Глава 6 Двухтысячные

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Президент Путин не забыл, как медиаимперия Владимира Гусинского чуть не уничтожила Кремль. Он был убежден, что власть должна контролировать телевидение как самый массовый и эффективный способ передачи информации. Но именно тогда, когда Путин решил разобраться с телевидением, в мире медиа началась цифровая революция, – газеты и телеканалы стали терять популярность, а люди начали все больше доверять онлайн-ресурсам. Было ясно, что новые медиа наступают, и положение вещей скоро кардинально изменится.

Путин выиграл президентские выборы 26 марта и принял присягу 7 мая 2000 года в Большом Кремлевском дворце, в сияющем золотом Андреевском тронном зале. Через четыре дня, 11 мая, в офис «Медиа-Моста» в Палашевском переулке в Москве ворвались вооруженные люди в камуфляже. Еще через месяц, 13 июня, был арестован и сам Гусинский. Его отправили в Бутырку, старинную тюрьму в центре Москвы. Медиамагната посадили в тесную камеру с тремя другими заключенными.

На следующее утро во время встречи с адвокатом Гусинский написал на копии постановления суда об аресте: «Это политическая интрига, организованная высокопоставленными представителями власти, для которых свобода слова представляет опасность и помеху для реализации их попыток построения в их понимании "новой России", а на самом деле возврата к тоталитарному прошлому»{100}.

Вскоре ему передали сообщение от министра печати Михаила Лесина. Предложение было простым: «Медиа-Мост» в обмен на свободу. После трех дней в тюрьме Гусинский согласился. 16 июня его освободили, и прямо из Бутырки он поехал в офис «Медиа-Моста», где тайно записал видеообращение, в котором заявил, что согласился продать компанию под давлением.

Гусинского поместили под домашний арест. Следующие три недели его адвокаты прорабатывали условия продажи активов «Медиа-Моста» компании «Газпром», государcтвенному газовому монополисту. В конце концов Гусинский подписал соглашение, и Лесин его завизировал, выступив гарантом со стороны государства. Только после этого Гусинскому было позволено покинуть страну, и он улетел в Лондон, в изгнание.

Несмотря на подписанное соглашение, отдавать компанию Гусинский не хотел. Чтобы надавить на него, Генпрокуратура с помощью спецслужб и правоохранительных органов организовала массированную атаку на СМИ «Медиа-Моста». Последовали аресты, уголовные дела, обвинения, визиты в офисы холдинга сотрудников ФСБ и налоговой полиции. Финансового директора «Медиа-Моста» Антона Титова посадили в тюрьму по обвинению в мошенничестве в особо крупных размерах.

Напряжение нарастало. В январе 2001 года Татьяну Миткову, одну из самых популярных ведущих НТВ, вызвали на допрос в Генеральную прокуратуру. Журналисты телеканала поняли, что настал момент, когда они сами должны что-то предпринять. Коллега Митковой Светлана Сорокина, которая брала первые телеинтервью у Путина в качестве директора ФСБ, а потом и премьера, обратилась к президенту в прямом эфире: «Владимир Владимирович, мы, конечно, не олигархи и не акционеры, но НТВ – это прежде всего именно мы. Может, найдете время, встретитесь с нами?» В тот же день ей перезвонил Путин, и через несколько дней одиннадцать журналистов телеканала пригласили на встречу в Кремль.

В полдень 29 января журналисты собрались на Красной площади. Их встретили и проводили через ворота Спасской башни в Сенатский дворец – здание в неоклассическом стиле, купол которого хорошо виден с Красной площади.

Со времен революции Сенатский дворец был символом государства и местом, где жили cоветские лидеры: здесь жил Ленин, и у Сталина здесь тоже была небольшая квартира.

Журналистов проводили на третий этаж, в президентскую библиотеку. Круглый зал библиотеки совсем недавно отреставрировали, на дорогих деревянных полках за стеклом стояли прекрасные тома, по большей части энциклопедии, книги по русской истории и подарки иностранных лидеров.

Светлану Сорокину сразу отозвали для личной беседы с Путиным, а остальным было предложено подождать. Сорок минут Путин проговорил с Сорокиной, и только после этого вошел в библиотеку в сопровождении сотрудников президентской администрации Владислава Суркова и Алексея Громова.

Путин обошел журналистов, пожав каждому руку. После протокольной съемки все сели за круглый стол.

Виктор Шендерович, известный телеведущий и сатирик, в этот день был в плохом настроении. «Мне не нравилась сама идея просить президента, будто мы были его рабами. Я не верил, что все это может хорошо кончиться», – вспоминал он. Он знал, что Кремль выдвинул руководству НТВ три условия: прекратить расследование о коррумпированности членов ельцинской семьи, перестать критиковать войну в Чечне и убрать кукольного двойника Путина из программы Шендеровича «Куклы». Эта сатирическая программа, высмеивающая всех известных российских политиков, выходила уже пять лет и была мегапопулярной. Среди ее персонажей была и кукла Ельцина, и куклы других высших чиновников, но Путин не любил, когда над ним смеялись. Незадолго до этого Шендерович изобразил Путина в образе крошки Цахеса из сказочной повести Гофмана – уродливого карлика, имеющего магическую власть над людьми{101}.

