Комната 40

Комната 40

Рано утром 5 августа 1914 г., в один из первых дней мировой войны, которая до основания потрясла всю Европу и унесла миллионы человеческих жизней, произошло на первый взгляд малозначительное событие, которому тем не менее суждено было войти в историю. Глава английской военно-морской разведки контр-адмирал Генри Оливер отправился позавтракать к Альфреду Юингу, ведавшему в Адмиралтействе вопросами военно-морской подготовки. Во время завтрака Оливер случайно упомянул, что Адмиралтейство в большом количестве получает шифрованные немецкие сообщения, перехваченные военно-морскими и коммерческими радиостанциями, и что эти сообщения скапливаются у него, так как в его распоряжении нет отдела, который мог бы заняться их дешифрованием. Юинг проявил большую заинтересованность и попросил как можно скорее продемонстрировать ему вражеские шифровки. Когда после полудня Юинг увидел их воочию, он тотчас высказал предположение, что перед ним военно-морские радиограммы противника. Добавив, что их чтение могло бы иметь огромное значение для победы над врагом, Юинг попросил именно ему доверить решение этой сложной задачи.

В 1914 г. Юингу исполнилось 59 лет. Это был небольшого роста, коренастый шотландец с голубыми глазами, густыми бровями, тихим голосом и манерами доброго доктора. Три года назад он получил дворянский титул за выдающийся вклад в науку и за заслуги перед обществом, среди которых особо было отмечено его плодотворное руководство военно-морской подготовкой. И вот теперь, несмотря на преклонный возраст, Юинг вознамерился основать криптоаналитическое бюро, которому предстояло оказать непосредственное и весьма ощутимое влияние на ход мировой истории.

Юинг начал с тщательного изучения криптографических материалов, имевшихся в книгохранилищах библиотеки Британскою музея. Потом он перешел к изучению кодов на городском центральном почтамте, где хранились экземпляры коммерческих кодовых книг. Одновременно Юинг приобщил к своей деятельности четырех преподавателей военно-морских колледжей. Все они были его друзьями, хорошо знали немецкий язык и, собравшись вместе за столом в кабинете Юинга, изучали непонятные строки букв и цифр, имея лишь самое общее представление о том, с чего начать работу над вскрытием шифров.

Среди первых перехваченных немецких сообщений было одно, которое, если бы его удалось разгадать, сразу бы направило течение войны совсем в иное русло. Оно находилось в первой партии телеграмм, показанных Оливером Юингу 5 августа. Это сообщение было составлено верховным командованием военно-морских сил Германии 4 августа в 1.35 ночи и немедленно передано командующему на Средиземном море адмиралу Вильгельму Сушону. В сообщении говорилось:

«3 августа заключили соглашение о союзе с Турцией. Немедленно следуйте в Константинополь».

На тяжелом крейсере «Гебен» в сопровождении легкого крейсера «Бреслау» Сушон направился из центральной части Средиземноморья на восток. Английская средиземноморская эскадра, будучи абсолютно уверена, что Сушон попытается прорваться через Гибралтарский пролив, усердно бороздила море к западу от Сицилии. Когда английский крейсер, наконец, обнаружил Сушона, идущего курсом на восток, англичане предприняли отчаянную попытку настичь и уничтожить «Гебен» с «Бреслау». Однако те все же сумели ускользнуть, затерявшись среди греческих островов. В воскресенье, 10 августа, «Гебен» на полных парах вошел в Дарданеллы, неся с собой, по словам главы английского Адмиралтейства лорда Уинстона Черчилля, «больше кровопролития, страданий и разрушений, чем когда-либо причинял один военный корабль». Проведенный «Гебеном» мощный артиллерийский обстрел русских портов на Черноморском побережье помог втянуть в войну Турцию. В результате Россия оказалась изолированной от своих союзников, что в значительной мере способствовало ее последующей капитуляции со всеми вытекающими последствиями. Если бы английское Адмиралтейство оказалось в состоянии прочесть шифрованные приказы Сушону из Берлина, Англия, скорее всего, выиграла бы роковую игру в прятки с «Гебеном» и «Бреслау», и это имело бы более важные последствия, чем любой другой единичный успех в Первой мировой войне.

