I

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

I

Появление версии 1.0 означало для Linux новый этап: нам понадобился пиар. Лично я с удовольствием представил бы эту версию точно так же, как и предыдущие. Я бы послал в форум сообщение: «Выпущена версия 1.0. Пользуйтесь». (Или что-нибудь в этом роде.)

Однако многие отнеслись к этому событию гораздо серьезнее. Версия 1.0 им нужна была для рекламы. Всем этим новорожденным компаниям, продававшим Linux, версия 1.0 была важна скорее по психологическим, чем по технологическим причинам. И их можно понять: кому понравится торговать операционной системой версии 0.96?

Я хотел выпустить версию 1.0, потому что тем самым завершался некий этап, а кроме того, это значило, что я могу временно перестать исправлять ошибки и вернуться к разработке. Производители и разработчики Linux хотели обставить выход новой версии с максимальной помпой.

Нам нужно было выбрать правильную тактику. Сам я не собирался руководить этой кампанией. Мне вовсе не улыбалось выпускать пресс-релизы и выступать с заявлениями. Поэтому за дело взялись те, кто был в нем заинтересован. Примерно так делалась и сама Linux – схема снова сработала.

Наш первый официальный выпуск стал настоящим событием во многом благодаря Ларсу. Он и некоторые другие решили, что объявление лучше всего сделать в университете. В этом был свой резон. Моя комната не тянула по размерам. А делать объявление в помещении коммерческой фирмы было бы неправильно. Поэтому Ларс вызвался согласовать вопрос с университетом. Факультет информатики Университета Хельсинки был небольшой организацией, поэтому он смог просто пойти и поговорить с деканом.

Университет Хельсинки с радостью согласился выделить для представления Linux 1.0 главную аудиторию факультета информатики. Да и чего бы им возражать? Разве в университете часто происходят события, достойные показа по телевизору?

Я согласился выступить. Это мероприятие не шло ни в какое сравнение с кошмаром в Эде. Хотя, если вдуматься, кое в чем оно оказалось-таки сложнее.

Например, в аудитории сидел мой папа. А мероприятие показывали по финскому ТВ. Тогда я впервые увидел себя по телевизору. На собрание пришли и папа и мама (но я совершенно уверен, что они сидели врозь). И Туве тоже пришла. Тут-то мой отец и познакомился с ней, поэтому для меня это было больше, чем просто объявление версии 1.0. Поскольку я до последнего момента готовился к выступлению – проверял, что со слайдами все в порядке и прочее, – то не присутствовал при их знакомстве. По-видимому, оно произошло, когда они шли в аудиторию. Кажется, я это заметил краешком глаза.

В том выступлении, как и почти во всех остальных в последующие несколько лет, я говорил не столько о технологии, сколько об открытых исходниках. Все прошло классно. Мне удалось изменить отношение к Linux некоторых сотрудников факультета. До этого факультет просто гордился Linux и снисходительно поощрял мою деятельность. После объявления они стали относиться к Linux более серьезно. Ведь они услышали о ней в теленовостях.

Спустя годы стали поговаривать, что университет пытается приписать себе заслуги в сфере Linux. Это не так. Факультет всегда оказывал нам большую поддержку – Мне даже дали такую должность, что я мог создавать Linux в рабочее время. И это было в самом начале, когда еще никто не мог сказать: «Давайте поможем парню, тут пахнет всемирной известностью». Но в то же время им было приятно сыграть важную роль в анонсе новой версии. Это укрепило их репутацию. Я знаю, что на факультете информатики, который всегда был в тени Технического университета, теперь стало больше шведскоговорящих студентов.

Зависть к успеху считается характерной чертой финнов. Поэтому, когда Linux приобрела известность, меня многие спрашивали, не отравляют ли мне жизнь в университете завистники. На самом деле все было по-другому: в университете мне очень помогали. Уже на раннем этапе они стали избавляться от X-терминалов и заменять их на PC с Linux.

Выход новой версии поднял Linux в Финляндии на небывалую высоту, и в других странах она тоже стала приобретать известность. Ей посвящалось множество публикаций в газетах: просто какой-нибудь журналист натыкался на Linux и приходил в восторг. С точки зрения бизнеса версия 1.0 не представляла особой опасности для основных игроков. Linux забирала рынок у Minix и Coherent. Среди других категорий пользователей интерес к системе был невелик. И это было нормально – внимания и так было гораздо больше, чем я рассчитывал.

Тем не менее журналисты – в основном из компьютерных изданий – стали стучаться в мою дверь. Буквально. Субботним утром Туве бывала отнюдь не в восторге, просыпаясь от звонка в дверь японского репортера с подарками (чаще всего это были часы – видно, узнали, что это моя слабость), который жаждал взять у меня интервью. Еще меньше она бывала рада, когда я приглашал его войти. (А я поступал так годами, пока мы не объявили наш новый дом зоной, свободной от журналистов. Иногда моя беспечность доходила до того, что я забывал сказать Туве, что пригласил журналиста в дом для интервью. И сам забывал об этом. Репортер приходил, и Туве приходилось его развлекать до моего возвращения.) Потом стали появляться сайты фэнов, типа французского, на котором в основном размещена постоянно обновляемая галерея каких-то безумных фотографий. Например, я на собрании «Спектрума» – крутой чувак без рубашки пьет пиво.

Тихий ужас.

Причем интерес проявляли не только журналисты и линуксоиды. Неожиданно со мной захотели поговорить о технологиях люди с большими кошельками. Unix всегда рассматривалась как система с огромным потенциалом, в основном из-за своей мощности и многозадачности. Теперь корпорации, которые интересовались Unix, начали присматриваться к Linux. Среди них была сетевая компания Novell, в которой открыли небольшой «побочный» проект на базе Linux. Они разрабатывали настольный ПК под Unix под названием «Looking Glass» (зеркало). Он неплохо смотрелся, но лбом стенку не прошибешь: ему недоставало поддержки тогдашнего стандарта – Common Desktop Environment.