Шендерович решил выступить первым: «Товарищи мои – люди серьезные, а я со своим шутовским амплуа могу себе позволить чуть больше остальных». Шендерович спросил Путина, готов ли тот говорить откровенно, или они будут оставаться в рамках взаимного пиара. «Какой пиар? – спросил Путин. – Я в этом ничего не понимаю…» – и внимательно посмотрел на Шендеровича. Тогда тот попросил Путина отпустить заложника – финансового директора НТВ Антона Титова. Путин ответил, что как президент он не может вмешиваться в дела Генеральной прокуратуры.

Встреча была настоящей катастрофой. В самом начале Сорокина передала Шендеровичу бумажку, на которой было два слова: «Все бесполезно». Но Шендерович и другие журналисты продолжали задавать вопросы, и на каждый Путин давал вежливые, но пустые ответы. Он сказал, что не может поговорить с генеральным прокурором, потому что прокуратура в России является независимым институтом. Он утверждал, что не назначал генпрокурора, потому что это в компетенции Совета Федерации, – президент только представляет кандидатуру на рассмотрение. «Этот фокус (подмену сути дела его формальной стороной) президент за время беседы успел показать нам еще несколько раз», – вспоминал Шендерович.

Но журналисты прекрасно понимали, насколько далеки слова Путина от реальности. «Как поступает человек, которому раз за разом лгут в лицо? – вспоминал потом Шендерович. – В самом тихом случае – он просто встает и уходит. Наверное, так и надо было сделать, но никто не решился (все-таки президент России!), и мы просидели три с половиной часа». Главный редактор НТВ Евгений Киселев считал, что Путин хотел их завербовать, рисуя им прекрасное будущее, если они откажутся от критики Кремля. «Когда он понял, что мы на это не пойдем, он сразу стал очень враждебен и перешел к угрозам. Он сказал мне: "А вы, господин Киселев, мы знаем все о ваших часовых телефонных разговорах с Гусинским", – вспоминает Киселев. – Я спросил его: "Значит ли это, что вы прослушиваете мой телефон?" Но он сделал вид, что не расслышал, и отвернулся».

Три месяца сотрудники НТВ провели в тревожном ожидании, пока ночью с 13-го на 14 апреля журналистов не выгнали из редакции телеканала на восьмом этаже телецентра «Останкино».

Со старым НТВ было покончено. Через два дня закрыли газету «Сегодня». Из редакции журнала «Итоги», где главным редактором был Пархоменко, выставили 74 сотрудника. Крупнейшая независимая от Кремля медиаимперия была разгромлена.

Журналисты «Медиа-Моста» боролись отчаянно, но практически в одиночку. Журналистское сообщество не проявило солидарности и не поддержало их. Мы в то время работали в «Известиях», и, хотя Ирина могла свободно писать репортажи про давление на «Медиа-Мост», большая часть редакции равнодушно отнеслась к делу НТВ, а некоторые даже испытывали чувство тайного удовлетворения.

Журналистов НТВ уважали за профессионализм, но многие считали их высокомерными. К тому же им платили лучше, чем на других каналах. Многие российские журналисты отказывались верить НТВшникам, говорившим, что цель Кремля – уничтожить единственный в стране независимый телеканал. Они считали, что Гусинский ввязался в большую политику и проиграл. Они не рассматривали войну против СМИ Гусинского как атаку на них самих или на свободу слова в целом.

Тем временем общество стало отворачиваться от журналистов. Поток компромата в конце 1990-х и войны между телеканалами в 1999-м скомпрометировали саму идею репортерского расследования. Некоторые известные репортеры, сделавшие имя в 1990-х, оказались коррумпированными и брались публиковать заказухи, если им хорошо платили{102}.

Журналистика утратила безоговорочное доверие, завоеванное в перестроечные годы. Кроме того, пресса стала ассоциироваться с западными либеральными ценностями, которые появились в России после распада СССР. Многие озлобились на Запад после финансового кризиса 1998 года, решив, что свободный рынок и демократия – идеи, заимствованные на Западе, – не дали ничего, кроме хаоса.

Тем временем репортеры стали терять не только доверие публики, но и работу. За семь лет авторы этой книги сменили пять мест работы: отдел политики «Известий» разогнали, главного редактора газеты «Версия» уволили, «Московские новости» закрыли, после чего коллектив газеты пытался запустить политический журнал, а потом сайт, но и они долго не продержались. В 2006-м мы присоединились к команде «Новой газеты», но через два года ее руководство решило резко сократить освещение деятельности спецслужб, и нас уволили. И в такой ситуации оказались очень многие репортеры.