Об этой упущенной возможности повлиять на ход войны в самом ее начале Юинг так никогда и не узнал. Интересно, что в то самое воскресенье, когда «Гебен» вошел в Дарданеллы, Юинг написал своей семье в Шотландию:

«Нахожусь в самой гуще специальной работы, выходящей за рамки моих обычных занятий».

К этому времени им были изучены коды нескольких немецких коммерческих фирм, но проделанная работа была выполнена, как вскоре выяснилось, впустую. Ненамного полезнее оказался и сигнальный код, который использовался немецкими кораблями сторожевого охранения и был реквизирован на немецком торговом судне, захваченном в Австралии. Никто из небольшой группы английских пионеров-дешифровальщиков не мог похвастать основательными знаниями из области криптоанализа, и поэтому в первые недели войны их успехи были ничтожны.

Тем не менее «специальная работа» настолько увлекла Юинга, что лишь в воскресенье 25 октября он устроил себе день отдыха. Юинг старался не зря: в сентябре Англии представился счастливый случаи, который дал такой мощный толчок ее усилиям наладить криптоанализ перехваченных криптограмм противника, что в течение всего оставшегося периода войны она намного опережала своих противников в дешифровании. О том, что произошло, лучше всех рассказал в своих мемуарах Черчилль:

«В начале сентября 1914 г. на Балтийском море был потоплен немецкий легкий крейсер „Магдебург“. Несколько часов спустя русские выловили из воды тело утонувшего немецкого младшего офицера. Окостеневшими руками мертвеца он прижимал к груди кодовые книги ВМС Германии, а также разбитые на мелкие квадраты карты Северного моря и Гельголандской бухты. 6 сентября ко мне с визитом прибыл русский военно-морской атташе. Из Петрограда он получил сообщение с изложением случившегося. Оно уведомляло, что с помощью кодовых книг русское Адмиралтейство в состоянии дешифровать по меньшей мере отдельные участки немецких военно-морских шифртелеграмм. Русские считали, что Адмиралтейству Англии, ведущей морской державы, следовало бы иметь эти книги и карты. И если бы мы прислали корабль, то русские офицеры, в ведении которых находились книги, доставили бы их в Англию. Мы незамедлительно отправили такой корабль, и октябрьским вечером принц Луи50 и я получили из рук наших верных союзников слегка попорченные морем бесценные документы».

Это произошло 13 октября. Но даже поразительная, неожиданная удача с кодовыми книгами «Магдебурга» (пожалуй, самая счастливая во всей истории криптоанализа) не дала группе Юинга возможность немедленно приступить к чтению немецких военно-морских шифрсообщений, так как в них впрямую не использовались кодовые обозначения из этих книг. Чтение началось только тогда, когда офицер английской интендантской службы Чарльз Роттер, ведущий эксперт по Германии, обнаружил, что кодовые группы дополнительно перешифровывались по довольно простому алгоритму. Нахождение такой перешифровки не является слишком трудной проблемой, если в распоряжении криптоаналитика имеется кодовая книга. Как и в обычном открытом тексте, отдельные кодовые обозначения повторяются чаще других. В сходных сочетаниях буквы одного кодового обозначения повторяются в других кодовых обозначениях, но в ином расположении. Самим кодовым обозначениям присуща определенная структурная система: в случае с немецким военно-морским кодом, полученным англичанами от русских, согласные чередовались с гласными. Когда характерные особенности кода известны, умелый криптоаналитик может эффективно использовать их для снятия перешифровки.

Но английские криптоаналитики были еще настолько неопытны, что им потребовались почти три недели, чтобы начать читать отдельные участки некоторых немецких военно-морских донесений. Эти донесения, по утверждению Черчилля, «носили, главным образом, характер текущей служебной переписки: „В 8 часов вечера один из наших торпедных катеров выходит в квадрат 7“ и так далее. Однако скрупулезное накопление этих отрывочных сведений составляло основу информации, по которой с достаточной степенью точности можно было определять характер военных приготовлений противника в Гельголандской бухте, прилегающей к северо-западному побережью Германии».

