IX

IX

Конец революции Linux?

Скотт Беринато, «PC Week»

«Спасибо, что позвонили. Революция закончилась. Если вам нужна дополнительная информация о Linux, пожалуйста, нажмите 1…»

Похоже, у Линуса Торвальдса появился секретарь, а значит – система Linux потеряла свою исключительность, поэтому забудьте о революции и возвращайтесь к работе за своими ПК под Windows.

Было время, когда репортеры могли позвонить изобретателю операционной системы Linux в его кабинет в глубоко законспирированной корпорации Transmeta, ввести его добавочный и услышать «Торвальдс» от самого Линуса. Он терпеливо отвечал на вопросы. Если был занят – так и говорил. Иногда констатировал, что вы задаете бессмысленные вопросы чайника. Но он подходил к телефону.

Теперь, когда вы звоните в Transmeta и вводите его добавочный, вас приветствует приятный женский голос. «Спасибо, что позвонили Линусу Торвальдсу. Голосовые сообщения для него не принимаются. Чтобы связаться с Линусом, пожалуйста, пошлите факс по номеру…»

В чем дело? А постепенно начинаешь понимать: он не откликается. Он уже сыт по горло. Теперь он – знаменитость, и получить у него короткое интервью теперь так же трудно, как добиться интервью от той, другой компьютерной знаменитости. Женщина выпаливает номер факса, и ты уже готовишься привычно набрать комбинацию 0-# для переключения на секретаря…

«Наши секретари не принимают для него сообщений и не следят за его расписанием». Ах вот оно что! Она любезна. Это хуже всего. «Но они охотно передадут ему ваш факс». Так-так. А Билл охотно разделит Microsoft, чтобы умиротворить Дэвида Боиса[11].

Ну хорошо, значит, революция Linux не закончилась. Но, как и во всякой революции, умеренные уже вытесняют неистовых. «Новая волна» из пригородов приходит на смену городскому панк-року. Богатые колонисты-землевладельцы поднимаются вслед за страдающими от налогов бедняками. (К слову, богатые землевладельцы потом попытались обложить первопроходцев налогом на виски, который ничем не лучше прежнего налога на чай, ставшего поводом к американской революции.)

На самом деле Линусу, вероятно, давно пора уйти в тень. Это просто неизбежно, если учесть, сколько журналистов к нему обращается и сколько тем ему приходится обсуждать.

Возьмем, например, его пресс-конференцию на выставке Linux World Expo, прошедшей в этом месяце в Сан-Хосе. Торвальдс, который согласился на эту встречу, потому что у него просто нет времени отвечать на бесконечные индивидуальные запросы, сначала был вынужден отбарабанить стандартные ответы на стандартные вопросы. Могут ли открытые исходники работать в мире бизнеса? Пытаетесь ли вы управлять ПО так, как это делает Билл Гейтс? Что вы думаете о Microsoft? Что такое открытые исходники? Почему Linux? Почему пингвин?

Торвальдс сыпал стандартными заготовками, как заправский спортсмен. Вспомните Тима Роббинса в роли бейсболиста в фильме «Даремский бык»: «Когда начинается игра, помнишь одно – выложиться на все сто, не подвести команду…»

Журналисты, далекие от мира высоких технологий, часто задают бессодержательные или просто неуместные вопросы. Во время пресс-конференции финское чудо-юдо спросили, как он собирается завоевывать рынок мелкого и среднего бизнеса. (И получили типичный для Торвальдса ответ: «Лично я никогда не пытался никого завоевать».) А чуть позже какой-то энергичный репортер со своим взглядом на концепцию открытых исходников спросил Торвальдса, что тот думает о корпорациях, патентующих сельскохозяйственные геномы. (И тоже получил типичный ответ: «У меня к патентам двойственное отношение. Патенты бывают хорошие, плохие и совсем плохие».)

Программисты, запомните: если вас начинают спрашивать о сельскохозяйственных геномах, пора заводить секретаря.

Так что, может быть, это и хорошо, что Линус больше не подходит к телефону. Хотя нам будет не хватать откровенности и скромности Торвальдса – ведь он всегда был отрадой для репортеров, больше привыкших барахтаться в мощном потоке маркетинговых заявлений, изрыгаемых большинством компаний. И мы надеемся, что если факсы действительно попадут к нему на стол и он действительно ответит на вопросы, то он сохранит свой стиль.

Потому что если верх возьмут сладкоречивые пиарщики, то от всей истории с Linux уже не будешь получать столько удовольствия.