В начале и середине 2000-х московские газеты и журналы часто меняли владельцев, в конце концов оседая в руках лояльных Кремлю олигархов. Но для публики этот процесс проходил практически незаметно. 6 октября 2006 года в центре Москвы была убита Анна Политковская – самая известная в стране независимая журналистка, занимавшаяся расследованиями военных преступлений. В Париже почтить ее память собралось больше людей, чем в Москве. Заказчики преступления не найдены до сих пор.

Пока Кремль ставил под контроль телеканалы и газеты, олигархи обратили внимание на интернет. В 1999–2000 годах были запущены самые заметные российские интернет-ресурсы – в частности, «НТВ.ру» Гусинского (переименованный в 2002-м в Newsru.com) и Grani.ru Березовского. Gazeta.ru еще в сентябре 1999-го Павловский продал олигарху Михаилу Ходорковскому.

«Фонд эффективной политики» Павловского, продолжавший играть на стороне Путина, запускал один за другим амбициозные проекты вроде онлайн-газет Lenta.ru и Vesti.ru или национальной службы новостей Strana.ru – как утверждалось, медиа-ресурса нового поколения, публиковавшего не только текстовые, но и видео– и аудиоматериалы. Редактором Strana.ru стала заместитель Павловского Марина Литвинович – та самая, что пришла с Артемием Лебедевым на встречу Путина с интернет-деятелями в декабре 1999 года{103}.

Все эти ресурсы обходились минимумом штатных корреспондентов, будучи прежде всего новостными агрегаторами. Лишь у сайта Gazeta.ru была полноценная редакция с корреспондентами, имевшими опыт работы в печатных изданиях, – перезапуск проекта был сделан бывшими репортерами «Коммерсанта». Но это делало его и самым затратным: новостные агрегаторы обходились командой редакторов, в чьи задачи входило как можно быстрее перелицовывать новости из агентств и газет. Подача и внешний вид были важнее проверки фактов. Все понимали: наступила новая эпоха.

23 октября 2002 года группа вооруженных чеченских террористов захватила здание театрального центра на Дубровке в Москве, когда на сцене шел мюзикл «Норд-Ост». Кошмар длился три дня. В субботу, 26 октября, спецназ ФСБ взял здание штурмом. По официальным данным, погибли 130 человек, большинство из которых отравились газом, содержащим фентанил, наркотическое вещество с анестезирующим эффектом. Его использовали, надеясь усыпить террористов. Во время и после штурма поток новостей и комментариев, критикующих операцию по освобождению заложников, затопил Рунет. Свидетельства очевидцев, фотографии отравленных людей в автобусах циркулировали по всем новостным агрегаторам. К этому Кремль был явно не готов.

В то время мы работали в еженедельнике «Версия». В воскресенье, 27 октября, на следующий день после штурма, мы поняли, что не можем ждать неделю до выхода свежего номера. У нас был репортаж о том, какой катастрофой закончился штурм, но нужно было найти, где его опубликовать. Мы поставили материал на собственный сайт Agentura.ru, который при поддержке «Релкома»{104} запустили за два года до того для освещения деятельности российских спецслужб. Репортаж был тут же перепечатан ведущей итальянской газетой La Stampa.

В пятницу, 1 ноября, когда новая «Версия» наконец должна была уйти в печать с нашей статьей, в редакцию пришла группа сотрудников ФСБ. Они хотели задержать номер, но, к счастью, опоздали: номер уже отправился в типографию. Тем не менее несколько компьютеров, включая редакционный сервер и компьютер Андрея, сотрудники ФСБ унесли с собой{105}. Рейд шел уже несколько часов, и главный редактор, опасаясь, что нас могут арестовать, запретил нам появляться в редакции. Мы нашли небольшое кафе на Старом Арбате, где и решили дождаться развития событий. Через некоторое время двери распахнулись, и внутрь влетели наши коллеги, с которыми мы работали еще в конце 1990-х в отделе происшествий газеты «Сегодня». Сразу же стало весело, ребята подшучивали над нашим положением. Посыпались десятки идей, как можно организовать для нас общественную поддержку. Увы, многие из них были чистой воды фантазиями. Мы слишком хорошо знали, что на этот раз все иначе. Было очевидно, что издания, в которых теперь работали наши друзья, не готовы поддерживать опальных журналистов. Ставки были слишком высоки.

Шли недели, и ФСБ продолжала давить на «Версию». Журналистов еженедельника, включая нас, вызывали на допросы, и по некоторым вопросам следователей мы поняли, что нам грозит обвинение в разглашении государственной тайны.

Но власти не учли новый фактор – реакцию независимых интернет-медиа. Через несколько дней после рейда ФСБ мы отправились в офис Newsru.com – несколько тесных комнаток в бывшем здании «Медиа-Моста» в Палашевском переулке. Мы пришли к главному редактору ресурса, Лене Березницкой-Бруни, с которой сдружились еще в газете «Сегодня». Лена обещала помочь: то, чем закончился штурм театрального центра, ее буквально взбесило. Newsru.com организовал общественное давление, сообщая о каждом допросе, о каждом движении спецслужб в нашу сторону, и в конце концов ФСБ отступила. Спустя полгода редакции даже вернули компьютеры.

