Скажи “нет” в Сети
Скажи “нет” в Сети
Когда в 2008 году молодой латвийский режиссер Эдвин Шноре снял документальный фильм “Советская история”, в котором провел достаточно неприятные параллели между сталинизмом и нацизмом, русские националисты принялись обсуждать в ЖЖ, как лучше отреагировать на фильм. Александр Дюков, директор националистического фонда “Историческая память”, выступил в своем блоге с эмоциональным призывом, предложив опубликовать детальный разбор того, как Шноре исказил истину, если только сообщество поможет найти средства на публикацию книги.
В течение нескольких часов запись в блоге получила более семидесяти комментариев. Люди не только предлагали Дюкову деньги, но и сведения о других сетях и организациях, с которыми ему стоит связаться (в том числе контакты якобы пророссийски настроенного депутата Европарламента от Латвии). Благодаря платежной системе “Яндекс. Деньги” необходимая сумма была собрана в срок. Книга Дюкова увидела свет меньше чем через полгода и была с восторгом встречена и блогерами и журналистами.
Вызывает сомнения то, что подобное можно сделать в Сети в одиночку. Не произошло ничего противозаконного. Трудно также отрицать, что такую кампанию было трудно организовать до появления “веб 2.0”, например потому, что националисты были дезорганизованы и географически рассредоточены. Поборникам свободы и демократии в современной России теперь приходится противостоять не только госаппарату, но и различным негосударственным акторам, которые активизировались благодаря интернету.
Проблема в том, что Запад начал свой поход во имя свободы интернета, исходя из непроверенного киберутопического предположения, будто большее количество связей и сетей непременно ведет к большей свободе и демократии. Хиллари Клинтон в своей речи о свободе интернета упомянула о важности защиты “свободы подключения”: “Это то же, что свобода собраний, только в киберпространстве. Она позволяет людям выходить в онлайн, общаться и – хотелось бы надеяться – сотрудничать. В интернете не нужно быть магнатом или рок-звездой, чтобы оказать огромное влияние на общество”. Алек Росс из Госдепа США, один из главных разработчиков интернет-доктрины Клинтон, заявил, что “само существование социальных сетей – это добро в чистом выражении”.
Но действительно ли социальные сети ценны сами по себе? В конце концов, мафия, проституция, игровые притоны и молодежные банды – это тоже социальные сети, однако никому не придет в голову сказать, что их существование – это “добро в чистом выражении” или что закону до них не должно быть дела. С тех пор, как Митч Капор, один из отцов-основателей киберутопизма, объявил в 1993 году, что “жизнь в киберпространстве в точности вписывается в образ, нарисованный Томасом Джефферсоном: она основана на главенстве свободы личности и приверженности плюрализму, многообразию и человеческому общежитию”, многие политики находятся под впечатлением, будто в интернете обретают пристанище только те сети, которые выступают за мир и процветание. Но Капор читал Джефферсона недостаточно внимательно. Тот как раз предупреждал об антидемократическом духе многих гражданских ассоциаций: “Толпы в больших городах оказывают поддержку хорошему правительству ровно в той же степени, что и язвы – крепости человеческого тела”. Джефферсон, судя по всему, не был убежден в абсолютной добродетельности “умной толпы” (это термин-пустышка, обозначающий социальные группы, образовавшиеся спонтанно, обычно посредством новейших технологий).
Редактор “Радио Свобода” Люк Оллнат указывает, что “техноутописты ограничили свой взгляд тем, что во всей гигантской массе интернет-пользователей, способных на великие свершения во имя демократии, они видят только собственное отражение, то есть прогрессистов, филантропов, космополитов. Они не замечают неонацистов, педофилов или маньяков, одержимых идеей геноцида, которые объединяются… и процветают на просторах интернета”. Отношение к сетям исключительно как к благу позволяет политикам игнорировать их влияние на политику и общество, откладывая действенный ответ негативной стороне их функционирования. “Сотрудничество”, которое кажется главной целью интернет-доктрины Клинтон, – вещь слишком неоднозначная, чтобы строить на ее основе разумную политику.