* * *

Наверное, я должен кое-что объяснить мистеру Беринато, но извиняться мне не за что.

Каждый прочитавший эту колонку подумает, что растущие тяготы моей роли главного хакера превратили меня в сволочь. Но это неверно. Я всегда был сволочью.

Начну с начала. Я считаю голосовую почту злом. Это прекрасный пример плохой технологии. Более того: это самая плохая технология на свете, и я ее люто ненавижу. У нас в Transmeta вначале была система голосовой почты, которая хранила для каждого сотрудника двадцать минут записей. Позвонившие после этого получали сообщение, что почтовый ящик переполнен, и предложение обратиться к секретарю. Мой был переполнен всегда.

Я думаю, всех достали журналисты. Поскольку мой ящик был полон, они приставали к секретарям Transmeta. После первых сотен звонков секретари начали раздражаться. Они знали, что мне все это до лампочки, и их тяготила обязанность посылать всех к черту.

Тогда я стал уничтожать сообщения, не слушая – просто чтобы никто не звонил в приемную. Голосовые сообщения я в любом случае практически не слушаю. Хотя бы потому, что люди обычно бормочут свои телефонные номера и приходится прокручивать запись по пятнадцать раз, прежде чем разберешь, что они сказали. А кроме того, я отказываюсь перезванивать, если мне незачем это делать. В результате человек пребывал в блаженной уверенности, что передал мне сообщение. Пока до него не доходило, что я не собираюсь откликаться.

Вот тогда он звонил секретарю. Секретарь не знал, что отвечать, поэтому я сказал – предлагайте послать факс. Факсы так же просто игнорировать, как голосовую почту, зато из факса при необходимости легче извлечь телефонный номер. У меня такой необходимости никогда не возникало.

Вначале секретарь вежливо предлагал звонившему послать мне факс. Постепенно тот понимал, что факс я не прочел, и через неделю он снова звонил и жаловался, что номер с факсом не сработал. И опять секретарь оказывался меж двух огней. Он не обязан был принимать мои звонки.

И как бы красочно и живописал господин Беринато те старые добрые времена, когда Linux еще не приобрела популярность, на самом деле я всегда был сволочью. Это не новость.

Решение с факсами долго не продержалось. В конце концов для меня устроили специальную телефонную учетную запись, которая не включала голосовой почты. К этому времени Transmeta наняла специалиста по связям с общественностью, который вызвался принимать обращения ко мне. Я слышал, их этому специально учат. Они говорят, что я должен всегда перезванивать журналистам, даже если не хочу с ними разговаривать, потому что тогда у репортеров будет на душе тепло и приятно от того, что я им позвонил. На это я отвечаю: мне нет дела до душ репортеров.

Ладно. Я поднимаю трубку сам, если кто-то умудрился застать меня за письменным столом. Но это не значит, что я хочу казаться доступным. И безусловно, это не программное заявление. Суть открытых исходников вовсе не в том, что я доступнее других людей. Я никогда не был доступнее других. И никогда не был больше других открыт для чужих предложений. Суть совершенно не в этом. Суть в том, что, будь я хоть демон из преисподней, хоть сам дьявол во плоти, меня легко можно игнорировать, потому что все можно делать самостоятельно. Не я открыт, а они могут меня игнорировать. Вот что важно.

Не существует «официальной» версии Linux. Есть моя версия и версия любого другого. Но большинство доверяет моей и опирается на нее как на де-факто официальную, потому что они видели, как я над ней девять лет работал. Именно я все это затеял, и людям мой вариант, как правило, нравится. Но предположим, я выбриваю на голове число зверя – 666 – и говорю: «Поклоняйтесь мне, ибо иначе истреблю вас!» Все просто рассмеются мне в лицо и скажут: «Тогда мы займемся этим ядром сами».

Люди мне доверяют, но только потому, что до сих пор я заслуживал доверия.

Но это не значит, что я готов слушать сообщения голосовой почты или разговаривать с теми, кто смог до меня дозвониться. Я никогда не стремился показаться добрым малым, которому нравится откликаться на любой звонок или мейл. И раз уж мы об этом заговорили – мне странно слышать все эти истории о моей монашеской или святой бескорыстности – будто деньги меня вообще не волнуют. Уж сколько лет я пытаюсь развеять этот миф, и все без толку. Не хочу быть таким, каким меня видит пресса.

На самом деле я всегда ненавидел этот образ бескорыстного аскета – в нем нет кайфа. Он нудный. И к тому же неверный.