Другие традиционные СМИ, задававшие неудобные вопросы о действиях спецслужб во время «Норд-Оста», тоже попали под удар. Радиостанция «Эхо Москвы» получало официальное предупреждение за трансляцию интервью с террористами. Было приостановлено вещание телеканала «Московия». Репортажи НТВ о захвате заложников критиковал лично Путин{106}.

Но Кремль не успевал за независимыми интернет-ресурсами. Они были быстрей, умней и технологичней. На этот раз поток информации повернулся против Кремля. Прокремлевские сайты Павловского проигрывали сражение за интернет-аудиторию.

В 2002-м Павловский продал два проекта, Vesti.ru и Strana.ru, государственной корпорации ВГТРК. Если это была попытка усилить информационные возможности Кремля дополнительными силами, то она провалилась. Сайты оказались слишком неповоротливыми и реагировали на события, выдавая банальные материалы, продвигающие официальную точку зрения. Воздействовать на общественное мнение у них не очень получалось. Через несколько лет Strana.ru была перезапущена в качестве энциклопедии российских регионов.

В середине 2000-х журналисты продолжали терять работу. Для многих интернет стал единственным местом, где они могли высказываться публично. При этом у интернет-медиа не было ресурсов, чтобы оплачивать журналистские расследования и репортажи. Так репортеры превратились в блогеров и комментаторов, что было значительно дешевле. Подавляющее большинство было настроено критично к Кремлю, и их главной площадкой стал LiveJournal.com.

Среди первых русскоязычных пользователей этого сервиса был Антон Носик, вскоре ставший самым читаемым российским блогером. В 2007-м он стал «евангелистом по социальным сетям» компании SUP Media, владеющей LiveJournal.com.

Кремль ответил на интернет-бум проверенным методом, уже доказавшим свою эффективность с газетами, – покупкой ресурсов лояльными олигархами.

Gazeta.ru, единственное на тот момент онлайн-СМИ, имевшее полный штат репортеров, стала первым ресурсом, на котором был опробован этот подход. В 2006 году ресурс приобрел Алишер Усманов, близкий к Кремлю основатель горно-металлургической компании «Металлоинвест». К тому времени Усманов уже успел купить издательский дом «Коммерсантъ». Вскоре в его руках оказалась и доля компании, владеющей LiveJournal.com.

В мае 2008 года Путин передал президентское кресло Дмитрию Медведеву, а сам стал премьер-министром. Молодой Медведев был представлен публике как политик либеральных взглядов, интересующийся интернетом и технологиями. Но это был все тот же Медведев, который в 2000-м руководил избирательной кампанией Путина из бизнес-центра «Александр Хаус».

Алексею Солдатову, одному из пионеров Рунета, было предложено место в правительстве Медведева – должность заместителя министра связи. Солдатов согласился: совместное предприятие «Релкома» с ФАПСИ закончилось ничем, и компании приходилось выживать в условиях жесткой конкуренции с крупными провайдерами, имевшими собственные линии связи – преимущество, которого у «Релкома» никогда не было. В отчаянной попытке выжить команды «Релкома» и «Демоса» попытались объединиться, но из этой затеи ничего не вышло, и в конце концов национальная сеть «Релкома» прекратила свое существование.

Отношения Солдатова с сыном снова не ладились, и о назначении отца Андрей узнал от корреспондента РБК, позвонившего ему за комментарием. Звонок застал Андрея на парковке «Новой газеты», когда тот накачивал шину своего «Опеля». «Андрей, да брось ты свой старый "Опель", черный БМВ с мигалкой уже в пути!» – не удержались коллеги из редакции.

Через несколько месяцев после вступления Медведева в должность, в августе 2008-го года, началась война с Грузией. Российская армия разгромила грузинскую за шесть дней, но Кремль был недоволен освещением событий в СМИ, особенно в интернете.

Самым популярным поисковиком в стране к тому времени стал «Яндекс». Каждый день СМИ соревновались, чтобы попасть в его топ новостей. К концу 2000-х российский средний класс, особенно его образованная часть, уже отвык узнавать новости из утренних газет, предпочитая главную страницу «Яндекса».

В 2008-м «Яндекс» занимал девятое место в списке крупнейших в мире поисковых систем{107}. Компания росла настолько быстро, что руководство задумалось о необходимости переезда из здания на улице Самокатная, куда «Яндекс» перебрался каких-то три года назад. Этот живописный район Москвы на набережной Яузы был в основном застроен краснокирпичными заводскими зданиями конца XIX века. «Яндекс» быстро отремонтировал здание бывшей ткацкой фабрики, переделав его в штаб-квартиру интернет-гиганта: с велопарковкой, открытым внутренним пространством, стойкой ресепшен под логотипом компании и корпоративным музеем с выставленным на обозрение первым сервером «Яндекса».