В октябре 1914 г. количество сотрудников группы Юинга выросло настолько, что они до отказа заполнили служебный кабинет своего начальника. Их постоянно раздражало, что приходится откладывать работу, когда Юинг принимает посетителей по вопросам военно-морской подготовки. Поэтому приблизительно в середине ноября вся криптоаналитическая группа перебралась в большую комнату под номером 40, расположенную в старом здании Адмиралтейства. К комнате прилегало маленькое помещение, в котором стояла походная кровать для отдыха. Расположена комната 40 была очень удачно: она находилась в стороне от наиболее оживленных помещений Адмиралтейства и в то же время – сравнительно близко к оперативному отделу, который получал от нее дешифровки радиограмм противника. И хотя группа стала официально именоваться 25-м отделением разведывательного отдела, название «комната 40» оказалось настолько удобным и безобидным, что вскоре стало олицетворять общепринятое название отделения. Это название сохранилось даже тогда, когда отделение перевели в другое, более просторное помещение.

В конце декабря 1914 г. английский траулер выловил тяжелый ящик, в котором были обнаружены различные книги и документы на немецком языке. Ящик был выброшен за борт с немецкого эскадренного миноносца, потопленного более двух месяцев назад в ходе сражения в Гельголандской бухте. Среди прочего в ящике находился важный немецкий код, которого недоставало в магдебургской находке. Криптоаналитики комнаты 40 немедленно использовали его для чтения сообщений, которые передавал немецкий крейсер, препятствовавший английскому судоходству. Идентичный код использовался для засекречивания телеграфной переписки между Берлином и немецкими военно-морскими атташе за границей, однако об этом в комнате 40 узнали только несколько месяцев спустя.

С увеличением потока сообщений на работу в комнату 40 принимались все новые и новые сотрудники, причем часто это делалось в чисто английской манере. Однажды вечером Фрэнсис Той, который во время войны работал администратором тюрьмы для военнопленных и переводчиком, а после ее окончания стал известным музыкальным критиком, присутствовал на обеде в лондонской квартире видного финансиста Макса Бонна. Среди гостей оказался один из сотрудников комнаты 40 – Фрэнк Тиаркс, компаньон банковской фирмы «Дж. Шредер энд К°» и директор Английского банка.

Той вспоминает:

«Мы долго беседовали, а после обеда Тиаркс отозвал меня в сторону и спросил, не хотел бы я перейти в Адмиралтейство. Выразив уместное и совершенно неподдельное удивление, я ответил, что не вижу, какую пользу могут принести мои услуги Адмиралтейству.

– Макс только что сообщил мне, что вы очень хорошо знаете немецкий, – ответил он. – Очевидно, вы умны и, судя по вашей характеристике, внушаете доверие. Есть сотни людей с одним из этих качеств, несколько человек – с двумя и очень мало таких, у которых все эти три качества присутствуют одновременно. Что вы на это скажете?

– А как же с моей работой в военном министерстве?

– Если вы придете к нам на работу, вы можете во всем положиться на нас.

– Ну, конечно, я приду, если я действительно так нужен.

– Очень хорошо, я наведу о вас справки, и вам сообщат в надлежащее время…

Примерно две недели спустя меня вызвал начальник и молча протянул телеграмму военного министерства: «Лейтенант-переводчик Той должен как можно быстрее прибыть в Адмиралтейство для выполнения особого задания». Каковы же могущество и быстрота действий английского Адмиралтейства, коль оно так скоро приняло решение! Подумайте, сколько бюрократических преград пришлось ему преодолеть за какие-то две недели!»

Тем временем английская военно-морская разведка бурно развивала деятельность, сопутствующую криптоанализу. На побережье были сооружены крупные радиопеленгаторные станции. Получаемые данные они передавали в Адмиралтейство, оказывая огромную помощь в определении местонахождения немецких кораблей и подводных лодок. Безусловно, немцы понимали, что, кроме как сохранять полное радиомолчание, другого пути избежать радиопеленгации не было. Учитывая это, Англия даже не пыталась держать в секрете свою деятельность в области радиопеленгации, используя ее в качестве дымовой завесы для ведения менее явной для противника и более ценной криптоаналитической работы.

Другими источниками радиоразведки являлись опознавание радиопозывных вражеских кораблей и определение «почерка»51 их радиооператоров. Например, если Адмиралтейству становилось известно, что позывной, переданный по радио в Северном море, принадлежал 12-орудийному линкору «Вестфален», оно выбирало несколько иную тактику действий, нежели если бы он исходил от подводной лодки «У-20». Данные радиоразведки вместе с дешифровками и другой информацией, поступавшей в Адмиралтейство, систематизировались и интерпретировались адмиралом Артуром Вильсоном, которому Черчилль поручил доводить основное содержание получаемых данных до сведения высших английских военачальников. Результаты не заставили себя долго ждать.

