Колумнисты

Колумнисты

Кафедра Ваннаха: Парадоксы сжатого мира

Ваннах Михаил

Опубликовано 08 августа 2011 года

В наиновейшую историю вошел очередной «чёрный четверг» — падение бирж Старого и Нового Света, состоявшееся 4 августа 2011 года, падение самое большое с 2008 года. Единомоментно игроки потеряли два с половиной что ли терабакса; точные цифры тут вряд ли возможны. Вон звёздно-полосатый минфин и масса примкнувших к нему государственных мужей янки упрекают респектабельнейшее рейтинговое агентство Standard & Poor’s в ошибке в подсчётах на пару триллионов долларов США (повод для упрёков был серьёзный: впервые начиная с 1917 года это агентство понизило рейтинг Америки). Почему же разразились эти события, и почему они непременно будут иметь продолжение? Можно ли разобраться в них, не вникая в чёрную магию финансов?

Давайте начнём с самих Соединённых Штатов — самой что ни на есть мощной державы и самой что ни на есть богатой экономики мира. Раз держава оказалась у нас на первом месте, воспользуемся словами того, кто ею рулит, а именно президента Барака Обамы. В интервью, посвящённом его юбилею, он отметил важнейшую роль информационных технологий в современном мире и, в частности, отметил, что интернет сжал современный мир. Вот это высказывание и возьмём за отправную точку, описывая процессы в информационной эре.

Конечно, не будем забывать и транспорт — прошлую инфраструктуру, созданную индустриальной эпохой. Не забудем супертанкеры и контейнеровозы, терминалы для них, автострады и железные дороги, мосты и путепроводы, седельные тягачи-локомотивы, пассажирские и транспортные аэропланы с бетонными полями аэродромов. Без всего этого информационные технологии оказались бы нервной системой организма, лишённого конечностей.

Главная особенность нынешних информационных технологий — их пропускная способность. Какие-то сведения из Китая попадали ещё в Ойкумену классической античности (во всяком случае, там знали, что есть страна Sina). Схоласты же Тёмных Веков любили спорить, какого роста китайский император. В его бытии они не сомневались — желающие могут оценить пропускную способность такого канала в битах/тысячелетие...

В Новое Время, во времена Ост-Индских компаний, в Юго-Восточную Азию стало возможным отправить письмо. Корабль шёл с ним вокруг Африки, пропускная способность канала — килобайты в год. Затем, в позапрошлом веке, планету опутали телеграфные линии и подводные кабели, их пропускная способность — уже боды (о соотношении бодов и битов в секунду дискутировала бумажная Компьютерра середины девяностых). Каналы связи эволюционировали (коаксиальные кабели, витые пары, волоконная оптика), и в какой-то момент количественный рост перешёл в новое качество.

Скорость передачи информации устремилась к световой, а стоимость информационной транзакции — в область бесконечно малых чисел. Это повлекло за собой качественные изменения не только для мира информационных технологий, но и для всей глобальной Мир-экономики (опять Валлерстайн).

Теперь возьмём и посмотрим на Старый Свет, на Европу, объединившуюся в ЕС. Наиболее развитая экономика этого конгломерата — германская. ФРГ сочетает развитую науку и индустрию с очень высокой социальной солидарностью. Какие же процессы идут в ней в последнее десятилетие? Надо сказать, очень поучительные.

Начиная с 2000 года экономика росла и крупные состояния увеличивались. Но, по оценкам эксперта Немецкого института экономических исследований (DIW) Маркуса Грабки (Markus Grabka), зарплаты, особенно низкооплачиваемых работников, в этот период серьёзно упали. С учётом инфляции зарплаты всех наёмных работников в Германии понизились с 2000 по 2010 год на 2,5 процента, но это в среднем. В то же время в низкооплачиваемом секторе рынка труда уменьшение зарплат достигало 22 процентов!