В начале сентября 2008 года, под конец рабочего дня, два черных БМВ со спецсигналами въехали в ворота на Самокатной, мимо двух деревянных лошадей, раскрашенных детьми сотрудников «Яндекса».

Машины остановились у входа бывшей фабрики. Из них вышли Владислав Сурков, замглавы президентской администрации, и Константин Костин, замначальника управления внутренней политики администрации{108}. Они поднялись на второй этаж, в кабинет гендиректора «Яндекса» Аркадия Воложа.

В те дни главной заботой команды «Яндекса» был Алишер Усманов, владелец «Коммерсанта» и Gazeta.ru, акционер Livejournal.com, Mail.ru и Vkontakte.ru, который настойчиво делал Воложу предложения о покупке. Его действия таинственным образом совпали по времени с проблемами, внезапно возникшими у компании: новый дата-центр не мог запуститься из-за отсутствия какой-то подписи, возникли странные уголовные дела вокруг «Яндекс. Денег», где гендиректор Волож вдруг превратился в ответчика. Волож был частым гостем в президентской администрации, где пытался найти поддержку. Но первым, кого он встречал в коридорах администрации, был сам Усманов.

Люди «Яндекса» думали, что Усманов и будет главной темой встречи с чиновниками администрации. Поэтому Волож пригласил на встречу Елену Ивашенцеву, старшего партнера инвестиционного фонда Baring-Vostok, старейшего акционера «Яндекса».

Лев Гершензон, 29-летний руководитель сервиса «Яндекс. Новости», был предупрежден о встрече на тот случай, если понадобятся его объяснения по поводу работы алгоритма «Яндекс» при отборе новостей для главной страницы. Гершензон знал о недавней встрече Воложа с Медведевым, во время которой тот заметил на столе президента несколько скриншотов главной страницы «Яндекса», где в топе новостей фигурировали грузинские СМИ. «Задач было две, – вспоминает Гершензон. – Во-первых, показать и убедить их, что это робот. Ну как можно убедить? Открыть и показать шестеренки – продемонстрировать внутренний интерфейс, механизм его работы. Во-вторых, объяснить, как формируется рейтинг источников, доказать, что новости выбираются алгоритмом, и никого случайного там нет».

Вскоре после начала встречи Волож вызвал Гершензона в свой кабинет. Когда тот вошел, все действующие лица были уже на месте: на диване сидели Волож, двое его сотрудников и Ивашенцева, Сурков и Костин стояли у стола. Гершензона представили, Сурков и Костин не представились. Они пожали друг другу руки, и Гершензон поспешил к столу, но по пути снес стоявший на нем стакан – тот упал на пол и разбился. Смущенный Гершензон раскрыл ноутбук, подключил его к телевизору и начал показывать слайды.

Мягкие манеры, очки и интеллигентный голос скрывали принципиального, твердого человека – Гершензон принимал участие во всех антипутинских протестных маршах. Он был лингвистом, а не программистом, и осенью 2005-го вместе с командой друзей пришел в «Яндекс» для работы над особым проектом, целью которого было научить поисковую систему определять события, так или иначе связанные с публичными людьми, и встраивать их в новостную ленту. Вскоре его назначили руководителем всего новостного сервиса. Он в деталях знал, как это работает, и, выступая перед Сурковым и Костиным, прекрасно понимал, что стоит на кону{109}.

Подтянутый и энергичный 43-летний Сурков считался серым кардиналом Кремля{110}. Он сделал потрясающую карьеру: отслужив в спецназе, в начале 1990-х стал личным телохранителем олигарха Михаила Ходорковского, быстро вырос до его главного рекламщика, а затем и пиарщика. В 1999 году он уже работал в президентской администрации. При Путине он стал автором идеи по превращению России в «суверенную демократию». Термин был придуман Сурковым – его смысл был в том, что демократия в России должна развиваться по правилам, отличным от тех, что действовали в остальном мире{111}. Среди его проектов было создание прокремлевской молодежной организации, члены которой могли бы выходить на улицы и противостоять массовым протестам и цветным революциям. Именно Сурков выстроил эффективную систему укрощения СМИ. Во время встречи Путина с журналистами НТВ он сидел по правую руку от президента.

Костин, чересчур грузный для своих 38 лет, имел за плечами непродолжительный опыт работы в «Коммерсанте», затем в пиаре, потом в принадлежавшем Ходорковскому банке МЕНАТЕП, где познакомился с Сурковым. Он работал над рядом прокремлевских проектов, поддерживал хорошие отношения с Сурковым, а в июне 2008 года стал его правой рукой в президентской администрации.

«Я был там минут двадцать. Рассказал им о том, как выбираются новости, какие факторы влияют на их расположение в рейтинге, показывал топ», – вспоминает Гершензон. Сурков перебил его, указав пальцем на заголовок, взятый с либерального сайта. «А это наши враги, – сказал он. – Этого нам не надо!» Гершензон страшно удивился: «Я не думал, что взрослый человек на полном серьезе может произносить такое».

