Спор информированных с дезинформированными: как найти оптимальное решение? Дмитрий Шабанов
Спор информированных с дезинформированными: как найти оптимальное решение?
Дмитрий Шабанов
Опубликовано 08 февраля 2013
Я продолжаю удивляться, насколько неверно можно было понять прошлую колонку. Меня оказалось возможным обвинить не только в рекламе добычи сланцевого газа, но и в призыве «расстрелять всех экологов, которые есть недобитая контра и агенты Газпрома». А в этой колонке я планирую наступить еще на несколько больных мозолей моих сограждан… Была-не была, рискну.
Нет, в прошлой колонке я не поддерживал ни добычу сланцевого газа, ни расстрелы. Вполне допускаю, что негативные последствия добычи сланцевого газа перевешивают ее пользу. Я писал о том, что общественно значимые решения надо принимать с трезвой головой, оперируя проверенными данными, а не страхами. А сейчас вообще предлагаю задуматься, как именно следует принимать решения по спорным вопросам.
Уважаемая мной Юлия Латынина видит (тут и в иных публикациях) причину кризиса демократии в том, что в наших странах сформирован широкий слой избирателей, ориентированных на бюрократию и заинтересованных в подачках от власти. Это часть истины, но, как мне кажется, еще не вся истина. Вполне разумные, потенциально самостоятельные граждане принимают решения на основе искаженной информации.
Прошлая колонка обсуждала украинскую ситуацию, поэтому в этой, для равновесия, я приведу в качестве примера одну из российских новостей недавнего времени. Запрет на усыновление сирот американцами.
Я не буду обсуждать весь комплекс связанных с этим запретом проблем. Непонятна логика связи закона с делом Магницкого, непонятно, на кого нацелено острие удара. Я хочу обсудить, является ли принятие этого закона демократичным, отражает ли оно мнение большинства россиян. Если верить опросам, запрет поддерживает большинство граждан России. Его критики слышат: «вам не нравится такой закон, вам не нравится российский народ – вот и убирайтесь от него подальше»…
Увы, в публикациях об опросах, которые я видел, отношение к закону исследовалось вне связи с представлениями о специфике американского усыновления. Придется обойтись качественным анализом. Я упрощу отношение к закону до поддержки/отрицания, и так же упрощу оценку предшествовавшей ситуации. В таком случае мы можем разделить всех избирателей на четыре группы, показанные в таблице.
Какую оценку ситуации разделяют
Как относятся к закону
Американцы забирают детей, которые нужны России, мучают и убивают их, и могут даже пускать усыновленных детей на донорские органы
Американцы усыновляют только тех детей, от которых отказались отечественные усыновители, и часто открывают перед сиротам возможность активной жизни
Поддерживают запрет на усыновление сирот американцами
Являются противниками запрета на усыновление сирот американцами
Конечно, четыре группы не равны по численности. Я предполагаю, что отношение между ними таково: A>D>>C>B.
Демократическое решение принято искать, сравнивая суммарную численность групп A и C с численностью групп B и D. Насколько можно верить опросам, (A+C)>(В+D). Спасибо власти, которая отражает интересы избирателей!
Минутку. А эквивалентен ли выбор столбцов в приведенной мной таблице выбору строк? Нет! Хотя результаты выбора по столбцам и строкам сильно коррелируют, они делаются по разным принципам. Выбор столбцов – это выбор одной из двух оценок действительности, относительно которых можно установить, являются ли они адекватными. Выбор строк – это выбор предпочтений.
Можно собрать достаточно надежные статистические оценки, сколько детей становится объектом насилия или погибают в российских детдомах, у российских усыновителей и у американских усыновителей. Можно установить, типичны ли случаи, когда детей, которых ожидало семейное счастье в России, увозили за океан. Можно оценить там и тут количество случаев, подозрительных с точки зрения расчленения на органы, и провести их тщательное расследование.
