Инопланетный корабль

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Через пару недель после разговора с Майклом Бёрчем мы с моим другом отправились пообедать в The Battery. На удивление, в меню не оказалось «Сойлента», поэтому нам пришлось заказать жареного на гриле осьминога и бутылку винтажного шардоне Russian River Valley. Обслуживание, вино и натуральные продукты, выращенные на местных экологических фермах, были вне всяких похвал. Подобострастный персонал клуба обращался с нами как с лордами, что было вовсе неудивительно, поскольку концепцию The Battery разработал Кен Фулк, устроитель мероприятий для высшего общества, в том числе фантазийной свадьбы Шона Паркера в стиле «Властелина колец» за $10 млн и большой поклонник сериалов наподобие «Аббатства Даунтон», прославляющих двухуровневые общества{682}.

После обеда я совершил экскурсию по клубу, который со своей не такой уж тайной комнатой для покера и декорированной деревянными панелями библиотекой с рядами непрочитанных книг напоминал клуб джентльменов XIX в., как его представляют фантазеры XXI в. The Battery был похож на одно гигантское фото в Instagram. «Привет, это мы!» — говорил он от лица всей Кремниевой долины, отделившейся от времени и пространства. Всего полвека назад Дж. К. Р. Ликлайдер считал, что симбиоз человека и компьютера «спасет человечество». Но вряд ли Ликлайдер мог предположить, что его межгалактическая компьютерная сеть в конечном итоге станет источником финансирования для сооружения инопланетного корабля в центре Сан-Франциско.

Христя Фриланд, автор книги «Плутократы» (Plutocrats){683} и эксперт, исследовавший подъем новых глобальных сверхбогачей и падение всех остальных людей, убедительно объясняет, почему фантазеры вроде Фулка находят ностальгические драмы наподобие «Аббатства Даунтон» столь обольстительными. Это современное шоу, утверждает она, поскольку существует «глубокое сходство между огромными экономическими, социальными и политическими переменами, направляющими сюжет „Аббатства Даунтон“, и переменами, происходящими в наше время»{684}. В нынешнюю цифровую эпоху непрерывного созидательного разрушения, говорит Фриланд, такие технологические компании, как Google, Uber и Facebook, с одной стороны, дают возможность наживать гигантские личные состояния интернет-плутократам XXI в. типа Марка Цукерберга и Трэвиса Каланика, а с другой стороны, разрушают жизнь обычных людей, таких как Пэм Уэзерингтон, не состоявшую в профсоюзе сотрудницу склада Amazon в Кентукки, которая получила усталостные переломы обеих ног из-за того, что каждый день вынуждена была проходить по многу миль по бетонному полу склада.

Однако, как напоминает нам Фриланд, между «Аббатством Даунтон» и Кремниевой долиной существует одно важное различие. «Со своим роскошным образом жизни сегодняшние плутократы могут показаться современной версией аристократов из "Аббатства Даунтон", но это не так, — говорит она. — Дело в том, что нынешняя "аристократия талантов" имеет все привилегии и лишь малую часть традиционных ценностей, присущих старой английской аристократии»{685}. Таким образом, в 2014 г. в Кремниевой долине мы видим все социальные и экономические иерархии 1914 г., но только без того, что Фриланд называет «социальными ограничениями» старой аристократии. Аббатство Даунтон возродилось в виде The Battery. У нас есть фантазии об отделении от мира, яхты за $130 млн размером с футбольное поле и миллиардеры-либертарианцы с блондинками-секретаршами в черных одеяниях и официантами в белоснежных смокингах. У нас есть огромные, выставляемые напоказ состояния при минимальной социальной ответственности. У нас есть новое дворянство без noblesse oblige[39]. То, что у нас есть, конечно же не является ответом на углубляющиеся экономические и социальные неравенство и несправедливость начала XXI в.

Следовательно, ответ должен заключаться не только в виде усиления регулирования со стороны правительства. В конце концов noblesse oblige невозможно закрепить законодательно. Как утверждают критики, подобные Тиму Ву, ответ состоит в том, чтобы наша новая цифровая элита взяла на себя ответственность за самые травматичные социально-экономические потрясения, случившиеся после промышленной революции. Вместо того чтобы устремляться к «Горящему человеку» или на Марс, новая плутократия должна вернуться с небес на землю. «Двигайся быстро и круши все на своем пути», — гласила старая хакерская заповедь. «Что сломал, тем и владеешь» — так должна звучать новая заповедь. Вместо Билля о правах в Интернете нам действительно требуется неформальный Билль об ответственности в Интернете, который утвердит новый социальный контракт для каждого члена сетевого общества.

