Девяносто девять процентов

Девяносто девять процентов

Автор: Леонид Левкович-Маслюк

Чтобы уместить самые яркие комментарии на тему контроля и патрулирования сетей в одном небольшом тексте, пришлось немного виртуализовать поток времени. Отступая от последовательности, в которой комментарии высказывались на семинаре, я сгруппировал их вокруг тезисов доклада Иэна Брауна («Дикий Запад или гулаг?»).

В последний день семинара кембриджский эксперт Рафал Рогозинский сообщил собравшимся: «Я беседовал в онлайне с несколькими из моих западных друзей, которые очень хотели присутствовать на этой встрече, но не смогли. Они спросили – что же тут самое интересное? Я ответил: вчера выступал русский генерал из МВД, который нам всем внушал оптимистический, даже либеральный взгляд на развитие Интернета, – говорил, что волноваться не надо, что все потихонечку развивается и никто не теряет стратегического момента. А вот профессор из Лондонского университета нас всех запугал – сказал, что в Интернете строится гулаг….».

Уточним последовательность событий. В первый день семинара Владислав Шерстюк сделал основной доклад с изложением позиции по проблеме мониторинга информационных сетей: регулирование необходимо, и следует подумать о создании международного органа для решения этой задачи. (Отметим, что Шерстюк принимал участие в Форуме по управлению Интернетом (Internet Gover-nance Forum) в Афинах (2006 г.), планируется его участие и во второй встрече Форума в Рио-де-Жанейро в этом году). Вслед за ним как раз и выступил Иэн; контраст был впечатляющим. А на следующий день состоялся тот самый доклад «русского генерала» – Борис Мирошников дипломатично, но твердо аргументировал в пользу разработки единых международных правил и соглашений по мониторингу (некоторые положения этого доклада развиты в интервью Мирошникова, см. стр. 36).

Атака Брауна

Но чем же так «всех запугал» Иэн Браун, специалист по ряду аспектов компьютерной безопасности, горнолыжник, музыкант, идейный вегетарианец и активный участник правозащитных кампаний (в частности, кампании против детского труда в ряде стран, проводимой с использованием довольно изощренных ИТ-инструментов)?

Начал он с того, что в качестве выражения «духа Дикого Запада» процитировал слова судьи Верховного суда США Стюарта Далзела (Stewart Dalzel) по поводу цензурирования непристойностей в Интернете: «Как сила Интернета заключена в хаосе, так и сила нашей свободы зависит от хаоса и какофонии ничем не стесненной речи, которую защищает Первая поправка».

Однако идея «гулага в киберпространстве» тоже была проиллюстрирована на примере из американской жизни – по словам Иэна, создается впечатление, что США активно стремятся к предельно «контролируемой и патрулируемой» модели Интернета, и это подтверждается возникновением гиперпроектов, подобных (бесславно проваленной) программе «Полной информационной осведомленности» (Total Information Awareness). Впрочем, еще более концентрировано эту идею воплотила ГДРовская спецслужба Штази, сказал Иэн: без всякого Интернета она собрала 180 километров папок, содержащих досье на граждан страны. Это – пример опыта, который правительства США и Европы очень не хотели бы воспроизвести в XXI веке (впрочем, добавил Иэн, один государственный деятель Европы высказывает необычные взгляды в этом вопросе – это Тони Блэр; он считает, что аргументы сторонников гражданских свобод по обсуждаемой теме «несколько устарели» и что «преступность XXI века не победить методами века XIX»).

Основной тезис Иэна прямо противоположен: значение приватности в информационном веке становится все более фундаментальным. Она – бастион личности и семьи против подавления государством. Она охраняет наше право на ошибку. Наконец, она служит важнейшей психологической потребности – показывать себя миру хотя бы отчасти так, как нам того хочется.

Иэн привел и аргументы против технологической возможности серьезного мониторинга. Паттерны поведения в Сети, характерные для обмена информацией в террористической группе – это очень слабый сигнал, который практически невозможно уловить в автоматическом режиме наблюдения (здесь Браун сослался на Джеффа Джонаса (Jeff Jonas), руководителя исследований по датамайнингу в IBM). С другой стороны, слежка в течение четырех лет за всеми коммуникациями пяти тысяч американских граждан (установленная сразу после событий «9/11») дала такой результат: менее 1% наблюдаемых показали хоть малейшие признаки того, что их деятельность надо расследовать. Тем самым, даже при больших затратах ресурсов и времени подобные меры малопродуктивны. Да и вообще, по мнению Иэна, глубокое заблуждение – ждать чудес от наращивания наблюдения за террористами как в онлайне, так и в офлайне.

Основной вывод: Интернет должен использоваться в противодействии терроризму там, где он наиболее эффективен: в качестве инструмента «мягкой силы» (см. врезку). Для этого надо учиться «маркетингу идей», способам донесения до сообществ таких идей, которые бы вытесняли в них идеи терроризма.

Перейдем к контртезисам. Аргументы Брауна подверглись серьезным атакам с самых разных сторон. Оппоненты, хорошо знакомые с реалиями сражений в киберпространстве, аргументировали куда весомей, и не то чтобы против – а скорее переводя проблему в совсем иную плоскость. За недостатком места придется опять цитировать только одного из них, Рафала Рогозинского в пространных репликах которого учитывались и комментарии других выступавших.

