Фабрики данных

Google изменила все. Одним из первых признал этот факт Дейл Доэрти, пионер Всемирной паутины, в 1993 г. создавший первый в мире коммерческий веб-сайт Global Network Navigator (GNN). Во время мозгового штурма в компании с медиамагнатом Тимом О'Рейли, состоявшегося пару лет спустя после взрыва доткомовского пузыря, Доэрти придумал термин «Веб 2.0» для названия новой сетевой экономики, о приходе которой возвестила Google. Термин прижился и стал использоваться для условного обозначения радикального возрождения Интернета после краха биржи NASDAQ весной 2000 г.

В своей эпохальной статье «Что такое Веб 2.0»{150} Тим О'Рейли называет Google «общепризнанным флагманом Веба 2.0». Сравнивая модель Google с моделью Netscape, по его мнению, «флагмана Веб 1.0», О'Рейли утверждает, что стартап Джима Кларка формировался в рамках «старой софтверной парадигмы», стремясь использовать свое доминирующее положение на рынке браузеров «для достижения такой же рыночной власти, какой обладала Microsoft на рынке ПК», и затем зарабатывать на лицензировании своих программных продуктов. Позиционируя себя как начинающая Microsoft, пишет О'Рейли, Netscape использовала тот же подход, что и в свое время автомобильная промышленность, продвигавшая первые автомобили как «безлошадные экипажи», чтобы потребители поняли, о чем идет речь. В отличие от Netscape, считает О'Рейли, Google, образцовая интернет-компания Веб 2.0, преподносила себя как угодно, но только не в виде успокоительно понятного безлошадного экипажа.

Так что же такое Google? «Во многом подобно телефонному звонку, который возникает не на концах телефонной линии, а в сети между ними, Google в пространстве между браузером, поисковиком и целевым контент-сервером выступает как генератор возможностей и как посредник между пользователем и онлайновыми знаниями данного пользователя» — так О'Рейли описывает механизм самоусиления Google. Будучи одновременно невидимым и вездесущим, будучи инструментом и посредником, Google представляет собой совершенно новую категорию. Это первый истинно оригинальный продукт Интернета, поскольку экономическая ценность Google заключается непосредственно в самой Cети.

В первые 15 лет XXI в. в Интернете доминировали подобные Google генераторы возможностей и сервисы-посредники. В течение этого периода сайты поколения Веб 2.0, где все пользователи влияют на происходящее, вытеснили традиционные сайты Веб 1.0 с их вертикальным управлением. Порталы в стиле Веб 1.0, такие как AOL или Yahoo, уступили место персонализированным социальным сетям Веб 2.0, таким как Facebook, Tumblr или Bebo, созданной четой Бёрч в 2005 г. и достигшей зенита славы в 2007-м, когда она стала самой популярной социальной сетью в Великобритании с более чем 10 млн пользователей. Уступили они и платформам, размещающим контент пользователей, таким как Reddit, Twitter, SoundCloud или YouTube. Соответственно профессиональные ресурсы 1.0 наподобие сервиса для обработки фотографий Ofoto компании Kodak, «Британники-онлайн» или Monster.com были заменены своими эквивалентами 2.0 — действующими совместно Yelp, Instagram, Wikipedia и LinkedIn.

Большинство этих компаний Веб 2.0 реализуют стратегию бизнеса в стиле Google, предоставляя свои инструменты и услуги бесплатно, а в качестве основного источника доходов используя размещение рекламы. «Лучшие умы моего поколения бьются над тем, как заставить людей кликнуть объявления», — иронично замечает один из программистов Facebook{151}. Как и Google, сети наподобие Facebook и YouTube стали компаниями больших данных, способных целенаправленно влиять на поведение своих пользователей и распознавать их предпочтения, собирая «выхлопные данные».

И хотя ни одной из компаний Веб 2.0, даже Facebook, не удалось добиться такого же запредельного финансового успеха, как Google, многие существенно обогатили своих основателей и инвесторов. IPO Facebook в $100 млрд в 2012 г., возможно, было завышено как с точки зрения ее экономики, так и в свете развязанной вокруг события шумихи, но тем не менее это IPO стало крупнейшим в истории Интернета. В 2008 г. Bebo была продана Майклом и Кзоши Бёрч за $850 млн компании AOL, что дало им средства для финансирования The Battery. Google приобрела YouTube за $1,65 млрд в 2006 г., Facebook — Instagram за $1 млрд в 2012-м, а Yahoo — Tumblr за $1,1 млрд в 2013-м. Летом 2014 г. публично котируемые LinkedIn и Twitter имели рыночную капитализацию порядка $20 млрд.

