Василий Щепетнёв: Забытые вещи Василий Щепетнев

Василий Щепетнёв: Забытые вещи

Василий Щепетнев

Опубликовано 08 июня 2010 года

Учёные, гиды и путеводители нужны и для того, чтобы поведать нам сегодняшним о жизни далеких предков. Как они трудились и отдыхали, сражались или смирялись, рождались и умирали. Музеи хранят предметы быта — горшки, прялки, калоши, подстаканники. Мы смотрим и представляем, каково это было: пить водку не из бутылки, а непременно из графина, в шахматы играть не абы где, а за особенным столиком, на вид шатким и неудобным.

Но видится мне, что пора приставлять хранителя к каждому году прожитого, настолько оно, прожитое, непрочно и эфемерно. Пусть собирает, изучает и растолковывает детали быта вчерашнего, даже сегодняшнего, поскольку завтра они будут забыты, и, очень может быть, забыты безвозвратно. Эка беда, подумаешь, забыты и забыты, туда и дорога. Но вдруг правы классики, и бытие таки определяет сознание? В этом случае с утратой части бытия мы утрачиваем и часть сознания тож? И обидно, и недальновидно: вдруг утраченный фрагмент обернется военным поражением, или, что совсем уж скверно, поражением мирным?

Лет пятьдесят, а то и шестьдесят назад одним из предметов повышенного спроса вдруг стало пианино. Во времена совсем стародавние, дореволюционные, пианино было непременным атрибутом культурного человека, неумение играть на нем приравнивалось к неграмотности. Революция на какое-то время сместила акценты, но, пережив и войны, и неустройства, в шестидесятые годы народ потянулся не к пистолету, а к культуре. Помню, как в стольном граде Кишиневе в полукоммунальную квартиру на втором этаже дома двадцать восемь, что по улице Фрунзе, грузчики тащили инструмент. Пришлось стену долбить, иначе пианино просто не вписывалось в пространство лестницы. Ничего, справились, зато соседская девочка (Оля? Аня? девочки тогда меня интересовали мало) стала брать уроки музыки у пианистки-румынки, как и другие культурные дети нашего двора. Позже, когда я пошел в школу, уже не столичную, а в районном центре Воронежской губернии, на пианино учились играть человек пять-шесть из класса. Не у всех был инструмент, но выход находился: навязывались родне или просто знакомым пианиновладельцам. Товарищ, писатель, вспоминая детство, рассказывал: у них в шахтерском поселке (писатель родом с Донбасса) чуть ли не в каждом доме не пианино гремело, бери выше — рояль! Понятно, память причудлива, рояль, быть может, был один, много два, но все же, все же... Шахтеры и работали хорошо, и зарабатывали соответственно, и на детях не экономили. И не только шахтеры. В сельских магазинах, торгующих всем, стояли в уголке и велосипеды, и мотоциклы, и стиральные машины — и пианино. Чаще, конечно, «Ростов-Дон», «Petroff» — это для города. Покупали... Хотя конкуренты были крепкие: баян, аккордеон. Места меньше занимают, мобильнее — можно взять с собой на природу. Но потихоньку истаяла тяга к музыке. Учиться — долго, сложно, затратно. А послушать музыку стало проще простого, стоит лишь вставить в ушки музыкальные затычки (правда, садится слух, и крепко садится, проверено на себе, но есть шанс и проскочить). По этой или по иной причине, но сегодня музыке учат ребенка чаще не ради общекультурного развития, а в надежде на исполнительскую карьеру. Таких оптимистов — или прагматиков? — на порядок меньше, нежели полвека назад, пианино, что натуральное, что синтетическое (цифровое) покупают все реже, в сельских магазинах спрос совсем упал. Хочешь петь — заведи караоке.

Но.

Но человек, проучившийся в музыкальной школе хотя бы два-три года, к музыке относится куда более взыскательно, нежели стандартный потребитель mp3-файлов. Что попало не жует, отличает явную халтуру от добротной продукции, втюхать плюшевую ксюшу и мармеладного свинтуса ему труднее. Зато в глазах окружающих он — ворчун и брюзга, бедолага, притворяющийся эстетом, по своей глупости не умеющий ни оттягиваться, ни прогибаться. Белая ворона. Не дело! Раз уж вороной родился, вороной и живи. Белая? Так не умывайся хотя бы, появится шанс сойти за своего.

С другой стороны, тратить сотни и тысячи часов только для того, чтобы отличить хорошую попсу от попсы тухлой, есть роскошь, доступная не всем. Какая, собственно, разница, что жужжит в ушах. Можно и вовсе аудиокнигу поставить. Идешь себе, слушаешь Пруста, Марселя или Болеслава, кому кто нравится. А с пианино ни в метро, ни в автобус, ни в «Лексус». Пианино, паче рояль, яхту требует, тонн на пятьсот. И потихоньку, короткими перебежками музыкальные инструменты переходят в категорию «предметы не для всех». Раритеты. Вроде машинки для извлечения косточек из вишен. Были такие, простенькие, за семьдесят восемь копеек. Как лето, закупалась вишня ведрами (ещё лучше — собиралась в собственном саду), семья садилась в кружок и пошло-поехало — косточки прочь! Затем из вишен варенье варили, компоты, разливали по банкам и с помощью другой полузабытой машинкой закатывали желтенькими крышками, вечным дефицитом шестидесятых. А за вишнями шли огурцы, помидоры, грибы...

При всей несхожести пианино и косточковой машинки есть у них и общее — они обеспечивали некоторую автономность по принципу «сделай сам». Хочешь послушать «Аппассионату» или «Кирпичики» — садись и играй. Хочешь крепкие, хрустящие огурчики без химикатов — посади, вырасти, собери и законсервируй. Хочешь выпить дёшево и сердито — возьми сахар, дрожжи, лимонную корочку...

Конечно, расплачиваться за это приходилось драгоценным временем. Сейчас мы это время тратим с куда большей пользой: усердно и успешно работаем, создавая духовные и вещественные ценности, помогаем обездоленным, участвуем в политической жизни, водим детей на вернисажи, слушаем Хворостовского, благоустраиваем дворы и улицы, и потому мир вокруг нас теперь много ярче, чище, надежнее и безопасней.

Ради этого можно и пианино отдать в музей...

К оглавлению