Я не владею такой статистикой. Те данные, которые были опубликованы (например, тут), неполны и могут оспариваться. Вероятно, перед принятием решения руководство России должно было такую информацию получить. Жаль, что она не была опубликована. Все же, исходя из доступных мне данных, я убежден, что последний столбец описывает ситуацию намного адекватнее первого.
Означает ли справедливость последнего столбца, что с усыновлением все было хорошо? Конечно, нет. Раз я уж взялся цитировать «Новую газету», добавлю ссылку еще на одну статью из этого источника. Проблем много, но решать их надо не запретом усыновления, а иными мерами (какими – отдельный разговор).
А как с альтернативной, первой версией? То, что ее сторонники не приводят никакой вменяемой статистики, – весьма красноречивый сигнал. Я предполагаю, что такая оценка ситуации – или осознанная ложь, или слух, поддерживаемый испуганными и неинформированными людьми. Как называть то, что недалекие испуганные сограждане передают друг другу? Страхами, вирусной дезинформацией. Некоторые из этих страхов специально запускают в оборот циничные лжецы-манипуляторы. Часть таких страхов возникают сами по себе в среде, оптимизированной для их передачи.
Вам приходилась слышать, как визжит звукоусиливающая система, состоящая из микрофона, усилителя и колонок? Причина – в обратной связи. Произведенный колонками звук улавливается микрофоном, усиливается и подается на вход колонок. Каков бы ни был начальный сигнал, запустивший эту реакцию, система начинает транслировать звук на той частоте, для которой коэффициент усиления оказывается наибольшим. Мы слышим то, что воспроизводится лучше всего!
Что нужно сделать, если колонки завизжали? Выключить систему или снизить ее чувствительность на входе, а может быть, даже включить фильтр, убирающий ту частоту, которая воспроизводится с усилением.
Я тут в сторону ушел немножко… Скажу одно: я уверен, что те системы передачи информации, которые лучше всего воспроизводят страхи, приносят вред; их работу надо корректировать (как именно – опять-таки, отдельный большой разговор).
Вернемся к проблеме усыновления. Я убежден, что если можно установить, что действительности соответствует первая оценка ситуации и не соответствует вторая, мнение людей из групп A и B учитывать не следует, как сформированное на неверных предпосылках. Что получится? Поскольку D>C, при таком подходе запрет усыновления является антидемократическим.
Можем ли мы исключить из рассмотрения группу C? Нет. Разница между C и D отражает различие мнений. Может быть, не только его. Может быть, люди из категории C имеют какие-то извращенные представления о другом аспекте действительности, и их выбор определяется этим. На самом деле, аргументы людей из группы C нуждаются в особенно внимательном анализе. Но аргументов там может и не быть: человек может поддерживать его, потому что ему это было предписано, или потому что получит выгоду от его реализации.
Фактически, я считаю правильным не учитывать мнения, основанные на искаженной картине действительности. Оскорбительно ли это для их носителей? Оскорбительно. Это вполне полноценные люди, только обманутые (или самообманутые!). Однако учет мнения, основанного на обмане, ситуацию не исправит. Единственный выход – донесение до граждан понимания ситуации, которое соответствует действительности.
Как назвать такой анализ, который я только что провел? Это не всеобщая демократия. Назовем его, условно, учетом обоснованных мнений. Мне приходилось писать, что смысл демократической процедуры – учет независимых мнений. В эпоху становления демократии независимых мнений можно было ожидать от свободных и обеспеченных людей, а сейчас – от адекватно информированных. А вот системы промывания мозгов и распространения дезинформации обеспечивают «демократическое» ущемление свободы.
Технологически учет обоснованных мнений, основанный на предложенном здесь подходе, проводить очень тяжело. И дело не в возможности довести такой подход до абсурда: «Какие взгляды на архитектуру может высказать мужчина без прописки?» (© М. М. Жванецкий). Непонятно, как можно было бы регламентировать учет обоснованных мнений. К примеру, эксперты, которые будут определять, чье мнение стоит учитывать, а чье – нет, приобретут колоссальную власть.