В августе 1994-го они предложили заплатить мне за то, чтобы я приехал к ним в Орем (шт. Юта) поговорить об их разработке. Благодаря Novell передо мной открывалась редкая возможность посмотреть Америку, поэтому я согласился на их предложение при условии, что они оплатят мне поездку еще в какой-нибудь американский город. Хоть я и был неискушенным финном, но подозревал, что Орем и даже Солт-Лейк-Сити не типичны для США. Мне предложили поехать в Вашингтон, но я не захотел. Я подумал, что все столицы похожи друг на друга. Тогда мне предложили Нью-Йорк, но я решил, что интереснее съездить в Калифорнию.

Было непонятно, насколько серьезно относятся к проекту в штаб-квартире Novell. (В итоге оказалось, что совсем несерьезно: проект закрыли, а девять его участников организовали компанию Caldera.) Но зато мне удалось впервые взглянуть на Америку, куда я со временем планировал перебраться. Независимо от глубины интереса Novell к Linux США представлялись центром растущей технологической вселенной. Поездка в США ошеломила меня. Какое же там все новенькое по сравнению с Европой! Церковь мормонов за несколько лет до моего приезда отметила 150-летний юбилей, поэтому они привели в порядок свой главный храм. Он сиял белизной. После Европы, где все церкви старые и подернуты паутиной времени, я смог вспомнить только одно место, где раньше видел белый храм – Диснейленд. Он был похож не на церковь, а на какой-то сказочный замок. А еще я совершил ошибку, посетив в Ореме сауну при гостинице. Это была такая небольшая портативная сауна, буквально сделанная из пластика – и внутри было ненамного жарче, чем снаружи. Я ушел из нее с мыслью, что в США не умеют делать сауны, и слегка затосковал по дому.

Я начал постигать азы. Точно так же, как в Финляндии приезжие быстро привыкают не заводить разговоры с незнакомцами в барах, я узнал, что в Юте – а позже выяснилось, что и в остальной части Америки – нельзя вести разумную беседу на тему абортов и оружия. С вероятностью 50 % вы наткнетесь на собеседника, который принимает эти вопросы очень близко к сердцу. В результате легко втянуться в ожесточенный спор по поводу того, о чем не следует спорить. В Европе люди не зацикливаются на этих вопросах. Американцы же начинают очень бурно защищать свою позицию, потому что много раз слышали противоположное мнение. В Финляндии оружия на душу населения может быть больше, чем где бы то ни было, но оно используется в основном для охоты. И особых проблем не возникает.

Еще одну вещь я понял в первые же дни жизни в Америке: «корневое пиво» – страшная дрянь (Определенно, к его вкусу надо специально привыкать. Думаю, все началось с пуритан, которые не могли пить настоящее пиво из-за того, что в нем есть алкоголь. Тогда они состряпали безалкогольный напиток из корнеплодов и назвали его «корневым пивом» (root beer), чтобы люди думали, что это классная вещь. Десяти поколениям подряд вбивали в голову эту мысль, и люди наконец купились. Современные американцы любят «корневое пиво», потому что в течение десяти поколений нация подвергалась генетической переделке.).

После Юты я полетел в Сан-Франциско – вот это классный город! Я столько времени ходил по улицам, что обгорел, и мне пришлось потом целый день не высовывать носа на улицу.

Помню, как шел по мосту «Золотые ворота», любовался на холмы Марин и мечтал забраться на них, как только окажусь на том берегу. Но когда наконец дошел до конца моста, гулять уже больше не хотелось. Вот уж не ожидал, что шесть лет спустя, практически день в день, буду сидеть на гребне этих продуваемых ветром холмов, разглядывать Тихий океан, залив Сан-Франциско, мост, туман, сам Сан-Франциско и рассказывать обо всем этом диктофону Дэвида.

Я снова оказался в Америке уже через год. Приехал, чтобы выступить перед DECUS (группой пользователей Digital) в Новом Орлеане. В аудитории оказалось всего сорок человек, поэтому я не особенно волновался. Мне очень повезло – именно тогда я познакомился с Джоном Холлом, по прозвищу Мэддог. Он ведал техническим маркетингом Digital Unix и был давним пользователем Unix. Именно он пригласил меня на эту встречу. Мэддог знаменит своей длиннющей бородой и извращенным чувством юмора (не говоря уж о привычке храпеть). Он возглавляет Linux International – организацию, которая занимается поддержкой Linux и ее пользователей. Кроме того, он – крестный отец моей дочери Патриции.

Еще одно последствие этого выступления в Новом Орлеане: Мэддог договорился, что Digital одолжит мне Alpha. Так Linux была перенесена на компьютер, отличный от PC. До этого Linux уже переносили на другие архитектуры. Была версия для 68К, машин на базе Motorola 68000, которые использовали Atari и Amiga. Но в этих случаях Linux не годилась для двух платформ одновременно. При тех переносах куски программы, которые не работали на новой машине, выкидывались и вместо них писались другие. Перенос на Alpha был первым настоящим переносом. Исходники для PC и для Alpha практически не различались. Добавлялся лишь новый уровень абстракции, так что программа компилировалась по-разному в зависимости от того, в какой архитектуре нужно было работать. В результате в разных архитектурах использовался один и тот же код.

Когда в марте 1995-го мы выпустили версию 1.2, ядро уже включало в себя 250 тысяч строк кода, новый журнал «Linux Journal» хвалился десятитысячным тиражом, a Linux могла работать на процессорах Intel, Digital и Sun SPARC. Это был большой прогресс.