После того, как Гершензон покинул кабинет, Сурков объяснил руководству «Яндекса», что Кремлю нужны успешные бизнес-истории. Он явно хотел показать, что власти предлагают «Яндексу» дружбу, но Костин вдруг запросил доступ к интерфейсу новостного сервиса, о принципах работы которого рассказал Гершензон. Когда кремлевские наконец ушли, яндексовцы решили обсудить, что только что произошло. «Мы были шокированы», – рассказывает Гершензон. Он попытался убедить руководство, что близкое сотрудничество с Кремлем может плохо кончиться: «Я сказал им: ребята, не забывайте, что вы им нужны тоже. Мы что, уже воюем? Это не наши понятия, мы не должны разговаривать на их языке, в категориях "друг" – "враг"».

Суркову и Костину хотелось контролировать не только то, что пишут традиционные СМИ, но и то, что видит растущая интернет-аудитория на главной странице «Яндекса». Они желали определять политическую повестку каждый день, каждый час. Когда они пытались заставить «Яндекс» исключить оппозиционные сайты из алгоритма подбора новостей, стало понятно: эти двое хотят контролировать не только СМИ, традиционные и онлайн, но вообще весь русскоязычный интернет.

Весной 2009 года Костин снова приехал в «Яндекс», и сотрудники предложили компромисс. Операционная модель «Яндекса» предусматривала отношения со всеми включенными в новостную базу данных СМИ, которые получали статус «партнеров». Костину предложили стать «партнером» «Яндекса». Для него даже придумали специальное название – «заинтересованный представитель ньюсмейкера». Чиновнику также дали номер телефона – на случай, если у президентской администрации возникнут вопросы о выбранных новостным алгоритмом заголовках. «Понятно было, что им не интересно, как что работает, – вспоминает Гершензон. – Их интересовало только одно – чтобы у них было то, что нужно, а что не нужно, не было. Но мы с ними очень удачно играли в эту игру». Костин регулярно звонил, Гершензон писал в ответ объяснительные письма. «Все ваши объяснения крайне неубедительны», – отвечал Костин.

В большинстве случаев причинами гневных звонков были собственные промахи президентской администрации. Кремль запросто мог представить какую-нибудь инициативу, которую надо было продвигать, и требовал от проправительственных СМИ написать о ней, вот только эти СМИ часто ставили идентичные тексты. Робот «Яндекса» тут же определял дубликаты и помещал их внизу рейтинга. «Мы им говорили – ну, вы хоть скажите своим журналистам, чтобы они разные тексты писали», – вспоминает Гершензон.

Какое-то время эта игра удовлетворяла Кремль. «Яндекс» выстоял под давлением властей.

6 сентября 2008 года Медведев изменил структуру МВД. Департамент, отвечавший за борьбу с организованной преступностью и терроризмом, был расформирован. Вместо него появилась структура, призванная бороться с экстремизмом: по всей стране появились Центры «Э». В разгар экономического кризиса власти боялись массовых волнений. Совместно с ФСБ новый департамент МВД запустил масштабную программу по мониторингу всех видов гражданской активности, подразумевавшую надзор за религиозными организациями, непарламентскими политическими партиями и неформальными молодежными группами.

Был провозглашен принцип «превентивности», и огромные ресурсы тратились на создание обширной базы данных потенциальных нарушителей, а также на разработку и внедрение системы, способной отслеживать передвижение на всех видах транспорта. Замысел был прост: получить технологии, которые можно использовать, чтобы помешать активистам добраться до места проведения демонстраций и митингов. МВД, ФСБ и местные власти начали активно закупать самые современные технологии слежки и контроля: беспилотники, камеры CCTV с функцией распознавания лиц и многое другое. В первую очередь это оборудование было установлено на центральных станциях московского метрополитена и на вокзалах{112}.

Все это время Кремль отчаянно искал новые методы борьбы со стремительно разрастающейся блогосферой и независимыми сайтами. Уже несколько лет блогеров одолевали так называемые тролли, намеренно уничтожавшие дискуссии в онлайн оскорбительными, провокационными или не относящимися к делу комментариями. Тролли стали постоянными обитателями форумов, чатов и блогов. Они свободно чувствовали себя в LiveJournal.com, позволяющем оставлять анонимные комментарии.

Одновременно сайты либеральных СМИ попали под серию DDoS-атак. За ними стояли «патриотические хакеры», которые также атаковали ресурсы в Эстонии, Грузии и Литве.

Но кем были эти хакеры? В 2000-е Кремль создал несколько массовых молодежных движений. Самыми крупными были «Наши» (создана под личным контролем Суркова) и «Молодая гвардия» (молодежное крыло прокремлевской партии «Единая Россия»). Активисты обоих движений были пойманы на троллинге и проведении DDoS-атак на оппонентов Кремля{113}.