Даже беглый взгляд на историю (например, на события в Веймарской Германии, где рост гражданской активности способствовал делегитимизации парламентской демократии) показывает, что интерес людей к политике не обязательно ведет к укреплению демократии. Американская история после де Токвиля тоже дает нам немало таких примеров. (Ку-клукс-клан, между прочим, тоже социальная сеть.) Ариель Армони, политолог из колледжа Колби (штат Мэн), считает, что “гражданское участие может… иметь недемократические последствия для государства и общества. Наличие ‘активного общества’ не всегда предотвращает неблагоприятные для демократии последствия или даже способствует такому исходу”. Политические и экономические факторы, а не легкость образования ассоциаций, в первую очередь задают тон и указывают направление, в котором социальные сети способствуют демократизации. Наивно думать, будто эти факторы будут всегда благоприятствовать демократии. Например, если социальные сети усиливают националистические группы в Китае, то совершенно очевидно, что возрастет и их влияние на внешнюю политику страны. Учитывая специфическую взаимосвязь национализма с внешней политикой и легитимностью власти в Китае, изменения такого рода не обязательно будут способствовать демократизации, особенно если они ведут к конфронтации с Тайванем или Японией.
Даже Мануэль Кастельс, видный испанский социолог и один из наиболее ревностных сторонников информационного общества, не готов согласиться с лозунгом “Пусть цветет тысяча сетей”. “Интернет – это и в самом деле технология свободы, – пишет Кастельс, – однако он может предоставить влиятельным кругам свободу для угнетения неосведомленных” и “привести к вытеснению обесцененных покорителями ценности”. Роберт Патнэм, знаменитый американский политолог, который в бестселлере “Боулинг в одиночку” сокрушался по поводу удручающего состояния социального капитала Америки, также предостерегал от “безоговорочно положительного отношения к социальному капиталу”: “Сети и связанные с ними нормы, касающиеся взаимности, обычно полезны для того, кто состоит в сети, но внешние эффекты социального капитала далеко не всегда позитивны”. С точки зрения американской внешней политики социальные сети могут, конечно, представлять собой добро в чистом выражении, если они не включают тех, кто сидит в пещерах Вазиристана. Когда сенаторы, один за другим, признаются, что “Ю-Тьюб” стал родным домом для исламских террористов, их заявления едва ли звучат как слова людей, безусловно верящих в имманентно демократическую природу сетевого мира.
Нельзя просто ограничить свободу подключения западными узлами Сети, и от комплексной природы интернета выигрывают все – в том числе множество незападных узлов. Когда доходит до распространения демократии, с сетевым обществом возникает проблема: оно усиливает в том числе тех, кто противится демократизации, будь то церковь, бывшие коммунисты или маргинальные политические движения. В итоге становится трудно сосредоточиться на задаче, поскольку не сразу становится очевидно, что новые, исходящие от Сети угрозы демократии серьезнее, чем те, которым Запад противостоял в прошлом. Усилились ли негосударственные структуры, враждебные демократии, в большей степени, чем обессилел ее прежний враг – монолитное авторитарное государство? Это очень правдоподобный сценарий, по крайней мере в некоторых отношениях, и утверждать обратное значит держаться устаревшей, неприменимой в современном мире концепции власти. “Интернет обычно хвалят за его тягу к децентрализации. Децентрализация и диффузия власти – это, конечно, не то же самое, что ослабление власти над человеком. И это не то же самое, что демократия… Тот факт, что никто ни за что не отвечает, не означает, что все свободны”, – полагает Джек Балкин, профессор юридического факультета Йельского университета. Лев авторитаризма, может быть, и мертв, однако возле его трупа кружат сотни голодных гиен.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.