Философия 2.0: Как научная фантастика говорит нам о жестоких чудесах ближайшего будущего Михаил Ваннах

Философия 2.0: Как научная фантастика говорит нам о жестоких чудесах ближайшего будущего

Михаил Ваннах

Опубликовано 05 марта 2013

В качестве единственной книги, которую Станислав Лем готов был взять с собой на необитаемый остров, он выбрал «Историю западной философии» Бертрана Рассела. Хорхе Луис Борхес был готов прихватить её же – одной из пяти – с собой на Луну.

_{Бороться за мир удобнее, сидя на афедроне, как лорд Рассел}

История создания «Истории…» довольно забавна. Вторую мировую британец Рассел встретил, как и подобает идейному пацифисту, определившему патриотизм как «готовность убивать и быть убитым по обыденным причинам», не во вступившей в поединок с фашизмом Британии, а в США. Призыв Третьему графу Расселу не грозил – годиков было под семьдесят, но снабжение в нейтральной до поры Америке было не в пример сытней… Но, как известно, на каждую часть тела со сложной геометрией есть конгруэнтное слесарное изделие. И на Рассела, собравшегося в 1940 году приступить к чтению лекций в городском университете Нью-Йорка, поступил донос от некоей миссис Кей. Она возмущалась, что преподавателем её дочери может стать человек, склонный к пропаганде нудизма (в работе «Об образовании» действительно содержались мысли, что ребёнку стоит расти, зная ту тайну, что под платьем люди голые…). К священной борьбе с Расселом присоединились и католики, весьма влиятельные в изобилующем итальянцами и ирландцами Новом Амстердаме, припомнившие Третьему графу его агностицизм. Преподавать Расселу запретили решением суда. Денег у аристократа не было даже на автобусный билет. Выручил филадельфийский предприниматель Барнс, предложивший читать лекции в его фонде, которые потом и составили «Историю западной философии». И вот в этой книге Рассел блистательно определил предмет любомудрия.

«Философия, как я буду понимать это слово, является чем-то промежуточным между теологией и наукой. Подобно теологии, она состоит в спекуляциях по поводу предметов, относительно которых точное знание оказывалось до сих пор недостижимым; но, подобно науке, она взывает скорее к человеческому разуму, чем к авторитету, будь то авторитет традиции или откровения. Все определенное знание, по моему мнению, принадлежит к науке; все догмы, поскольку они выходят за пределы определенного знания, принадлежат к теологии. Но между теологией и наукой имеется Ничейная Земля, открытая для атак с обеих сторон; эта Ничейная Земля и есть философия.»

Действительно, познаваемость мира, проблемы соотношения объективного и субъективного, традиционно составляли предмет философских штудий. Но сегодня их вытаскивает на передний план технология, и так, как и не снилось мудрецам иных времен. Квантовая механика методами позитивных наук ставит реальность (хоть и в микромире) в зависимость от наблюдателя. Вполне макроскопические объекты начинают проявлять квантовомеханические – куда более странные, чем любое волшебство – свойства. Успех самых массовых потребительских товаров – вроде телевизоров – зависит от того, насколько в них применена квантовая магия…

Мы проваливаемся в мир, где уже малоприменимы «унаследованные религиозные и этические концепции». Информационные технологии ощущают это самыми первыми. Микромир, по законам которого функционируют кристаллы, развивающие гигантские вычислительные мощности и приносящие астрономические прибыли производителям, абсолютно не описываем с точки зрения старого доброго Common Sense обезьян. Да и глобальный рынок слишком велик для человеческого восприятия – Старая Европа гуманистической традиции убедилась в этом летом 1914 года, радостно перерезав себе глотку под синкопы «Августовских пушек» – а тогда мир был куда проще. Это – объективный мир, то, что надлежит познавать.

А сейчас грядет модернизация и субъективного. Грядет по всем направлениям. Даже в самом потребительском низу – дешевизна ИТ сводит соседями по всемирной завалинке людей из наиболее отдаленных в физическом смысле углов Всемирной Деревни (термин М.Маклюэна). А вот-вот начнут поспевать искусственные интеллекты, и слабые, и сильные… Станет несколько неясно определение субъекта. Личности. Личность ранее однозначно связывалась с безволосыми обезьянами – а теперь это определение начинает устаревать…

И вот о настоящих проблемах философия – в рамках своего метода «по Расселу» – говорит очень мало. (Мало – относительно потребности!) Точнее – она почти все, что могла, сказала раньше. Сказали Платон и Аристотель. Сказали Аквинат и Абеляр, Беркли и Гегель… Сказали так, что это было и будет бессмертной классикой. Эталонами мысли, вроде метрических эталонов, хранящихся под вакуумированными колпаками. Но обществу нужны и насущные инструменты, более массовые и недорогие (например, когда режешь пленку для защитных экранов, весьма полезен пластмассовый штангенциркуль, исключающий возможность нанесения сверхплановых царапин…). И такой инструмент появился в сфере мысли.

_{Пластмассовый штангенциркуль полезен при работе со стеклом и пластиком}

Писатель Кингсли Эмис прославился романом «Счастливчик Джим», из послевоенного быта британских университетских преподавателей. А еще ему принадлежит образцовое исследование научной фантастики “New Maps of Hell” – «Новые карты ада», также выросшее из лекционного курса в Принстоне в 1958 году. И вот там он определил фантастику, как литературу идей; ограничимся сейчас этим определением. (Ну а книга его в целом скорее о поджанре дистопии, о чем мы рассказывали раньше; открывшая дистопию сатирическую, в чем сильны Шекли и Пратчетт, наш Евгений Лукин.)

