Василий Щепетнёв: Февральское рагу Василий Щепетнев

Василий Щепетнёв: Февральское рагу

Василий Щепетнев

Опубликовано 02 февраля 2011 года

Несовпадение собственного времени с календарным — явление обычное. Одни и живут, и думают так, словно за окном по-прежнему длится двадцатый век со всеми его лозунгами и атрибутами, другие норовят убежать ещё дальше, в дооктябрьскую эпоху, когда в небесах царствовал Господь, а на земле — его Помазанник, третьи же на календарь плюют и культивируют безвременье, не стесняясь ни предков, ни потомков, ни собственных детских фотокарточек.

А я стараюсь двигаться по четвёртой координате прямолинейно и равномерно. В квартире одних настенных часов четыре штуки, пара настольных, два будильника плюс наручные, а если учесть мобильники, компьютеры, электронные книжки, шагомеры и прочие необходимые вещи, снабжённые индикаторами лет, месяцев, часов, минут и секунд... Все они образуют прочную мелкоячеистую сеть, назначение которой — подстраховать, если вдруг не удержусь и соскользну с обледенелого склона одиннадцатого года третьего тысячелетия.

Но то ли потому, что часы вокруг меня простенькие, непафосные, которые сверяй не сверяй, а идут вразнобой, то ли темпоральные бури вокруг особенные, но полная синхронизация с действительностью достигается редко. То отстаёшь, то вперёд забегаешь, а чаще куда-то вбок вывозит кривая родной истории. Географии тож.

Начался февраль, и я решил быстренько приготовить рагу из того, что осталось за пределами январских колонок, памятуя характеристику, которую дал Джером К. Джером этому блюду.

Вода закипела, крышка снята, бросаю...

Действительно, конфуз с ней, с географией. Только-только собрался в Германию на Рождественскую гонку, а крыша стадиона в Гельзенкирхене под напором снега провалилась, московские аэропорты впали в кому, о последующих осложнениях и вспоминать не хочется.

Ладно, мир велик, отчего бы не съездить на Чёрную Землю, под сень пирамид, всё-таки зима не лето (у жены отпуск до нынешнего года приходился исключительно на июль-август, а в июле там уж больно знойно), но тут произошло то, что лет через двадцать, быть может, назовут арабским домино. Совпадение? Всеобщая непрочность бытия? Или же меня преследует злобная серая недотыкомка? Поневоле задумаешься, как быть. Теперь подумываю о Корфу, но стоит ли желание развеяться, поглазеть на всякие достопримечательности, просто поплескаться в теплых морях грядущих жертв и разрушений? Или взять да и предложить себя стране в качестве оружия устрашения? Мол, будете совать палки в колёса, пошлём к вам одного такого... мало не покажется...

Вернусь к истории.

В двадцатом веке место Бога и его Помазанника заняла безупречная троица: гениальный Вождь, непогрешимая Партия и вездесущее Государство (ВПГ). Заняла не формально: все свои надежды и чаяния население возложило на них — на ВПГ. Прежде молились Николаю-угоднику, теперь слали заказные письма (с уведомлением о вручении) всей троице ВПГ — либо поочередно, либо одновременно: по поводу незаконного ареста, протекающей крыши, пьющего и гулящего мужа, обвеса и обсчёта в колбасном отделе гастронома, плохой работы тридцатого автобусного маршрута, неотремонтированного по гарантии телевизора «Садко»...

И троица ВПГ реагировала, обыкновенно теми же письмами: разобраться, объяснить, доложить. Автобус, правда, по-прежнему ходил скверно, а муж продолжал пить и гулять, но всё-таки, всё-таки... Телевизор брали в ремонт, а ушлой продавщице снижали премию за январь на двадцать процентов.

Но изменившиеся времена повлияли на ВПГ, как буря на воздушный шар беглецов из романа Жюля Верна «Таинственный остров». Идеология стремительно улетучивалась, подъёмная сила истощалась. Пришлось сбрасывать балласт. Вожди потеряли гранитную монументальность, партия — шестую статью конституции, а государство стало избавляться от коммуналки, здравоохранения, образования и прочей ерунды.