В мае 2009 года Павловский запустил кремлевскую «школу блогеров»{114}. В нее пригласили восемьдесят человек со всей России, каждый из которых получал в свое распоряжение двух-трех активистов. Они должны были научить своих подопечных организовывать и проводить информационные онлайн-кампании. Кремль также не оставлял попыток переманить на свою сторону некоторых известных блогеров, обещая доступ к высокопоставленным представителям власти.

17 августа 2009 года на Саяно-Шушенской гидроэлектростанции, самой крупной в России, произошла авария. Машинный зал станции затопило, станция была полностью обесточена, катастрофа унесла жизни семидесяти пяти человек.

Возможная негативная реакция СМИ предсказуемо беспокоила Кремль. В ход пошел новый метод: журналиста «Интерфакса», сделавшего критический материал, лишили аккредитации. Вместо него освещать операцию ликвидации последствий пригласили популярного блогера, шеф-редактора фотослужбы компании SUP (владельца сервиса LiveJournal) Рустема Адагамова, известного под ником drugoi. Адагамов прекрасно понимал, почему оказался в таком положении: «Я просто в своем блоге написал, что корреспондент не разобрался… Парень из «Интерфакса» просто не понял, о чем идет речь». Через несколько дней Адагамов получил предложение присоединиться к кремлевскому пулу – элитной группе журналистов, которые имели доступ к президенту. Адагамов согласился.

Новый подход продемонстрировал: при освещении «сложных» тем Кремль вполне может заменить профессиональных журналистов на лояльных блогеров.

В 2010 году произошло два важных события, повлиявших на Рунет. В апреле был запущен новый кабельный телеканал «Дождь», владельцем и главной движущей силой которого была Наталья Синдеева. Энергичная и жизнерадостная, Синдеева до этого никогда не работала на телевидении, но сделала успешную развлекательную радиостанцию «Серебряный Дождь».

Запуск телеканала занял у Синдеевой три года. Канал стал частью небольшой медиаимперии, в которую, кроме «Дождя», вошел новостной сайт Slon.ru, запущенный в мае 2009-го, и недавно приобретенный журнал городских новостей «Большой город». Все журналисты Москвы гадали, кто на самом деле стоял за проектами Синдеевой, но официальная версия гласила, что их финансирует ее муж, бизнесмен Александр Винокуров.

Для телеканала амбициозная Синдеева поначалу собиралась арендовать пространство в одной из высоток Москва-Сити, тогда еще недостроенном. Но идею пришлось оставить из-за экономического кризиса 2008 года. Синдеева отчаянно искала новое место, и однажды ей позвонили друзья. «Они сказали мне, смотри, есть помещение, аренда которого стоит 100 долларов за квадратный метр», – вспоминает она. Речь шла о бывшей кондитерской фабрике «Красный Октябрь», – комплексе зданий из красного кирпича, построенных в конце XIX века на одном из островов Москва-реки с видом на Кремль.

Синдеева решила посмотреть на здание. Огромные помещения, все еще пахнувшие шоколадом, были практически пустыми. За стеной дорабатывал последние дни «спеццех» по производству конфет для Кремля. Синдеева быстро нашла владельца, но переговоры затянулись на месяцы. Еще несколько месяцев ушло на ремонт. К тому моменту, когда редакция «Дождя» наконец-то заняла пятый этаж фабрики, «Красный Октябрь» превратился в самое модное среди столичных хипстеров место. Вокруг уже работали кафе, бары и студии.

Изначально никто не предполагал, что «Дождь» будет вещать в интернете и займет критическую позицию по отношению к властям.

«Мы и не думали становиться информационным каналом, – говорит Синдеева. – Мы думали, что это будет какое-то очень авторское телевидение, с авторами-ведущими, с людьми; телеканал, который ведет зрителя к думающему, ответственному контенту. В конце концов, я прекрасно понимала, что новостной контент – самый дорогой из того, что может быть с точки зрения производства. Да и мне лично новости никогда не были интересны». Логотип сделали на английском языке: «Дождь: Optimistic Channel».

Оптимизма действительно хватало: основным цветом выбрали розовый, логотип канала был розовым, и кабинет Синдеевой был полон вещами розового цвета, там даже стоял розовый холодильник.

Несмотря на то, что в Москве было достаточно профессиональных тележурналистов, потерявших работу в 2000-е, Синдееву они не интересовали: она набирала ведущих, у которых не было опыта работы в эфире. Ей нужен был свежий, позитивный взгляд.

Канал запустился в апреле 2010-го, но пробиться в мир кабельного вещания оказалось не так быстро, как планировала Синдеева.

«27 апреля мы в первый раз вышли в эфир, – вспоминает Синдеева, – а уже 7 мая кабельный оператор выключил нас по звонку – и не потому что мы сделали что-то ужасное, а просто превентивно. Сурков не хотел независимого канала, и он, даже не разбираясь, на одной из встреч с Вексельбергом и Евтушенковым, владельцами двух самых крупных кабельных операторов, дал понять, что "Дождь" в кабеле не нужен»{115}.