_{Как видно по потрепанной обложке, Кингсли Эмиса читали…}

Итак – идеи. Вот одна из них, поразительно интересная, высказана в работе, связавшей воедино историю и литературоведение. За счет чего достигнуто нынешнее относительное благосостояние россиян? А и в массовом углеводородном обличии, и в небольшом, но эффективно растущем секторе экспортного хайтека оно произрастает из модернизационного проекта советского периода русской истории. И вот Анидита Баннерджи, профессор литературы университета Корнелля, предложила совершенно новый вгляд на советскую модернизацию. Согласно ее книге «We Modern People: Science Fiction and the Making of Russian Modernity» – «Мы современные люди: Научная Фантастика и осуществление российской модернизации» — в России начала ХХ века научная фантастика играла гораздо большую роль, чем на Западе. Запад уже жил внутри Модерна, в достаточно развитом индустриальном обществе. Россия же о чудесах индустриализма лишь читала. Издателя Гернсбека, чье имя Hugo носит жанровая премия, знают все отечественные любители жанра. А вот профессор Баннерджи отдает звание первого научно-фантастического журнала российскому «Природа и люди», еженедельному журналу путешествий и приключений издателя Сойкина, с 1901 года позиционировавшегося как «Иллюстрированный журнал науки, исследований и литературы». Последним редактором его был Я.И.Перельман; в № 36 за 1914 помещен научно-фантастический рассказ К. З. Циолковского «Без тяжести». Переход журнала к систематической публикации научной фантастики был декларирован в редакторской статье 1894 года, посвященной пятилетнему юбилею издания – более, чем за три десятилетия до Гернсбека… И, согласно Баннерджи, фантастические книги питомца тульской классической гимназии Александра Богданова – «Красная звезда» (1908), «Инженер Мэнни» (1911) – сыграли в развитии России роль не меньшую, чем членство Богданова в партии большевиков. (Богданов, кстати, тематике «Компьютерры» человек не чужой – именно он ввел в 1909 году термин «техническая интеллигенция», и был предтечей кибернетики, создав протодисциплину тектологию.)

_{Издатель Сойкин опередил заморского Гернсбека на три десятилетия}

Был среди пророков российской модернизации ХХ века и поэт Брюсов:

О, ужель, как дикий краснокожий, Удивится пришлецам Земля? И придет крестить любимец божий Наши воды, горы и поля? Нет! но мы, своим владея светом, Мы, кто стяг на полюс донесли, Мы должны нести другим планетам Благовестье маленькой Земли.

Детские упования, 1914

Эти люди сыграли в начале ХХ века модную ныне роль техноевангелистов. НФ пользовалась широчайшей популярностью – ее читали и гимназисты со студентами, и конторщики с мастеровыми… Большинство российского офицерского корпуса оказалось в Красной Армии – возможно причиной этого было то, что за большевиками стоял образ технологической модернизации, та самая «электрификация всей страны», нужда в которой шкурой ощущалась в облаках германского фосгена, под градом крупповской стали.

Сегодня мы – прежде всего в сфере ИТ – живем в овеществленном мире фантазии. Довоенный «Генератор чудес» (Долгушин, 1938-40) реализовался в виде повальной мобильной телефонизации. Всеобщий переход на смартфоны с доступом к Интернету и GPS – «Гелиополь» (Юнгер, 1940). Компьютерные библиотеки (всесильные там, где ныне этому не мешает копирастия) – «Магелланово облако» (Лем, 1955). И вот-вот дозреют технологии универсальных роботов, слабого и сильного искусственного интеллекта. Это неизбежно повлечет потрясения посильней неолитической и индустриальной революций и всех гражданских войн всех эпох вместе взятых. Да и в микроэкономике – все для большего числа людей работа будет состоять в манипуляции квантовомеханическими объектами и тем, что описывается еще более странными концепциями… И как это отображается в современной фантастике?

Ну, в англоязычной все в порядке. В попадающихся с большой скважностью номерах Asimov’s и Analog постоянно присутствуют произведения малых форм, где авторы отображают на пространство художественного слова концепции современного естествознания и размышляют над воздействием технологий на социум. Из книг, переведенных на русский, хочется назвать “Blindsight” – «Ложную слепоту» Питера Уоттса. Абсолютно фантастическую книгу “Anaphem” – «Анафем» Нила Стивенсона; роман, сюжет которого построен на философии от Платона до Витгенштейна… Цикл Иэна М. Бэнкса о «Цивилизации» – мире, где машины несопоставимо интеллектуальнее людей; в “Surface detail” (2010) он весьма успешно вторгается с плацдарма ИТ на каноническую территорию теологии. (Романы Грега Игана, после перевода Л.Левковичем-Маслюком «Карантина», на русский не перетолмачивают, а его «Teranesia» содержит блистательную пародию на политкорректно-гуманитарное знание в терминах ИТ – « “Zero” is female: the womb, the vagina. “One” is male: unmistakably phallic.»…)

А вот в России – вспомнить нечего. Полки, набитые описаниями космических дредноутов в духе (и технологиях…) «Цусимы». Расселение по звездам, при котором «минуют века и тысячелетия, но меняться будут лишь имена королей да названия выигранных ими битв». В лучшем случае – истории межзвездного распила, при котором по галактическому ленд-лизу на борющуюся со звездными захватчиками Землю под видом систем оружия поставляют оборудование для парка аттракционов… Постапокалипсис и альтернативная история «образа грядущего» не формируют. Отечественный хайтек, похоже, функционирует на старом заделе Лема и Стругацких, да на «западных комплектующих»… В отличие от ситуации вековой давности, которую нас заставляет вспомнить иностранный литературовед!

К оглавлению