Про семисотевровое поколение европейцев автор рассказывал. В Германии дела получше, чем на юге Европы, но всё равно зарплаты тех немцев, кто получает после уплаты налогов жалование в диапазоне от 700 до 1300 евро, упали весьма заметно. И самое страшное — новые рабочие места возникают вновь преимущественно в низкооплачиваемом, семисотевровом, секторе... Экономика растёт, а зарплаты падают. Почему?

Теперь обратимся к дебатам, которые протекали между демократами и республиканцами в Конгрессе США во время баталий по увеличению лимита госдолга. Там снова и снова всплывала тема защиты американских рабочих от экспорта. Тяжело им конкурировать с индонезийцами, работающими за пару баксов в день. Но почему? И встарь в Азии работники получали гроши. Но в 1950-е рабочие Первого мира процветали, а сейчас... Левые, конечно, могут попытаться объяснить сей феномен тем, что тогда был СССР и капиталисты были вынуждены делиться с работниками прибылями. Мы же попытаемся найти ответ в технологиях.

Перенести в 1950-м производство в ЮВА было невозможно по информационным причинам. Промышленная техника того времени требовала большого объёма знаний от рабочего. Его нужно было долго учить в общеобразовательной «машине Коменского», формировать производственные навыки. Современная же техника массовых технологий имеет весьма дружественный интерфейс. От работника требуется дисциплина и усидчивость, и минимум знаний.

А технологическая документация? То, для чего после конструктора был нужен чертёжник, светокопировка, рабочий, умеющий работать «с листа». Теперь вся информация улетает с какого-нибудь AutoCAD прямо в другую часть света, где минимальные издержки (кстати, нужна будет пресс-форма какая — не связывайтесь с местными заводами с их дикими издержками, ищите китайца, будет быстрее и дешевле, хоть фрезеруется всё за морем, где телушка — полушка).

Все в Первом мире так же и поступают. У товара два конкурентных преимущества — новизна и дешевизна. С теми, кто обеспечивает новизну, с учёными и инженерами всё в порядке. Дешевле их труд не купишь — они получают в Первом мире нормально. А бывшие пролетарии, найм которых в Первом мире отягощён кучей социальных страховок? Кто же покупает дороже то, что можно взять дешевле... Поэтому производство уходит в ЮВА, несмотря на все прыжки и ужимки профсоюзов и левых партий. Несмотря на знаменитую, с Бисмарка ещё, национальную солидарность германской Sozialmarktwirtschaft, социально рыночной экономики.

Но бывшие пролетарии остаются в своих странах, и избирательное право имеют, да и опасность социальных волнений (как в Афинах) никто не отменял. К тому же рыночной экономике нужны платежеспособные потребители, и национальная солидарность имеет место. Поэтому любое правительство продолжает экономически неэффективных подкармливать, наращивая госзаказы, платя соцстраховки. В результате — расходы, чтобы их покрыть, доходов не хватает, а значит, растут долги.

Стоило Конгрессу разрешить Обаме занять ещё 400 миллиардов долларов, увеличив лимит долга до 14,694 триллиона, сразу же госдолг США в один день возрос на 239 миллиардов, до 14,532 триллиона, поглотив 60 процентов выделенной суммы. Ведь нью-йоркский заворачиватель гамбургеров по-прежнему получает в день больше, чем индонезийский рабочий за месяц, и деньги эти должны откуда-то браться.

В Европе дела не лучше. Если в 2007 году суммарный долг стран Евросоюза составлял 7,3 триллиона евро, или 59 процентов от общеевропейского ВВП, то уже в 2010 году он вырос до 9,8 триллиона евро, или 80 процентов. Государственный долг Германии тогда превысил 83 процента ВВП.

Рост долгов самых благополучных стран показывает парадоксальную вещь. В противоречие пришли законы устройства глобализованного мира с рыночной экономикой (свободное движение товаров и капиталов, минимум таможенных барьеров, покупаем или новое, или дешёвое) и задачи национальных государств по поддержанию высокого уровня потребления большинства граждан (welfare state). До поры противоречие разрешалось жизнью в долг, но теперь долги становятся запредельно высоки, и расти им особенно некуда... Как это противоречие разрешится в длительной перспективе, не знает никто.

К оглавлению