Кремниевая долина фетишизировала идеалы сотрудничества и диалога. Но где нам требуется реальное сотрудничество, так это в диалоге о влиянии Интернета на общество. В таком диалоге должны участвовать все — от цифровых аборигенов и прекариата до миллиардеров Кремниевой долины. И в этом диалоге мы все должны взять на себя ответственность за наше поведение в онлайне — будь то нарциссическая зависимость от социальных медиа, или анонимная жестокость, или пренебрежительное отношение к интеллектуальной собственности, созданной профессионалами. Ответ кроется в сознательном саморегулировании наподобие того, что описал Уильям Пауэрс в своей книге «BlackBerry Гамлета» (Hamlet's BlackBerry) — великолепном руководстве о том, как построить нормальную жизнь в цифровую эпоху{686}.

«У тебя есть только одна идентичность» — памятное заявление Марка Цукерберга, опошлившего сложность человеческого бытия. В нашем диалоге об Интернете мы должны признать, что наши множественные идентичности зачастую расходятся друг с другом. Например, Интернет отлично подходит для нас как для потребителей. Но вызывает серьезные вопросы у нас как у граждан. Апологеты Интернета, особенно либертарианцы-предприниматели наподобие Джеффа Безоса, рассматривают все и вся с точки зрения удовлетворения потребителей. И хотя Amazon действительно удовлетворяет большинство из нас как потребителей, она гораздо меньше удовлетворяет нас как граждан, которые испытывают все большую озабоченность вопросами достоверности информации, корректности высказываний и уважения к частной жизни.

Этот диалог должен вестись в Кремниевой долине, Кремниевой аллее Нью-Йорка и других центрах цифровой власти нашего сетевого мира — время пришло. Некоторые более ответственные предприниматели, ученые и инвесторы в конечном итоге признают, что Интернет — технологическая революция, которая, как считали они, сделает этот мир значительно лучше, — не завершился полным успехом. Майкл Мориц, основатель венчурного фонда Sequoia Capital, предостерегает по поводу растущего неравенства в нашу цифровую эпоху. Фред Уилсон из венчурного фонда Union Square Ventures выражает беспокойство в связи с появлением в цифровой экономике опасных новых монополий. Профессор Нью-Йоркского университета Клей Ширки беспокоится о трагической судьбе журналистов в мире без печатных изданий. Чарльз Ледбитер утверждает, что Интернет сбился с пути. Эмили Белл озабочена новыми медиа, возникшими в однопроцентной экономике. Марк Андриссен обеспокоен влиянием анонимных сетей на гражданскую сферу. Итан Цукерман из MIT считает, что «первородный грех» Интернета — его зависимость от рекламных доходов для обеспечения бесплатного контента — привел сеть к фиаско. Такие выдающиеся журналисты, блогеры и писатели, как Дэйв Вайнер, Астра Тейлор, Джон Нотон, Дэн Гиллмор, Ом Малик и Мэтью Ингрэм, опасаются растущей власти Google, Amazon, Facebook и других крупных интернет-компаний. Джеффа Джарвиса отвращает нашествие в Интернет троллей, обидчиков, психов, мошенников, самозванцев и идиотов.

«Какое общество мы здесь строим?»{687} — задается вопросом Джарвис, и этот вопрос должен предварять всякий диалог об Интернете. Нравится нам это или нет, но цифровой мир стремительными темпами преобразует наше общество. И в новом сетевом обществе трансформируется все — занятость, идентичность, неприкосновенность частной жизни, справедливость и корректность. Интернет, может быть, (пока) еще и не ответ, но тем не менее остается центральным вопросом первой четверти XXI в.

По пути из клуба я прошел мимо черной мраморной плиты с выгравированными на ней словами «СНАЧАЛА МЫ ФОРМИРУЕМ НАШИ ЗДАНИЯ, А ПОТОМ НАШИ ЗДАНИЯ ФОРМИРУЮТ НАС». Холодный туман наползал с залива. Мне было приятно снова вернуться в анонимный город — место, где всегда можно «стереть прежнего себя и создать себя нового». Я замерз и, пропустив пару черных сетевых лимузинов Uber, остановил лицензированное желтое такси.

«Ну что, вам понравился новый клуб?» — спросил у меня водитель, пока мы ехали по Баттери-стрит в направлении района Сома, где новые офисы интернет-компаний, таких как Twitter, Yelp и Instagram, разрушали местный традиционный бизнес.

«Это провал, — ответил я. — Эпичный, мать вашу, провал».