использовались в Тунисе до революции»{161}.

Тестирование системы фильтрации прошло в сентябре, за два месяца до официального запуска. Прокуратуры сразу нескольких регионов потребовали заблокировать доступ к противоречивому фильму «Невинность мусульман», где в оскорбительном виде выставлялась фигура Пророка{162}. В конце сентября три самых крупных телефонных оператора, предоставляющих в том числе и доступ к интернету, – МТС, «Вымпелком» и «Мегафон», – запретили доступ к этому видео. А «Вымпелком» заблокировал доступ к YouTube, где размещался фильм «Невинность мусульман», на территории Северного Кавказа{163}. МТС и «Мегафон» заблокировали только доступ к самому фильму. К моменту ввода цензуры у крупнейших операторов уже стояло оборудование DPI всех главных компаний-производителей: канадской Sandvine, израильской Allot, американских Cisco и Procera и китайской Huawei{164}.

Российские власти не могли упустить возможности, которые давала DPI, и для слежки в интернете. В сентябре в рамках конференции по информационной безопасности в «Крокус Экспо» собрали круглый стол по СОРМ. Дискуссия была рассчитана на профессионалов, и помещение заполнили руководители отделов СОРМ мобильных операторов и представители компаний – производителей оборудования. Самая жаркая дискуссия развернулась вокруг DPI. Большинство присутствующих были уверены: эта технология в сочетании с СОРМ – единственный способ перехвата информации в эру облачных технологий{165}.

Тем временем прокремлевские телеканалы буквально бомбардировали зрителей передачами, громящими оппозицию. В октябре 2012 года в эфир вышел двухсерийный документальный фильм «Анатомия протеста». В центре внимания был один из лидеров левой оппозиции, Сергей Удальцов, – в фильме утверждалось, будто он готовит государственный переворот. В квартире Удальцова прошел обыск, и против Сергея было возбуждено уголовное дело.

У протестующих было другое телевидение. Еще летом организаторы пообещали создать нечто вроде Координационного совета оппозиции, который объединил бы все политические силы, оппозиционные Путину и в то же время стал бы переговорной площадкой в диалоге с Кремлем. 21 сентября активные участники протестного движения – помощник Навального Леонид Волков и редактор Afisha.ru Юрий Сапрыкин, – приехали на телеканал «Дождь» к Михаилу Зыгарю. Предполагалось, что члены совета оппозиции будут избираться демократическим путем, на выборах, которые должны были пройти 20–22 октября. Волков и Сапрыкин предложили организовать на «Дожде» серию дебатов и транслировать их в интернете.

Зыгарь сразу загорелся этой идеей. «Тогда у нас еще не было ощущения опасности, нам казалось, что мы должны делать то, чего ждали от нас люди, соответствовать их ожиданиям», – вспоминает он. Но Зыгарь беспокоился, будет ли подобная акция соответствовать принципам, которые исповедовал канал, не увидят ли в этом пропаганду определенной политической силы. Он успокаивал себя мыслью, что в дебатах будут участвовать люди с разными политическими взглядами и что невозможно будет отдать предпочтение кому-то одному. Оппозиция действительно была разношерстна, от либералов до националистов. Зыгарь решил транслировать дебаты в полночь, позже прайм-тайма, – чтобы смотрели их только те, кому они были действительно интересны. Круг участников определился за каких-то пару дней{166}.

Дебаты на «Дожде» начались 1 октября и транслировались каждый день в течение почти трех недель. Они стали очень популярны. «До них самый большой рейтинг получали наши выпуски новостей. Теперь же мы видели, что пик популярности приходится на полночь», – рассказывает Зыгарь. Сапрыкин, выступавший на дебатах одним из ведущих, вспоминает, что немного боялся этих эфиров: слишком уж разные точки зрения на них высказывались. И все же благодаря этому оппозиция обрела голос, получив реальную возможность высказаться. И при этом «Ничего Такого Не Произошло», – напишет он позже{167}. Россияне впервые с 1990-х могли наблюдать за настоящими политическими дебатами.

Кремль же сделал вид, что ничего не заметил, – ни эфиров на «Дожде», ни создания Координационного совета оппозиции.

1 ноября Роскомнадзор запустил Единый реестр запрещенных сайтов – тот самый черный список, которого все так боялись. Вслед за этим усилилось давление на активистов. 16 ноября Носика вызвали на допрос: он помог запустить сайт, на котором освещались выборы в совет оппозиции. Вскоре он ушел из LiveJournal. В ноябре Лев Гершензон покинул Yandex. Он объяснил, что годами работал над улучшением алгоритма отбора новостей, но к концу 2012-го понял: каким бы ни был алгоритм, он не способен решить новую проблему – в разных СМИ стало все меньше различий. С этим технология справиться не могла.

Протесты показали Кремлю, что методы, придуманные в 2000-х, – сочетание DDoS-атак, компромата и запугивания, – не сработали, когда десятки тысяч людей вышли на улицы. Тогда власти решили поставить Сеть под контроль техническими средствами, с помощью фильтрации. В стране вводилась интернет-цензура, но власти не стали копировать советский опыт, когда прессу цензурировали чиновники Главлита, сидевшие в каждой редакции.

Теперь цензурой занимались не государственные органы, будь то Роскомнадзор или ФСБ. Роскомнадзор лишь выбирал, что нужно запретить, но блокировать сайты и страницы должны были сами провайдеры и операторы.

Новая система требовала по всей стране много специалистов, работающих в индустрии телекоммуникаций. Это должны были быть технически грамотные люди, не задающие лишних вопросов и знающие, что такое секретность, потому что черный список Роскомнадзора был засекречен.

В России хватало таких специалистов.