Социальный интерактив как лекарство от терроризма: как ловили организаторов бостонской трагедии Евгений Золотов
Социальный интерактив как лекарство от терроризма: как ловили организаторов бостонской трагедии
Евгений Золотов
Опубликовано 24 апреля 2013
Бостон по сей день в трауре: бомбы, взорвавшиеся в толпе больше недели назад, убили троих, но изувечили почти три сотни человек. Об организаторах известно многое, если не всё. Братья Царнаевы осели в США десять лет назад вместе с отцом, уроженцем Северного Кавказа, получившим от Америки политическое убежище (ирония судьбы: бежал из России, опасаясь преследования за совершённое во время войны в Чечне). Старший брат погиб в перестрелке, младший оправляется от ранений и ждёт суда. Сообщников вроде бы не было, но пресса уже обсуждает имя человека, затащившего старшего в радикальный ислам. Сквозное ранение горла младший мог нанести себе сам, при попытке самоубийства. И так далее, и так далее — нет смысла перечислять здесь все кровавые подробности, по ним и так уже прошлись сотни раз. В этой истории мне кажется важным другое: то, какую роль сыграли в ней современные технологии и простые американцы. Десять лет назад обыватель узнал бы о подобной операции из теленовостей, а шанс принять в ней участие стремился к нулю. Нынче публика сама генерировала основной поток сообщений с места событий и лично участвовала в расследовании.
Когда 15 апреля у финишной черты бостонского марафона с разницей в десяток секунд рванули две кастрюли-скороварки (повезло: установлены были в ногах, отчего и погибших оказалось мало — волна шрапнели прошла ниже жизненно важных органов), у правоохранительных органов не было ни одной надёжной зацепки. Записи с сотовых станций, очевидно, оказались бесполезны (бомбы активировались пультом дистанционного управления от игрушек), а по числу полицейских камер видеонаблюдения Бостон (спасибо правозащитникам!) занимает одно из последних мест в Штатах. Так что ФБР и полиция обратились к очевидцам, у которых скопились поистине тонны фотографий и видеозаписей, сделанных незадолго до взрыва и сразу после него, с просьбой поделиться любой и каждой уликой. Повезло, конечно: марафон был заметным событием по местным меркам, так что, естественно, множество людей пожелали запечатлеть его на память. Вот из предоставленной ими массы кинофотодокументов за трое суток работы и удалось отфильтровать нужное: двух молодых людей, выделявшихся на фоне толпы.
С этих фотографий, вырезанных ФБР, и началась охота. Тамерлан погиб, а вот Джохар погибать молодым не собирается. Он уже попросил суд предоставить сразу двух, а не одного адвоката, причём специализирующихся на тяжёлых случаях (дали трёх)
Эти двое, нагруженные поначалу рюкзаками, никуда не торопились, не нервничали, действовали явно по плану. На них, как потом скажут в полиции, «сходились тысячи улик» из предоставленных очевидцами медиаматериалов. Проблема, однако, была в том, что качество снимков и видеозаписей оказалось далеким от желаемого. Даже установить национальность подозреваемых по ним не было возможности. Поэтому до сих пор неясно, как именно ФБР, полиция и другие службы, привлечённые к расследованию, вышли на фамилию Царнаевых. Одни верят в туманную официальную версию, согласно которой следователям «помогли свидетели» (в частности, один из очевидцев, которому оторвало ноги: в госпитале он нашёл силы, чтобы описать подозреваемых и, возможно, составить их фотопортрет). Другие склоняются к мнению, что ФБР использовало суперсовременные инструменты цифрового анализа и биометрической идентификации, позволяющие точно измерить пропорции лица даже по мутным, сделанным под большим углом фотографиям (такое якобы возможно с помощью программ от компании MorphoTrust, работающей в том числе на американские спецслужбы); имея на руках эти цифры, предположительно, легко идентифицировать каждого гражданина, получившего биометрический паспорт (США выдают их уже шесть лет).
Так или иначе, личности подозреваемых после публикации снимков были установлены меньше чем за сутки — и контакты с общественностью, прежде всего посредством интернета, без сомнения, сыграли тут важную роль. Два года назад, вылавливая зачинщиков уличных беспорядков, лондонская полиция тоже обращалась к сетянам с просьбой помочь в установлении личностей (см. «Революционные технологии»). В Бостоне этот механизм работал на порядок эффективней за счёт того, что доступ общественности к ходу расследования был прямым и почти неограниченным. Через социальные сети — Twitter, Facebook — распространялись официальные заявления, свежая информация, корректировались ошибки СМИ, давались ответы на вопросы. В совокупности с твитами самих очевидцев это давало ощущение вовлечённости в расследование, а обыватель о большем и не мечтает.