И вот что странно: если прежде вечно недовольные резонёры (с бородёнками и без) возмущались тем, что государство не давало свободно вздохнуть, вмешивалось в учебный процесс, регулировало количество и качество больничных таблеток, не позволяло ни домик в деревне купить, ни мансарду поставить на садовую хижину, то сегодня те же самые люди возмущены обратным — невмешательством государства в землеустроительные, образовательные и прочие процессы. Ведь теперь учиться можно не меньше прежнего, а много больше, если, конечно, средства позволяют. Воистину не угодишь им, злыдням, нечего и стараться.

Вот и не стараются.

Брошу в котёл авторское право и право им пренебрегать. Чуть что — и несётся по океану интернета цунами пустых споров. О чём ругаемся, зачем изнашиваем клавиатуру? Копировать — не копировать... Это не проблема справедливости, а проблема закона. Приводить моральные аргументы в данном деле столь же полезно, как сопоставлять огурцы и деепричастия. Ничего общего. Мораль у каждой цивилизации своя, одно дело инки, другое — испанские католики. Внутри цивилизации мораль разнится в классах, внутри классов — в социальных группах, внутри последних — среди индивидуумов. Общехристианские ценности обсуждайте в ночь святого Варфоломея. Итог предрешён: всяк останется при своём, считая благом то, что хорошо для него, а злом — что для него плохо. Другое дело закон. Он не зависит от понятий морали, справедливости и прочих философских категорий. Закон обязателен для всех (по крайней мере в идеале). И споры неуместны. Но закон необходимо подкреплять силой. Постоянно. Только тогда можно рассчитывать, что его, закон, будут исполнять и уважать. А сила — величина конечная. На всё ее не хватает. И силу расходуют экономно. Благосостояние писателей, композиторов, шоуменов и прочих заинтересованных лиц в списке государственных приоритетов занимает не первую и не десятую строчку. Доля налоговых поступлений от продажи консервированных смотрелок, вопилок и стрелялок некритична. И потому всерьёз за соблюдением закона не следят. Есть за кем последить и без этого. Конкуренты, смутьяны, нефть, газ, водка наконец. Потому копиистов стращают спорадически и без расстреляния. Подобное попустительство и порождает иллюзию возможности бесконтрольного копирования и распространения. Политическая воля и действенный аппарат принуждения могут ликвидировать проблему пиратов как явление. В море — на рею, в городе — к стенке. И весь сказ. Но покуда экономические и политические выгоды не окупят затрат, пираты могут бесчинствовать: смотреть Гарри Поттера, слушать Леди Гагу, читать Стивена Кинга, и всё — даром.

Чем бы ни тешились, лишь бы на площадь не шли.

И, наконец, последний компонент сегодняшнего рагу.

Январь тысяча девятьсот пятого года. Российское правительство расстреляло мирную демонстрацию петербургских низов. Народ потрясён и озлоблен.

Газета «Вперёдъ» от 18 числа (старого стиля) 1905 года помещает корреспонденцию Ульянова-Ленина:

"Как бы ни кончилось теперешнее восстание в самом Петербурге, во всяком случае оно неизбежно и неминуемо станет первой ступенью к ещё более широкому, более сознательному, более подготовленному восстанию. Правительству, может быть, удастся отсрочить час расплаты, но отсрочка только сделает более грандиозным следующий шаг революционного натиска".

А вот запись, сделанная императором Николаем Вторым в своём дневнике неделю спустя:

"25-го января. Вторник.

Была оттепель при ясной погоде. Сахаров не приехал к докладу, поэтому <я> успел хорошо погулять до 12 час. Завтракали: M-elle de l’Escaille и граф. Гейден. Погулял ещё и убил трёх ворон. Занимался с успехом. Обедали: Миша, Ксения, Ольга, Петя, Юсуповы, Васильчиковы, Бенкендорфы и гр. Тотлебен (деж.). Гости пробыли у нас до 10 1/2 час."

Час пробил, кушать подано!

К оглавлению