Василий Щепетнёв: Принцип калейдоскопа Василий Щепетнев

Василий Щепетнёв: Принцип калейдоскопа

Василий Щепетнев

Опубликовано 28 ноября 2011 года

Насчёт богатства внешнего человек редко заблуждается. Знает наперечёт принадлежащее ему движимое и недвижимое имущество, суммы, хранимые в банках, тайных местах и просто в бумажнике. Конечно, и тут бывают неувязки: банк, в котором хранится депозит, возьми и закройся, и теперь предстоит муторная процедура выцарапывания вклада, во время которой вклад этот будет мельчать, и мельчать стремительно. Или же… Нет, не буду вызывать к жизни всякие нехорошие фантазии. Просто констатирую – всё-таки внешние активы мы зачастую оцениваем верно.

Насчет же богатств внутренних возможны разногласия. Многие считают, что обладают колоссальными, но покуда недооценёнными сокровищами внутреннего мира. Я даже не о нравственных сокровищах говорю, не о доброте, отзывчивости, честности и порядочности. Нет, многие думают всерьёз, что они замечательные инженеры, управляющие, пианисты, фотографы, писатели, композиторы, артисты, гонщики, адвокаты – до бесконечности.

Только внутренняя деликатность на пару с внешним невезением не дают проявиться этим качествам во всей красе. Ну, и некоторые иные обстоятельства. Я, к примеру, нот не знаю, а то такими бы симфониями одарил мир! Правда-правда, я их во сне слышу. Тари-ра-ри-ра-ра! И так далее. Проснусь, секунд пятнадцать повосхищаюсь собой — и прости-прощай, Симфония Носферату! А то стихами говорю – прямо как в «Гусарской балладе». Опять, понятно, во сне. Потому что во сне творческий дух освобождается от мелочей повседневья. Можно летать. Можно петь драматическим тенором. Можно говорить на санскрите. Ах, если бы всю жизнь можно было прожить во сне!

Но если с нотами я не дружу и сохраняю иллюзии, то с буквами на короткой ноге. И порой запишешь среди ночи четверостишие, сюжет, или просто остроумную фразу, и ложишься обратно в кровать – эх, какой я молодец. А на дневную голову, после чашки крепкого чаю думаешь: что за чушь? И рифмы нет, и смысл убогий. Ломаю голову час-другой, и постепенно доходит: во сне я глупею. Снижаю стандарты. И такое состояние продолжается некоторое время после пробуждения. Потому довольно простенький стишок кажется мне полным глубинного смысла, а нелепый сюжетный ход представляется оригинальным и потрясающим.

Вот, собственно, почему и гипнопедия не получила широкого распространения. Голова не та. Себе-то кажется гениальной, а на деле – не очень. Логика спит, усердие спит, трудолюбие спит, смежные дисциплины спят. Какая тут учёба!

И дрёмоскопы с онирофильмами не имеют опоры для работы: не под силу им будить фантазию, у спящего человека и фантазия спит. А то, что бодрствует, способно лишь на игры в куклы уровня младшей группы детского сада. С гормональными поправками, понятно. Стоит ради этого огород городить, вскапывать, пропалывать и охранять?

А как же сон Менделеева — аргумент, к которому взывают гипнопеды последние сто лет? Или сон Стивена Кинга, сон, из которого вылетели лангольеры?

Так ведь сон дал лишь толчок, а девяносто пять процентов работы и Менделееву, и всем остальным снопроходцам пришлось делать наяву: рыть породу и добывать руду.

Кстати, насчёт руды: ментальные запасы, похоже, столь же ограничены, сколь и запасы природные. Раз уж то и дело речь сбивается на кино, то посмотрим кинопремьеры этой осени. «Нечто», «Конан-Варвар», «Соломенные псы», «Щелкунчик и крысиный король» и так далее и тому подобное. В третий, пятый, сто сорок пятый раз обыгрываются одни и те же сюжеты. Ну да, в том фильме у героя была шляпа с алым пером, а в нынешним – с белым, но ведь и запас перьев рано или поздно истощится.

С другой стороны, зачем, собственно, придумывать новое, если и старое мы используем едва ли на пять процентов? Сколько романов помнит среднестатистический читатель хотя бы на уровне основных поворотов сюжета? Пятьдесят? Сто? А книг заметно больше. И сочинять новые, с непредсказуемым в коммерческом отношении сюжетом – дело крайне рискованное. Куда практичнее пересказать историю мушкетёров или Шерлока Холмса, снять фильм о злобном пришельце-метаморфе, вмороженном в вековой лёд, или перепеть шлягер сороковых годов. Во-первых, надёжно, во-вторых, выгодно, и в-третьих, удобно.

Приходится слышать о принципе калейдоскопа: мол, несколько зеркал, горсть разноцветных стекляшек, а в результате — неисчерпаемое богатство узоров. Бери и используй эту красоту хоть в текстильной промышленности, если она ещё осталась, текстильная промышленность, хоть в цветомузыкальных аппаратах, если они тоже ещё остались. А уж наше мышление, пожалуй, посложней калейдоскопа и потому способно произвести куда больше узоров, да вот хоть и словесных, чем детская забава за сорок девять советских копеек.

Но… Но разберите такую традиционную вещь, как популярную политику – в переносном, понятно, смысле разберите. Политику, основанную на слове.

И что найдёте? Несколько зеркал довольно скверного качества (хорошие зеркала на калейдоскопы не идут), горсть разноцветных стёклышек из битых бус для туземцев, картонную трубку, прозрачный окуляр, матовый объектив – и весь аппарат. Но работает, и работает тысячелетиями.

Крути не крути – рога изобилия из калейдоскопа не получится. Никогда.

Потому результата ждать наивно, но вертеть трубу всё-таки стоит: чтобы не каменело содержимое. Ну и какая-никакая, а всё же забава.

К оглавлению