У Синдеевой был сайт Slon.ru, и вскоре на главной странице появилось окно, где транслировался эфир «Дождя» – один час в день. Канал очень быстро набрал популярность. Грамотная речь, интеллигентные лица – то, что давно исчезло с телевидения, – сразу сделали его популярным среди столичного среднего класса. Летом Синдеева поняла, что интеллигентных лиц зрителям мало, они хотят политических новостей.

Теперь ей нужно было найти главного редактора. Она попросила редактора Slon.ru временно заняться подбором новостной команды. В сентябре «Дождь» включили в платный пакет «НТВ-Плюс» – именно так канал попал в телевизоры московских квартир.

Возглавить новостную команду Синдеева пригласила 29-летнего Михаила Зыгаря – одного из репортеров журнала «Русский Newsweek», почти 10 лет до этого проработавшего международником в «Коммерсанте». «С самого начала я ясно понимал, что от меня требуется, – вспоминает Зыгарь. – Когда в июне я пришел в "Дождь", я увидел, что тут есть 23-летние журналисты, а те, кому 25, считаются более опытными, и они как-то верстают выпуск»{116}. Синдеева никогда не ставила перед ним конкретных задач. Они просто решили, что смогут работать вместе.

Так в России снова появилось частное независимое телевидение.

В это же время в интернете появилась новая звезда – блогер с политической повесткой. Им стал 34-летний юрист Алексей Навальный. За десять лет он испробовал разные способы добиться общественного признания. Он вступил в партию «Яблоко», откуда вскоре был исключен за ксенофобские взгляды{117}. В 2007-м основал националистическое движение «Народ» и принял участие в «Русском марше», главным лозунгом которого было отделение Северного Кавказа от России. Но это не принесло ему большой популярности.

В конце концов он нашел свой метод: весной 2008-го Навальный приобрел небольшие пакеты акций «Роснефти», «Газпрома» и «Транснефти», – компаний, подконтрольных государству. На все он потратил около 300 тысяч рублей, в то время примерно 10 тысяч долларов. Как миноритарный акционер он получил право на доступ к информации о деятельности компаний. Вскоре он опубликовал в своем блоге расследование, обвинив руководство «Транснефти» в хищениях при строительстве трубопровода «Восточная Сибирь – Тихий океан». «Я хотел, чтобы вопрос о расследовании этой деятельности стал частью политической повестки страны», – написал он в своем блоге 17 ноября 2010 года{118}. Он обнаружил, что 120 миллиардов рублей куда-то растворились, и запостил сканы документов, которые получил как акционер. На следующее утро Навальный стал самым знаменитым в России расследователем финансовых махинаций.

В то время как традиционные СМИ теряли доверие, а расследовательская журналистика была скомпрометирована, Навальный быстро приобрел репутацию бесстрашного борца с коррупцией. «Мой блог существует только потому, что в СМИ существует цензура», – скажет он позже. Его популярность среди уставшего от коррупции среднего класса больших городов стремительно росла. Телеканал «Дождь» рассказывал о каждом его шаге.

В июне 2010 года Медведев приехал в Кремниевую долину. Он хотел произвести впечатление современного лидера и во время визита в штаб-квартиру компании Twitter открыл в соцсети аккаунт @kremlinrussia, а потом приказал министерствам последовать его примеру. Свой аккаунт появился даже у ФСБ, впрочем, просуществовал он всего несколько месяцев. Cимпатии продвинутого среднего класса новый президент завоевал, запустив строительство инновационного центра «Сколково» – инкубатора для IT-стартапов и новых технологий, который называли российской Кремниевой долиной. Но способ поддержки инноваций был выбран типично российский – через приказ сверху.

Медведев хотел превратить Россию в страну более технологичную, но не обязательно более демократичную. Примером для него был авторитарный лидер Сингапура Ли Куан Ю, которого включили в попечительский совет «Сколково», возглавляемый Медведевым. Когда Медведев приехал в Сингапур, его поразила эффективность местной бюрократии: он смог зарегистрировать компанию через интернет за несколько минут. С тех пор Медведев говорил о Сингапуре как о примере, на который должна ориентироваться Россия{119}.

Навальный тоже восхищался Ли Куан Ю – его впечатляла эффективность, с которой в Сингапуре боролись с коррупцией. «Я бы многое простил Путину, если бы он был русским Ли Куан Ю», – говорил он{120}.

Авторитарные лидеры не выносят критики извне, поэтому им так нравится идея защиты «национального суверенитета». Этот подход разделял и Медведев. Игорь Щеголев, его министр связи и массовых коммуникаций, начал активно продвигать идею российского «национального суверенитета» в интернете. Алексей Солдатов помог России зарегистрировать кириллический домен рф в ICANN, международной корпорации по управлению доменными именами и IP-адресами. Но он покинул пост в 2010 году, не желая участвовать в реализации проектов, поддержанных Кремлем, но казавшихся ему спорными, вроде создания отечественной операционной системы или разработки подконтрольного властям национального поисковика.