14 декабря 1914 г. в 7 часов вечера Вильсон прибыл к Черчиллю, чтобы доложить о том, что разведка сообщила о боевом выходе немецких кораблей, направлявшихся к английскому побережью. Не прошло и трех часов, как Адмиралтейство отдало приказ кораблям английского флота немедленно следовать в «пункт, где они наверняка смогут перехватить корабли противника на их обратном пути». В результате, пока эскадра немецких крейсеров обстреливала английские прибрежные города, четыре линейных крейсера и шесть самых мощных в мире линкоров расположились восточнее этого района, отрезав немецким кораблям пути отхода. Когда после завершения бомбардировки немцы пошли обратным курсом на свою базу, погода резко испортилась, и шторм ухудшил видимость. Но разведка Адмиралтейства настолько точно расположила легкий крейсер «Саутгемптон» на пути движения немецких кораблей, что в 10.30 утра командир «Саутгемптона» У. Гудинаф увидел их перемещавшиеся в тумане контуры. Чтобы убедиться, что перед ним корабли противника, он передал им свой световой опознавательный сигнал. Поскольку должного ответа не последовало, Гудинаф приказал открыть по ним огонь. Однако вскоре из-за плохой погоды контакт с вражескими кораблями был потерян.

Два часа спустя крупные силы англичан снова обнаружили противника. Но когда командующий немецкими легкими крейсерами увидел гигантские контуры английских линейных кораблей, смутно вырисовывавшиеся сквозь моросящий дождь, он, проявив смекалку, передал световой опознавательный сигнал, который незадолго до этого получил от Гудинафа. Затем немцы свернули в сторону и скрылись за пеленой тумана прежде, чем обман был обнаружен и огонь английских орудий разнес их корабли на клочки.

Разочарованию, воцарившемуся в английском военно-морском флоте, который буквально рвался в бой с немецким, не было конца и края. Утешение пришло лишь немногим более месяца спустя, когда у англичан снова появилась реальная возможность помериться силами с немцами. В полдень 23 января 1915 г. в кабинет Черчилля вошел Вильсон и сообщил: «Первый лорд, они опять выходят в море». – «Когда?» – спросил Черчилль. «Сегодня вечером, – ответил Вильсон. – У нас как раз достаточно времени, чтобы послать туда Битти»52.

Далее Вильсон объяснил Черчиллю, что главным источником его разведывательных данных явилась полученная из комнаты 40 дешифровка криптограммы, направленной в 10.25 утра того же дня немецкому контр-адмиралу Францу Хипперу. В ней говорилось: «1-я и 2-я поисковые группы, старший офицер эсминцев и две флотилии, которые будут отобраны старшим офицером поисковых сил, должны провести рекогносцировку… Им следует выйти из порта сегодня вечером с наступлением темноты».

Англичане решили прибегнуть к прежней тактике: их корабли под командованием Битти немедленно вышли в море, чтобы блокировать обратный путь немецких кораблей. На этот раз им повезло больше. На следующий день в 7.30 утра противник был обнаружен. Когда Хиппер увидел перед собой многочисленные силы англичан, он тут же пустился наутек, а англичане на своих быстрых линкорах начали преследование. К 9 часам вечера линкор «Лайон», на борту которого находился Битти, смог открыть прицельный огонь по кораблям противника. Вскоре завязался бой между четырьмя английскими и четырьмя немецкими крупными боевыми кораблями. Однако замешательство в английской эскадре, возникшее после того, как вражеский снаряд повредил ее флагман, позволило немецким кораблям скрыться.

Это морское сражение окончательно укрепило доверие Адмиралтейства к информации, получаемой из комнаты 40, и вскоре Юингу была предоставлена полная свобода действий относительно всего, что он считал необходимым сделать для улучшения своей работы. Юинг увеличил штат сотрудников, улучшил оборудование на своих радиоперехватывающих и радиопеленгаторных станциях, довел их число до полусотни.