Атака Рогозинского

В течение нескольких лет Рафал работал в составе группы экспертов Национального совета безопасности США, которая исследовала вопрос: как различные государства отстаивают и реализуют свои интересы в киберпространстве. Группа включала представителей разведки, Минобороны, экономистов и сотрудников Госдепа. Так вот, эта группа так до сих пор и не смогла дать юридическое определение: что такое киберпространство. Почему это важно? Потому, что пока такого определения нет, невозможно говорить на юридическом языке о каких-либо правилах и международных соглашениях, касающихся киберпространства. Но почему же до сих пор не удается дать искомое определение? Это результат борьбы, заявил Рафал, между некоторыми американскими министерствами и влиятельными группами. И жесткость этой борьбы определяется тем, что Интернет стал для разведки буквально золотым прииском (bonanza), самым бесценным сокровищем за последние пятнадцать лет. То же самое и в других странах. Вынести на международный уровень юрисдикцию киберпространства очень трудно – потому что это противоречит интересам национальных агентств безопасности.

Главные споры идут, продолжал Рафал, между Госдепом и Минобороны США. Госдеп видит в Интернете прежде всего источник мягкой силы. Минобороны – в значительной мере рассматривает его как поле боевых операций. И внутреннее, рабочее определение, которое используется сегодня для киберпространства американскими военными, по сути растягивает это пространство вплоть до каждого пользователя – и никаких национальных границ там не существует.

Очень трудно дать юридическое определение чему-то такому, что находится в центре «realpolitik», сказал Рафал, и вот в чем глубинная причина трудностей: до того, как возник ядерный паритет между США и СССР, никто не говорил об ограничении ядерных вооружений. Точно так же не будет никаких соглашений по контролю за киберпространством, пока нет стратегического паритета в этой области. К сожалению, это и есть realpolitik…

Осведомленный Рафал атаковал и построения Иэна о технической стороне мониторинга трафика и о нарушении приватности при наблюдении за пользователями. Во-первых, заявил он, эффективная техника наблюдения (surveillance) путем анализа трафика существует. Например, одно из подразделений вооруженных сил США, «Joint task force – global network operations» (Объединенные специальные силы для глобальных сетевых операций) решает эту задачу и на национальном и на международном уровне. (Веб-адрес этого подразделения www jtfgno mil; вот только не открывается почему-то… – Л.Л. – М.) Более того, любая крупная телекоммуникационная компания мониторит как трафик внутри своих сетей, так и трафик, приходящий от партнеров (peers). Это происходит в рамках чисто функционального взаимодействия, ради того, чтобы трафик бесперебойно шел и Интернет работал. Для телекомов такие функциональные взаимосвязи – это их кусок хлеба. Они заинтересованы в них независимо от желания правительств.

Как это относится к докладу Иэна? – риторически вопросил Рогозинский. А вот как: к сожалению, люди, работающие в сфере защиты прав человека, иногда обладают пониманием сигнальной разведки, отставшим от реальности на много лет. Они до сих пор мыслят в терминах «Эшелона» (надеюсь, к этой загадочной фразе мы вернемся в продолжении темы этого номера. – Л.Л. – М.), а это сильно отличается от современных методов работы. Эти методы основаны на целевом изучении объектов, представляющих интерес. Они касаются не индивидуального наблюдения (что есть классическое нарушение приватности. – Л.Л. – М.), а совокупного анализа трафика, – что совсем иначе выглядит с юридической точки зрения.

Самый главный тезис

Приведем контр-контраргументы Брауна. Итак: он полностью согласен, что правозащитники медленно отслеживают прогресс в анализе трафика. Но скоро и новые методы будут осмыслены с правовой точки зрения, и такой тип слежки тоже будет рассматриваться в судах. Как раз сейчас в США уже идет суд по иску EFF (Electronic frontier foundation) к AT&T.

Телекоммуникационный гигант обвиняется в открытии для АНБ доступа к содержанию частного трафика и детальной статистике обмена информацией миллионов своих клиентов. Подобные процессы дают надежду на то, что скоро будут введены реальные ограничения на такую деятельность. Что же касается международных соглашений, то ключевой момент здесь – не доминирование в киберпространстве, а проверяемость выполнения соглашений. Но дело в том, что потоки информации сейчас можно контролировать удаленно и совершенно незаметно, и поэтому невозможно представить, что одна сторона согласится воздержаться от такого контроля, не имея никакой уверенности в том, что то же сделает и другая сторона.

Надеюсь, читатель с таким же интересом, как и автор, следил за этим несколько обрывочным обзором дискуссии по проблеме, которая касается всех нас самым прямым образом, сознаем мы это или нет. В заключение автор должен признаться, что самый интересный тезис приберег напоследок, лишь намекнув на него в названии.

Высказал этот тезис все тот же Рогозинский: участвуя в обсуждении вышеупомянутого доклада Бориса Мирошникова, Рафал начал с того, что сказал докладчику: я согласен с вами на девяносто девять процентов.

Правда, в качестве оставшегося одного процента он обозначил как раз ту самую, неразрешимую проблему с юридическим определением киберпространства. И вес этого одного процента может вдруг оказаться несоизмеримо большим.

Тем не менее именно это высказывание показалось мне едва ли не важнейшим во всей дискуссии – в которой (если развить шутку Рафала) кембриджский профессор не испугался лондонского профессора и на 99% согласился с русским генералом.

«Мягкая сила»

Концепция «мягкой силы» (soft power) введена гарвардским профессором Джозефом Наем (Josef Nye). Она предполагает достижение целей путем непрямого воздействия на интересы политических сил через культурные и идеологические средства. Най, входивший в список десяти наиболее влиятельных ученых США в области международных отношений, усматривает причины многих неудач нынешнего американского правительства в пренебрежении этой концепцией (см. рецензию на его книгу в журнале «Стратегия России», май 2004 года).