Василий Щепетнёв: Зеркало Революции Василий Щепетнев

Василий Щепетнёв: Зеркало Революции

Василий Щепетнев

Опубликовано 24 мая 2010 года

Николай Александрович Романов, будучи императором, любил стрелять ворон. Факт этот известен широко. Чуть менее известен другой факт: экологи того времени считали истребление ворон делом полезным и необходимым, в ряде стран за каждую убитую ворону даже полагалась маленькая премия. Но не в премии суть. А вдруг бурный рост капитализма России во время правления Николая Второго объясняется именно тем, что государь так мало вникал в экономическую жизнь державы? Вдруг для пользы дела лучше делу не мешать, а смотреть на процесс взглядом фенолога, философа-меланхолика, поэта: «вот и лето прошло, словно и не бывало...»

Но что дозволено императору царствующему, не дозволено императору низложенному. История французской революции предупреждала о финале. Praemonitus praemunitus. Тут сидеть и ждать у моря погоды не годилось. Думаю, что более императора о будущем тревожилась императрица, женщина энергичная и неугомонная, привыкшая ставить цели и добиваться своего, будь то женитьба на Российском Престоле или смещение неугодного (неугодливого) министра. Во всяком случае, в Тобольск царская семья отправилась, имея при себе, точнее, на себе, не одно состояние: лифы, корсеты и иные предметы дамского туалета были начинены бриллиантами, изумрудами и прочими драгоценными каменьями. И о текущих нуждах позаботилась императрица, использовав в качестве браслета золотую проволоку весом около фунта: всегда можно отломить дюйм-другой. Это вам не бумажные денежки, керенки и прочие. Хотя и деньги были тоже. Первоначально, я думаю, все эти сокровища предназначались для обустройства жизни где-нибудь в Лондоне, излюбленном месте богатых изгнанников двадцатого века. Но с Лондоном вышла незадача, и потому следовало срочно менять как сам пункт назначения, так и методы перемещения к этому пункту.

Легко сказать срочно, когда кругом одни враги. Дом инженера Ипатьева стал узилищем? Значит, следует выбрать время и бежать. Бежать без времени смысла нет: когда кругом красные, то возьмут быстро. А вот если рядом белые (думали, возможно, иными словами, что-нибудь вроде «преданные войска») – тогда и пора. Как бежать? Как обыкновенно убегают: подкупают стражу. Благо есть чем.

Полагаю, подкупать стражу должен был кто-то из обслуги: повар Харитонов, камердинер Трупп, горничная Демидова или доктор Боткин. Возможно, переговоры были поручены одному Боткину, но могли вовлечь и Харитонова (у императрицы были иллюзии насчет «простого русского мужика»), кого-либо другого.

Гибель обслуги и есть ключ ко всему делу. Как не путай след, а объяснить её нужно. Действительно, если уничтожение императорской семьи имеет политическое значение, то уж повара, врача или горничную казнить было совершенно не за что ни с какой точки зрения. Работа повара – готовить и кормить, работа доктора – лечить, и, поскольку ни первое, ни второе большевиками не запрещалось, то и в действиях обслуживающего персонала ничего контрреволюционного углядеть невозможно. Более того, они – трудящиеся, а большевики трудящихся без причины не казнят.

А их и не казнили. Их убили, как нежелательных свидетелей.

Удивительно, но, похоже, до ночи убийства царственные узники не были подвергнуты личному досмотру! Во всяком случае Юровский пишет, что бриллиантовые корсеты и лифы оказались для охраны полной неожиданностью. То есть что ценности были, знали, сам Юровский опечатывал шкатулки. Но вот о других ценностях, стоящих многие миллионы золотом, не ведали. Так и было – в официальной, отредактированной версии. На деле же головка охраны знала: у семьи есть сокровища, и сокровища немалые. В пользу этого говорит и присутствие таинственного студента горного института, который должен был разобраться с драгоценностями. Однако неизвестно, принимал ли студент участие в расстреле, неизвестна его последующая судьба, неизвестно даже, был ли студент вообще.

Итак, Николай и Александра решили через доверенных людей подкупить охрану. Показали или даже вручили драгоценный камень – залог и аванс. Думаю, ход мыслей императрицы был таков: если они слова не сдержат, донесут, то окажутся в проигрыше: власть отберет все драгоценности себе, ничего охране не оставит.

Но охрана решила иначе: убить всех разом, включая обслугу. Но семье сказали, что будет всё сделано, готовьтесь, скоро побег.

В роковую для Романовых ночь они к побегу были готовы. Взяли необходимые вещи, включая подушки. Цесаревич Алексей, разумеется, не забыл собачку – не оставлять же друга.

Всех отвели в подвал (скорее, полуподвал) – и быстренько убили. Впрочем, получилось не так уж и быстренько.

И тут выяснилось, что драгоценностей не много, а очень много. Килограммы бриллиантов (Юровский упоминает о полупуде). И второе: о драгоценностях узнали слишком многие, чтобы дело можно было сохранить в тайне. Они, бриллианты, буквально сыпались из трупов. Каждый жаждал получить долю. Такого не скроешь. Пришлось импровизировать.

Убитых раздели донага и постарались избавиться от трупов. Драгоценности же передали куда следует, не забыв и себе немножко: в тридцатые годы Юровский говорит, что часть ценностей были утеряны во время перевозок трупов, снятия одежды и тому подобное, и, вполне возможно, бриллианты уже возвращаются в казну через Торгсин.

Вот и получилось, что вместо образцово-показательной казни у большевиков на руках оказалась банальная резня из корыстных побуждений. Резню миру показывать нехорошо. Нужно думать о доверчивых дурачках-эсдеках, чья помощь пригодится. Но в том и сила революционеров новейшей выделки, что они не гнушаются ни грабителей, ни убийц, отрезавших пальцы, чтобы легче было снять кольца – покуда грабители оставались лояльными власти и сдавали если не всё награбленное, то приемлемую часть. Призыв «Грабь награбленное» получил одобрение на самом высоком революционном уровне. Пусть грабят, лишь бы, грабя, уничтожали врагов советской власти. Мишка Япончик, Григорий Котовский и многие другие из бандитов превратились в красных командиров. Некоторые не удержались на непривычной высоте, а другие ничего, притерпелись, поняли, что грабить вместе с властью много удобнее, чем грабить против власти.

Ленин в одна тысяча девятьсот восьмом году трактовал Льва Толстого в качестве зеркала русской революции. Лукавил Владимир Ильич. Уже тогда он знал точно, что зеркалом революции будут такие люди, как Ленька Пантелеев, чья головокружительная карьера чекиста-налетчика до сих пор привлекает внимание важнейшего из искусств.

Зеркало и зеркало. Что на него пенять-то...

К оглавлению