Василий Щепетнёв: Цена ломбарда Василий Щепетнев

Василий Щепетнёв: Цена ломбарда

Василий Щепетнев

Опубликовано 28 января 2011 года

В самом начале восьмидесятых шапочная знакомая решилась — и покинула Союз Советских Социалистических Республик, выбрав для себя, а более для детей новую родину в западном полушарии.

Выезжать, как и многим, пришлось налегке: рубли вывозить не дозволялось, да и смысла не имело, а доллары законным путём приобрести было практически невозможно, незаконное же приобретение валюты грозило тюрьмой. Но знакомая сумела провести ювелирное изделие стоимостью в годовую зарплату университетского преподавателя — кандидата наук. Пережидая в Вене, покуда соберётся стая для трансатлантического перелета, она, будучи в стеснённых обстоятельствах, решила заложить или продать фамильную драгоценность. Однако сумма, предложенная ей, оказалась сущей безделицей. Обманывают, решила знакомая — и повторила попытку уже в Новом Свете. Но и там цену не дали, а посоветовали просто посмотреть на витрины ювелирных магазинов и самой разобраться, что почем в славном городе Нью-Йорке.

Как ни странно, подобный афронт только укрепил убежденность знакомой в правильности выбора места жительства.

А мы, те, кому ни турецкий берег, ни Африка оказались не надобны, уяснили: реальная стоимость лелеемой вещи определяется тогда, когда несёшь её в ломбард.

Другая знакомая, уже не шапочная и уже в двадцать первом веке, искала деньги на операцию: плохо себя чувствовала, обследовалась, и на МРТ в области гипофиза у неё обнаружили опухоль. Специалисты-консультанты настоятельно советовали оперироваться, и оперироваться поскорее, это-де единственный шанс остаться в живых. Даром такие операции не делаются, квота области давно выбрана, что делать? Продавать что есть? А — ничего нет, одна лишь квартира, в которой жила она, но жила не одна. В общем, положение безвыходное. Она вздохнула, рукой махнула и приготовилась к худшему. По счастью, ошибочка вышла: оказалось, это доброкачественное железистое образование, а вовсе не злокачественная опухоль. Минуло тому несколько лет, знакомая жива, здорова, вышла замуж... А мы, окружающие, уяснили ещё одно: ничего-то у нас ценного, годного для реализации в чёрные дни, нет. Но ведь должны же быть нетленные, не подверженные инфляции сокровища, те, что выручат в трудную минуту, не дадут умереть в нищете заболевшему, не обрекут детей на рабский труд или проституцию, а чаще и на то и на другое?

Смотришь окрест — и не видишь. Квартира? Но никакая квартира не стоит дороже города, в котором она расположена. Москва или Петербург ещё в цене, а много ли выручишь там, где закрылось стержневое предприятие или идет война? Иллюзии? Да, ими нас одарили щедро, но продать свои иллюзии и в сытые годы умеют немногие, а уж в годы голодные... А мычание тощих коров все громче и громче.

Образование? У нас замечательное образование — или, по крайней мере, было замечательное образование!

Так-то оно так, но — чем замечательное? Что именно делает наше отечественное образование отличным от образования зарубежного?

Бесплатное — или бывшее некогда бесплатным? Это не отличие. Все знают поговорку про бесплатный сыр, но с полученным бесплатным образованием её почему-то не связывают. Да, в иные времена институты не требовали внесения оплаты в кассу, но государство заботилось о себе, а не о носителе образования. Врачам, учителям, инженерам и прочим служащим, которых позднее припечатали определением «бюджетники», образование позволяло выполнять строго определённую функцию за строго определённую плату в строго определённом месте. Вне этого места, то есть за пределами страны, цена советского диплома стремительно падала.

Высокое качество образования? Не говоря о том, что «высокое качество» — словосочетание не вполне корректное, кто сказал, что оно — высокое? Сатирик, объявивший американцев «ту-у-у-у-пыми»? Да, частенько американские коллеги и лечат по стандарту, и не знают ни столицы Туркмении, ни места, откуда берет начало река Волга, а наши исцеляют по интуиции, кроссворды решают запросто, при том неприхотливы и безотказны, как топор Раскольникова. Но стандарты лечения базируются на принципах доказательной медицины, а интуиция — она кому как. Арбидол, панавир, мазь с ядом гюрзы, циркониевый браслет...

Прежде я, бывало, споря со сторонниками превосходства советского образования, делал такую штуку: давал газету и просил прочитать и рассказать, о чем пишут. Только английскую газету. Или немецкую. Подавляющее, статистически достоверное большинство ни прочесть, ни перевести ничего толком не могло. Люди ещё и обижались, мол, ты издеваешься, так нечестно, мы врачи, а не переводчики. Но ведь вас, говорил я, учили английскому языку в школе шесть лет, с пятого по десятый класс, а потом и в институте. Выходит, плохо учили? Неохотно соглашались, да, с иностранными языками у нас было не очень чтобы очень. Но тогда почему вы считаете, продолжал я, что биохимию, фармакологию или оперативную гинекологию преподают лучше? С чем сравнивали? Или достаточно провозглашаемого из телевизора «Ну и ту-у-у-упые же они!»

Сегодня я присмирел, ехидных вопросов не задаю, никого не терзаю. Если уж даже родной язык знают скверно, орфография хромает на все четыре лапы, пунктуация вдохновенная, лексика албанская, что по волосам плакать-то?

И за собой — с ужасом — стал замечать: нет-нет а и обдернусь, вместо частицы «ни» напишу вдруг «не», задумаюсь, сколько "р" требует слово «гонорея», еще что-нибудь... Причина ясна: никакой «врождённой» грамотности не существует. Просто человек, читающий много, нечувствительно усваивает и орфографию, и грамматику окружающего мира. Если он читает выверенные редакторами и корректорами произведения классиков, грамотность укрепляется, если скорописные тексты в интернете — наоборот.

Но главный подвох всеобщего образования таится в другом.

(продолжение будет)

К оглавлению