Еще одна сложность заключается в том, что не во всех случаях можно однозначно установить, какая из версий соответствует действительности. Возьмем, к примеру, оценку наследия И. В. Сталина, важную для принятия решения о проблеме Волгограда/Сталинграда. Одни вспомнят о миллионах невинных жертв, другие – будут настаивать, что жертв было намного меньше, и это были враги. Первые вспомнят просчеты, приведшие к катастрофе 1941 года, вторые – назовут Сталина архитектором победы. Сталинская статистика и статистика западных стран будут свидетельствовать о разном. Продолжать не буду, принцип понятен. Впрочем, в таких случаях можно было бы считать, что необходимой для принятия решения информацией владеют те, кто выслушал аргументы обеих сторон – как это делают, например, в суде.
С другой стороны, существует немало ситуаций, близких к процедуре учета обоснованных мнений. Как, например, происходит принятие решения о делах того или иного факультета на ученом совете университета? В простых случаях свое мнение выражают только те члены совета, которые знают ситуацию, а все прочие просто поддерживают решение совета факультета или своих коллег. Если ситуация спорна, сторонники альтернативных решений обосновывают свои позиции, и голосующие формируют свое мнение, основанное на анализе аргументов.
Постойте-постойте, но ведь представительские органы власти создаются именно для того, чтобы в них происходил учет обоснованных мнений! Такая система не требует отбрасывания голосов людей из неверно информированных групп, она просто направлена на то, чтобы все, принимающие решения, относились к адекватно информированным группам. Система поддержки деятельности депутатов создана для того, чтобы они принимали решения на основе максимально надежной картины действительности. Но когда парламент перестает быть местом для дискуссий, решения принимаются с голоса, без рассмотрения в профильных комитетах или без учета результатов такого рассмотрения, смысл представительской власти выхолащивается. Тем более он выхолащивается, если депутаты озабочены выполнением распоряжений начальства или собственными интересами. Кстати, именно в таких случаях часто прибегают к тому аргументу, что принятые решения соответствуют чаяниям широких народных масс (которым замусорили мозги страхами и дезинформацией).
Можно представить себе идеальный парламент, где депутаты получают право голоса только после тщательного анализа экспертной оценки ситуации, и устраняются (самоустраняются!) от голосования в случае конфликта интересов? Как жаль, что эти фантазии имеют слабое отношение к нашим реалиям!
А теперь вернемся к проблемам «всенародного» обсуждения. По какой-то спорной проблеме граждане делятся на три группы: неинформированных, дезинформированных и информированных. Неинформированные не знают, что делать, дезинформированные почти всегда точно «знают», а информированные сомневаются (если обсуждаемая проблема действительно сложна для решения). Какая точка зрения побеждает (вполне демократически!) в этом случае?
Правильно. Дезинформированных. И если вспомнить, что система передачи информации внутри социума наиболее эффективно усиливает именно дезинформирующие страхи, станет совсем грустно.
Так вот. Когда я узнаю, что новые законы разрешат кому угодно отстреливать собак на улице, что компания Шелл привезет наемников, которые будут стрелять в местных жителей в районе добычи сланцевого газа, или что прививки от гепатита B разрушают здоровье детей потому, что в них используется белок, наработанный генномодифицированными дрожжами, я понимаю, что эта информация – нечто наподобие визга звукоусиливающей системы.
Возможно, рациональным решением в приведенных примерах будет отмена поправок к закону, отказ от добычи сланцевого газа или даже отмена прививок от гепатита B. Но даже и в этих случаях верное решение будет принято не благодаря дезинформации, а вопреки ей. За случайно оказавшийся верным выбор, принятый под влиянием пугающей пропаганды, придется заплатить множеством ошибочных решений…
К оглавлению