В итоге, когда немецкий вице-адмирал Рейнхард Шеер, раздраженный своей вынужденной бездеятельностью, решил заманить часть военных кораблей Англии туда, где без особых помех их могли бы атаковать подводные лодки и флот Германии, отдаваемые Шеером приказы регулярно попадали в умелые руки английских криптоаналитиков. Поэтому, когда 30 мая 1916 г. немецкий флот начал сниматься с якорей, Адмиралтейство быстро оказалось в курсе этого события и уже в 5 часов дня смогло уведомить о нем свои военно-морские силы. После получения уведомления фактически весь английский флот величественно вышел в открытое море. Он должен был принять участие в крупной морской операции, которая в случае успеха обеспечила бы Англии неоспоримое превосходство над противником на морских просторах.

Однако тут произошла одна из многих незначительных ошибок, которые так часто меняют весь ход мировой истории. Сразу после отплытия Шеер поменял позывные, передав позывной своего флагманского корабля портовому военно-морскому центру. В результате командующий объединенным английским флотом адмирал Джон Джелликоу получил уведомление о том, что в 11.10 утра радиостанция направленного действия обнаружила флагманский корабль противника в порту. Три часа спустя, когда Джелликоу полагал, что немцы все еще находятся в порту, английские и немецкие боевые корабли уже встретились в Северном море. Такое неожиданное развитие событий до некоторой степени поколебало веру Джелликоу в разведку Адмиралтейства. Его вере был нанесен еще один удар, когда в соответствии с очередным сообщением Адмиралтейства он нанес на карту местоположение немецкого крейсера «Регенсбург» и обнаружил, что оно оказалось в том же самом месте, в котором в то время находился он сам. Откуда Джелликоу мог знать, что виноват в получении этого абсурдного результата был штурман «Регенсбурга», допустивший ошибку в своих расчетах, а не криптоаналитики комнаты 40?!

В 9.14 вечера после короткого, не имевшего решающего значения боя, получившего громкое название битвы за Ютландию, Шеер отдал приказ своим кораблям начать движение в указанном им направлении. В 9.46 он слегка скорректировал их курс. Обе шифртелеграммы Шеера были быстро прочитаны комнатой 40, и в 10.41 их резюме было получено на борту английского флагманского корабля. Однако к этому времени Джелликоу был сыт разведкой Адмиралтейства по горло. Поэтому он проигнорировал полученную информацию, которая на этот раз была правильной. В результате надежда Англии на решительную победу на море испарилась в сумбуре ошибок, упущенных возможностей и недоверия.

После битвы за Ютландию Германия сделала ставку на ведение подводной войны. Соответственно у комнаты 40 возрос интерес к радиосообщениям немецких подводных лодок. Пытаясь заполучить любые сведения относительно аппаратуры связи, установленной на субмаринах противника, Адмиралтейство обзавелось судном с водолазом, оснащенным специальным оборудованием для обследования затонувших подводных лодок.

Работу водолаза поручили Е. Миллеру – худощавому и бледному, но выносливому молодому инструктору водолазного дела, отличавшемуся необычайной смелостью и способностью выдерживать давление на больших глубинах. Уже во время своего первого погружения через пробоину в корпусе он проник внутрь немецкой подводной лодки и начал поиск в кромешной темноте, натыкаясь на какие-то предметы. После включения фонаря выяснилось, что это были трупы немецких моряков. Пробравшись между ними, Миллер открыл расположенную в кормовой части дверь офицерского кубрика. Внутри помещения он обнаружил железный ящик, в котором находились кодовые книги.

Находка Миллера оказалась настолько ценной, что подводная охота за кодами стала его основным занятием на войне. Согласно его воспоминаниям, это была неприятная работа:

«Акулы всегда держались поблизости и были готовы сожрать кого угодно. В сезон спаривания их, естественно, возмущает любой незваный гость, и очень часто, когда они преследовали меня, я предлагал им свой ботинок, и они обязательно кусали его… Внутри лодок происходили довольно фантастические сцены… Я обнаружил множество огромных морских угрей. Все они усердно питались трупами. Довольно шокирующее зрелище».

Несмотря на отвратительные стороны работы, Миллеру почти каждый раз удавалось обнаружить железный ящик, знакомый ему еще по самому первому погружению. На одной из немецких подводных лодок, внутреннее устройство которых Миллер теперь знал как свои пять пальцев, он обнаружил совершенно новый военно-морской код, в котором криптоаналитики комнаты 40 испытывали острую необходимость. Эта находка Миллера оказала им существенную помощь в чтении увеличивающегося объема шифрпереписки субмарин противника.

