Василий Щепетнев: Обратный порядок Василий Щепетнев

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Василий Щепетнев: Обратный порядок

Василий Щепетнев

Опубликовано 13 января 2011 года

Часто приходится слышать, что идея себя исчерпала, сериал выдохся, писатель исписался, пора найти что-нибудь свеженькое. Почти всякий творческий человек мучается — не повторяюсь ли, не хожу ли, подобно ученому коту, по кругу, не пора ли менять коньки на санки? И смотрит окрест в поисках «свеженького». Смотрит и видит: «тот же лес, тот же воздух и та же вода». Где свеженького-то взять? У коллеги?

Из письма Антона Павловича Чехова Николаю Александровичу Лейкину от второго сентября 1887 года по поводу предполагаемых перемен в авторском составе журнале «Осколки»:

"Вы пишете, что мы, старые сотрудники, жуем старье. Нет, мы остались такими же, какими и были, ибо изменить своих литературных физиономий мы не можем,- потому и кажется, что мы жуем старье. Благодаря слишком частой работе мы надоели не публике, которая меняется, а самим себе; пройдет еще пять лет, и мы опротивеем, но только самим себе".

Так это или нет? За окном двадцать первый век, не девятнадцатый, а вопрос по-прежнему требует ответа.

Но отвечать чисто умозрительно не хочется, из аристотелевских способов познания вещей более других меня привлекает empeireia, то есть опытное знание.

Я бы хотел провести эксперимент, да никак не наберу статистически значимую группу людей. Суть эксперимента такова: дать девственному любителю детектива на прочтение какой-нибудь сериал, например, фандоринскую сагу Акунина. Но только пусть читает в обратном порядке: сначала «Алмазную колесницу» или «Весь мир — театр», затем «Смерть Ахиллеса» и только в финале — «Азазель». А потом попросить поделиться впечатлениями. Не удивлюсь, если услышу, что «Алмазная Колесница» написана свежо и вдохновенно, в «Смерти Ахиллеса» чувствуется некоторое утомление, а уж «Азазель» и вовсе работа ремесленника, написанная по инерции единственно ради злата. Или показать той же девственной (в смысле — не читавшей и не смотревшей того, что читают и смотрят все) группе «Терминатора»: четвертую серию назвать первой, третью — второй и так далее. Не спешите утверждать, что истинно первая есть шедевр, а четвертая — халтура, постарайтесь очистить сознание от стереотипов и воспринять фильмы заново. Впрочем, вряд ли это удастся, потому и говорю о трудностях в проведении опыта.

Но все-таки, все-таки...

Может быть, причина не в том, что автор исписался? Просто исчезает эффект новизны, и то, что в первом романе для читателя было откровением, в девятом у него же вызывает зевоту? Понятно, искушенный автор постоянно добавляет что-нибудь новенькое, меняет полюса, регистры, тембр, чтобы читатель не исчитался совершенно: плохого терминатора превращает в хорошего, комиссара полиции — в маньяка, гитлеровскую Германию — в жертву агрессии. Но если чтение в обратном порядке покажет, что дело не в самих идеях, а в читательском восприятии таковых, то не будет ли это означать: творить можно не меняясь, нужно лишь менять читателя?

Опять же понятно, что смена читателя (зрителя, слушателя) есть дело затратное и болезненное. Постоянно терять завоеванную аудиторию и биться за аудиторию чужую сложно, выматывает много больше, чем простая смена знаков (отрицательного терминатора на положительного).

Но биться и не нужно. И зритель, и читатель меняются независимо от наших усилий. И от собственных читательских тоже. «Война и Мир» в пятнадцать читательских лет, в тридцать и в пятьдесят — разные романы, при том, что автор не может за своею смертью изменять в конечном тексте ни единой буквы. То же — и с текстами современными.

Да что литература, есть примеры более волнующие. Сначала лозунги «Сменим правительство и заживем счастливо» выводят на площади сотни тысяч граждан, а потом — едва ли сотни обыкновенные, трехзначные. Выдохлись лозунги? Или выдохлись граждане? В первом случае политикам нужно срочно менять плакаты, во втором — терпеливо ждать, покуда конденсаторы народной активности придут в действие. А правительству, соответственно, нужно либо изничтожать новые лозунги, либо отводить заряд в землю, снижая напряжение в сети. ?На всякий случай делают и то и другое. Шесть соток — решение мудрое. Заземление как в прямом, так и в переносном смысле. И потому все-таки стоит подумать о том, чтобы перенести десятидневку безделья с января на май. Я знаю, что это представляется опасным: все-таки на митинг в мае люди идут охотнее чем в январе. В январе и холодно, и сытно. Но почему именно на митинг, зачем думать о народе плохо? На огород! Ударно потрудиться, а потом еще и еще и еще! Это приведет к повышению урожайности, следом повысится и сытость, а сытое брюхо к политике глухо.

И не требует «свеженького».

К оглавлению