Василий Щепетнёв: Место для Праздника Василий Щепетнев

Василий Щепетнёв: Место для Праздника

Василий Щепетнев

Опубликовано 31 декабря 2010 года

Обычай праздновать приход Нового Года не нами придуман, не нам его и отменять, но вот решать, где праздновать — в этом мы вольны. В пределах бюджета. Можно, если позволяют средства, поехать куда-нибудь далеко-далеко, да хоть в Рио-де-Жанейро. Надеть белые штаны, белую косоворотку и пойти на пляж. Но вдруг там акулы? Не на пляже, а в океане? И потом, знающие люди говорят, что в Рио-де-Жанейро стоит праздновать международный женский день, он в этом сезоне совпадает с карнавалом.

Тогда поближе, в Европу. Оно и дешевле. Хотя... Вот знакомый весь год ждал Рождественскую гонку звезд биатлона в Гельзенкирхене. Билет купил давным-давно и предвкушал, предвкушал... А тут непогода. В Москве аэропорт отключился от электропитания, будто и не столичный аэропорт, а самый что ни на есть гваздевский (в Гвазде и в самом деле был если не аэропорт, то аэродром — давно, в прошлом веке). И в Германии стихия разыгралась, да так, что крыша стадиона не выдержала и обрушилась. Потому гонки не будет. Но предвкушение назад уже не отберешь.

Может быть, остаться в отечестве? Поехать куда-нибудь в горы, и на высоте три, а то и четыре километра в уютном шале встретить Новый Год в веселой компании?

Так обычно и начинаются традиционные страшилки: веселая компания собирается в горы, в лес или на необитаемый остров, где по чистой случайности стоит коттеджик, доставшийся в наследство от дальнего родственника кому-то из участников. Что за родственник, толком неизвестно. Темное дело. То ли чернокнижник, то ли биолог-лысенковец, живший здесь аж с пятьдесят девятого года, будто скрываясь невесть от кого. И ведь советовали им те же знающие люди, мол, не стоит туда соваться, продайте домик, а на вырученные деньги хоть в Рио поезжайте, хоть в Сидней. А то в домике нечисто. Не в смысле грязно, а просто...

Да вот хотя бы то, что куда-то пропала бригада элитных шабашников, которую душеприказчики наняли отделать коттеджик по последнему слову дизайнерского искусства. Работу шабашники исполнили честно, теперь не коттедж — конфетка, но за расчетом они не явились. А сумма немаленькая! И еще... Прослышали про тот коттеджик люди, до чужого добра жадные, пошли по шерсть, а вернулись стрижеными. Мишка Лось в дурдом угодил, Степка Камень взял, да и повесился на собственной кухне, а Колька Череп так просто исчез. Понятно, никто ни о Мишке, ни о Степке, ни, тем более, о Кольке не пожалел, кроме матерей, а все-таки непонятно...

Но веселая компания знающих людей слушать не спешила. Встретим Новый Год, посмотрим, что и как, а уж потом наследник решит, продавать коттеджик, нет, и если продавать, то почем.

Катером, «Газелькой» или пешим ходом добрались они до коттеджика. Хороший домик. Ветряк электричество дает, насос воду качает, тарелка обеспечивает связь со всем миром. А виды — из каждого окна на миллион. Век бы отсюда не уходить.

Обустроились они, пошли в лес за елочкой (остров — если это остров — речной, где-нибудь на Енисее), срубили ее под самый корешок, принесли в коттеджик и стали искать игрушки. На чердаке нашелся сундучок редкостного вида, в антикварной лавке такие большие тысячи стоят. Но закрыт сундучок, а ключа нет. Не долго думая, его ломиком, ломиком. Внутри, как водится, оказались игрушки, но до чего же странные! Полупрозрачные шары, в глубине которых то появлялись, то исчезали причудливые видения в стиле Босха. Пентаграмма, светившаяся сама по себе кремлевским рубиновым светом. Неведомые зверюшки, от вида которых вдруг начинали стучать зубы. И, что поразило особенно, шесть нарядных куколок, очень похожих на участников новогодней вылазки. Все игрушки развесили среди колких до крови иголок, стали накрывать стол, и тут возьми, да и подумай — а нет ли чего вкусного в подполе?

Подпол оказался полноценным подземным этажом, даже двумя — просто какое-то убежище на случай ядерной войны. И, конечно, обнаружилась комнатка, в которой на полках были уложены бутылки — без этикеток, но запечатанные сургучом. Взяли дюжину, отнесли наверх и раскупорили.

Понюхали. Что-то редкое, экзотическое, то ли херес, то ли мадера. Или марсала, компания у нас простая, вина различает по этикеткам.

Решили проводить вином Старый год. Подняли бокалы — понятно, взятые тут же, в коттедже, чокнулись над столом, выпили, кто залпом, кто медленно, и здесь погас свет...

Дальнейшее всякий, кто видел хотя бы парочку страшилок, может вообразить сам. Понятно, почему в страшилках действующие лица почти всегда молоды. Или очень молоды. Такие до зрелых лет, не говоря уже о старости, просто не доживают: идут в темные подвалы, где что-то сопит и шуршит; убегая, падают не менее трех раз на ровном месте; роняют револьверы, фонарики и ключи от машины в самый неподходящий момент; забывают вовремя зарядить мобильные телефоны; открывают запертые ящики — и вообще, ведут себя, словно никогда не смотрели телевизор.

Нет, не поеду я ни в горы, ни на остров, тем более горы и острова от Гвазды далеко...

Открою я лучше порядком зачитанные «Мертвые души», главу седьмую: «Счастлив путник, который после длинной, скучной дороги с ее холодами, слякотью, грязью, невыспавшимися станционными смотрителями, бряканьями колокольчиков, починками, перебранками, ямщиками, кузнецами и всякого рода дорожными подлецами видит наконец знакомую крышу с несущимися навстречу огоньками, и предстанут пред ним знакомые комнаты, радостный крик выбежавших навстречу людей, шум и беготня детей и успокоительные тихие речи, прерываемые пылающими лобзаниями, властными истребить все печальное из памяти. Счастлив семьянин, у кого есть такой угол, но горе холостяку!»

Гоголь знал, о чем пишет — он был холостяком. Почитаю, положу том на полку и никуда не поеду. Буду встречать Новый Год дома. По-семейному. Вот только спущусь в подвал, в котором бывал раза два, много три с тех пор, как сменил квартиру семь лет назад. Не лежит к подвалу душа. И Афочка рычит, хватает за полу. Не хочет, чтобы я шел. А нужно — там у меня, кажется, подставка для елки хранится. Где ж ей еще быть?

На всякий случай — с Наступающим!

К оглавлению