Президент фонда Sequoia Capital Майкл Мориц, еще один инвестор Google в серии А и, наряду с Джоном Дорром из KPCB, самый успешный венчурный капиталист Кремниевой долины, помещает это новое поколение веб-компаний, таких как Google и Facebook, в более широкий исторический контекст, сравнивая их с фабриками индустриальной эпохи. В прежней промышленной экономике, объясняет Мориц, фабрики представляли собой отдельные предприятия, куда предприниматели вкладывали капиталы, чтобы купить оборудование и нанять рабочую силу, после чего фабрики начинали производить товары, которые продавались на рынке. На ночь фабрики закрывались, оборудование останавливалось, а рабочие расходились по домам.

Но в сетевую эпоху, говорит Мориц, логистика индустриальной экономики была вывернута наизнанку. Ворота новых «фабрик данных», по определению Морица, всегда открыты, а их инструменты теперь доступны каждому. Это то, что Мориц — бывший обозреватель технологий в журнале Time, сделавший состояние на прозорливых ранних инвестициях в Google, PayPal, Zappos, LinkedIn и Yahoo, — называет «персональной революцией». Все мы теперь с удовольствием пользуемся в свободном доступе инструментами и услугами, которыми снабдили нас Google и Facebook для поиска информации и общения с друзьями и коллегами. Более того, чем чаще мы используем поисковую систему Google, тем точнее она становится. И чем больше людей присоединяется к Facebook, тем чаще подтверждается закон Меткалфа и тем ценнее для нас становится эта сеть.

«Здесь, между Сан-Франциско и Сан-Хосе, происходило, происходит и будет происходить нечто в высшей степени замечательное. Подобное тому имело место всего раз или два в течение всей человеческой истории» — так оценивает Мориц «персональную революцию», устроенную фабриками данных, включая Google, Facebook, LinkedIn, Instagram и Yelp{152}.

Разумеется, считается, что эта «персональная революция» выигрышна для всех и входит в число тех предположительно благотворных кругов взаимодействия, которые Сергей Брин и Ларри Пейдж встроили в свой алгоритм PageRank. Мы получаем доступ к бесплатным инструментам, а интернет-предприниматели получают сверхприбыли. Соучредитель KPCB Том Перкинс, чей венчурный фонд заработал миллиарды на своих инвестициях в Google, Facebook и Twitter, несомненно, заявил бы, что достижения, как он его называет, «одного процента успешных» предпринимателей из Кремниевой долины ведут к увеличению занятости и всеобщему процветанию.

Но как всегда происходит с тем, что слишком хорошо, чтобы быть правдой, здесь кроется уловка. Проблема, конечно же, в том, что мы все трудимся на Facebook и Google бесплатно, производя те самые персональные данные, которые делают эти компании такими ценными. Вот почему Google, чья рыночная капитализация в середине 2014 г. превысила $400 млрд, может обходиться штатом всего в 46 000 сотрудников. Для сравнения: в такой гигантской промышленной компании, как General Motors, с рыночной капитализацией около $55 млрд более 200 000 человек заняты производством автомобилей на заводах. Таким образом, Google, будучи в семь раз крупнее, задействует менее четверти персонала по сравнению с GM.

Эта новая экономика с ее фабриками данных меняет всё — даже распределение денежной массы в глобальной финансовой системе. На начало 2014 г. общие запасы наличности у пяти крупнейших мировых компаний, таких как Apple, Google, Microsoft, американский телекоммуникационный гигант Verizon и производитель электроники корейский конгломерат Samsung, составили $387 млрд, что эквивалентно ВВП за 2013 г. Объединенных Арабских Эмиратов{153}. Такой дисбаланс капитала отдает судьбу мировой экономики в руки нескольких скопидомов наподобие Apple и Google, которые предпочитают хранить свои прибыли по большей части в офшорах, чтобы не платить налоги в США. «Apple, Google и Facebook — это современные скряги», — с тревогой замечает обозреватель газеты Financial Times Джон Плендер по поводу корпоративного скаредничества, подрывающего рост мировой экономики{154}.

«Так что же все это означает?» — задает Майкл Мориц риторический вопрос, имея в виду экономику фабрик данных, которая чрезвычайно прибыльна для крошечной горстки компаний Кремниевой долины. Что означает «персональная революция» для всех остальных, кто не входит в «предельно малое меньшинство» (определение Морица) внутри пузыря Кремниевой долины?

«Это означает крайне нелегкую жизнь практически для всех остальных американцев, — отвечает на свой же вопрос президент Sequoia Capital, которого даже Том Перкинс не мог бы обвинить в прогрессивном радикализме. — Это означает крайне нелегкую жизнь, если вы бедны. Это означает крайне нелегкую жизнь, если вы принадлежите к среднему классу. Это означает, что вы должны получить правильное образование, чтобы поступить на работу в Google или Apple»{155}.

И это означает, мог бы добавить Майкл Мориц, что Интернет — это не ответ.