С ростом объема читаемой шифрпереписки противника комната 40 перестала просто направлять отредактированные материалы радиоперехвата оперативному управлению Адмиралтейства, а стала посылать туда ежедневные сводки, включавшие криптоаналитическую, пеленгационную и другую радиоразведывательную информацию. После войны было подсчитано, что с октября 1914 г. по февраль 1919 г. комнатой 40 было перехвачено и прочитано более 15 тысяч немецких шифрсообщений.

Работа велась круглосуточно, даже во время бомбардировок, когда в целях светомаскировки окна задергивали хорошо пригнанными непроницаемыми шторами. Штат сотрудников комнаты 40 еще более расширился за счет раненых офицеров и студентов немецких университетов, с началом мировой войны вернувшихся в Англию. Последним присваивалось офицерское звание в добровольческом резерве английских ВМС, с тем чтобы они могли носить форму во избежание косых взглядов гражданского населения. На работу в комнату 40 были приняты женщины, которые освободили криптоаналитиков от канцелярской работы.

Наиболее важное изменение в штате сотрудников комнаты 40 произошло в связи с отставкой Юинга, которому в мае 1916 г. была предложена должность ректора Эдинбургского университета. Предложение было заманчивым, особенно для Юинга, который в течение 25 лет с успехом занимался сугубо научной деятельностью, прежде чем в 1903 г. перейти в Адмиралтейство. Вдобавок к этому времени Юинг уже принимал мало участия непосредственно в дешифровальной работе, поскольку в комнате 40 появились сотрудники, чьи криптоаналитические способности намного превосходили его собственные. А Юинг превратился в обыкновенного администратора.

Руководство Адмиралтейства заявило Юингу, что не возражает против его перехода, поскольку он настолько хорошо организовал работу комнаты 40, что мог без всякого ущерба делу передать свои полномочия другому лицу. Поэтому Юинг принял эдинбургское предложение, и с 1 октября 1916 г. бразды правления комнатой 40 перешли в твердые руки очень примечательного человека, который производил незабываемое впечатление на всех, с кем встречался.

Начальник военно-морской разведки Англии капитан Уильям Холл почти в буквальном смысле был рожден для разведывательной работы. Его отец был первым начальником отдела разведки Адмиралтейства. В 14 лет Холл поступил на службу в военно-морские силы и к 35 годам был произведен в капитаны. В ноябре 1914 г., после краткого периода командования сначала крейсером, а потом линкором, он возглавил военно-морскую разведку.

Энергичный, живой 45-летний мужчина с куполообразной, преждевременно облысевшей головой и большим крючковатым носом, Холл обладал проницательным, гипнотизирующим взглядом.

«Какие глаза у этого человека!

– писал президенту США Вудро Вильсону американский посол в Англии Уолтер Пэйдж. -

Во время разговора с вами Холл видит вас насквозь и замечает малейшее движение каждого мускула вашей бессмертной души». Из-за нервного тика один глаз у Холла непрерывно дергался, за что он получил прозвище «мигалка».

Энергия и уверенность наполняли весь облик Холла.

«Он более всех, кого я когда-либо знал, вызывал желание сделать что-нибудь для него,

– вспоминает о Холле Фрэнсис Той. -

Когда он разговаривал с вами, вы чувствовали, что сделаете для него все чтобы заслужить его похвалу».

Лучше всех краткую характеристику Холлу дает Пэйдж:

«Холл – один из тех гениев, которых породила война. Ни в воображении, ни в действительности вы не найдете человека, который мог бы с ним сравниться. Среди его удивительных дел, известных мне, есть несколько, описание которых заняло бы целый волнующий том. Этот человек – гений, бесспорный гений. По сравнению с ним все остальные сотрудники секретной службы – простые любители».

В начале 1917 г. Холлу и Пэйджу предстояло вместе окунуться в мрачный водоворот международных интриг и пропаганды, которые должны были самым решительным образом сказаться на ходе войны. Однако ни тот, ни другой не подозревали обо всем этом, когда осенью 1916 г. Холл официально принял дела у Юинга.