В результате к концу недели только у бостонской полиции в Твиттере насчитывалось около 300 тысяч фолловеров. А за последним актом драмы 19 апреля наблюдали в прямом эфире как минимум четверть миллиона человек. Когда Джохара обнаружили в яхте, кто-то из местных настроил свой радиосканер (приёмник, позволяющий отслеживать активность в нескольких диапазонах сразу) на полицейские частоты и вёл прямую трансляцию через веб-сервис Ustream («сам-себе-телеканал», позволяющий одиночкам вещать на большую аудиторию и уже прославившийся репортажами из Сирии и зон стихийного бедствия в Штатах). Американская полиция свои переговоры почему-то не шифрует, но и мешать желающим ретранслировать их в Сеть не стала, а лишь ограничилась просьбой не раскрывать координаты точек, в которых ведётся операция.
Интересно, что в последние дни в Сети заметна обратная социальная волна: тысячи человек требуют освободить Джохара, настаивая на его невиновности. Мол, прямых улик против братьев нет, взрыв был косметический (иначе было бы больше крови и убитых), подозрительные рюкзаки были замечены у других людей и т. д.
Оценивая взаимодействие правоохранительных органов и общественности в бостонской трагедии, кое-кто из наблюдателей уже говорит о начале новой эпохи в криминалистике. Краудсорсинг, каким бы странным ни выглядело использование этого термина в данной ситуации, — так вот, краудсорсинг задачи сбора улик, опознания подозреваемых, очевидно, позволяет добиться намного лучших результатов, чем традиционная модель «работаем сами — публику держим в известности постфактум». Прямой контакт через социальные сети стёр барьер между «копами» и «гражданами»: весь Бостон будто бы превратился в одно сплочённое сообщество добровольных помощников полиции. И органы правопорядка были явно подготовлены к «социальному интерактиву»: огромный поток медиаматериалов, предоставленный очевидцами, обрабатывался инструментами, позволяющими автоматически обнаруживать подозрительную активность в кадре, компоновать документы по времени и месту действия — короче, осмыслять их, облегчая экспертам работу (правда, добиться развёрнутых комментариев по используемым инструментам журналистам не удалось).
К несчастью, обнаружилась у такой модели и обратная сторона. Во-первых, социальные сети, транслируя известия от участника к участнику, имеют склонность превращаться в «глухой телефончик», искажать смысл даже официальных сообщений. И бостонская полиция, к примеру, в какой-то момент была вынуждена попросить граждан не присылать ей сведения, полученные из радиоперехвата её же собственных переговоров.
Во-вторых, человек, случайно названный в Сети убийцей, рискует пострадать от толпы раньше, чем его сможет защитить полиция. До того как ФБР назвала фамилию Царнаевых, участники популярных веб-сообществ Reddit и 4Chan провели собственные «расследования» и назвали несколько потенциальных убийц, здорово досадив и самим этим людям (впоследствии оказавшимся невиновными), и их близким. Дедуктивные цепочки, выстроенные сетянами, сейчас кажутся просто невероятными. Скажем, одно из имён — Сунил Трипати — принадлежит темнокожему студенту Университета Брауна, пропавшему без вести за месяц до теракта. Его семья и без того уже настрадалась, разыскивая сына, а теперь была вынуждена ещё и открещиваться от обвинений в терроризме, после того как кому-то из «интернет-следователей» пригрезилось лицо Сунила на фотографиях с места бостонской трагедии.
Другой подозреваемый, некий Майк Мулугета, не существует вовсе — сетяне попросту выдумали его. Кто-то услышал в радиоперехвате полицейских переговоров фамилию задержанного, произносимую для ясности по буквам, причём, чтобы гарантировать точность, сотрудник полиции сказал оператору следующее: «первая буква М, как в слове Майк». Вот так на свет появился Майк Мулугета. Остальное доделали буйная фантазия участников дискуссии и лавинообразный эффект социальных сетей.
«Пряники» провинившимся уже розданы. Reddit принёс официальные извинения за «охоту на ведьм», в которую переросли попытки отыскать террористов «своими силами». А Рейтерс уволила редактора Мэтью Кейса, рискнувшего (хоть и в личном блоге) выдать домыслы форумчан за факты. Таким образом, плюсы и минусы сыгранного в Бостоне «социального интерактива» вроде бы компенсируют друг друга: нельзя однозначно утверждать, что привлечение публики к расследованию даст лишь положительный эффект. Вот только в эпоху, когда каждый шаг правоохранительных органов оценивается интернет-публикой, когда информация с места событий просачивается сквозь социальные каналы на порядки быстрее, чем её успевают схватить дряхлеющие СМИ, есть ли у полиции выбор?
К оглавлению