Для чего нужны гранты Дмитрий Вибе

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Для чего нужны гранты

Дмитрий Вибе

Опубликовано 27 августа 2013

Приближается дата, важная для российского научного мироощущения, — дата подачи заявок на гранты РФФИ. Не на все, конечно: есть много грантов, заявки на которые принимаются к другим датам или в течение всего года. Но сейчас идёт кампания по подготовке заявок на самые главные, гранты класса «А», — конкурс инициативных научных проектов. Наступило время стряхнуть с сандалий песок пляжей Маврикия или смыть огородную пыль со старых и потому переведённых в статус рабочих ботинок и задуматься о том, чему посвятить очередные два–три года научной деятельности.

В заявке на грант нужно сформулировать некоторое более или менее завершённое предложение по исследованию чего-нибудь, дать научное обоснование проблемы, доказать её актуальность и подтвердить способность коллектива справиться с решением этой проблемы. Точные формулировки в разных конкурсах, фондах, странах различаются, но смысл их везде один и тот же. Выиграв конкурс, получаешь деньги, проводишь исследование, отчитываешься научным отчётом, статьями, иногда и другими формальными показателями (количество защит, использование в педагогической деятельности и пр.).

Общепризнанная выгода конкурсного финансирования для учёных состоит в том, что деньги получает непосредственно руководитель проекта. То есть не на руки наличными получает, конечно (впрочем, в лихие девяностые и такое бывало — эх, было времечко!); деньги приходят на счёт организации — например, института. Небольшую часть институт забирает себе за обеспечение условий для работы по проекту, но остальным распоряжается руководитель. Иногда свободно, иногда не очень — но только руководитель. Я понимаю, что многие могут привести примеры того, как это преимущество с лёгкостью обходится, но давайте будем считать, что веду репортаж из идеального мира, в котором сладкие пряники получают только те, кто хорошо работает. При этом важно, что сильная научная группа не кормит слабые группы из того же института.

Выгода конкурсного финансирования для науки (идеального мира) состоит в том, что тематику финансируемых исследований выбирает само научное сообщество в лице выдвинутых из его состава экспертов. В результате от поддержки отсекаются неинтересные, неактуальные, а иногда и откровенно вздорные проекты, которые способны одним своим существованием дискредитировать науку. Понятно, что их авторы всегда могут найти финансирование вне науки, но это уже проблемы тех, кто решится дать денег на сомнительные исследования. В конце концов, бессмысленно ставить задачу о полном искоренении вздорных и лженаучных проектов; важно, чтобы они имели соответствующую репутацию.

Вследствие этих очевидных преимуществ в последнее время довольно часто высказывается мысль о том, что доля конкурсного финансирования в науке должна становиться всё выше. По идее, это справедливо — по крайней мере тактически. Но такой путь, возможно, не вполне оправдан со стратегической точки зрения. Вот какие сомнения терзают меня в период подготовки очередной заявки: так ли уж однозначна выгода квантования исследований для науки? Как мне недавно сказали, вопросом «Какого лешего я всё это делаю?» не задаются только люди, ремонтирующие канализацию. Я не говорю, конечно, о фундаментальных вопросах типа «В чём смысл жизни?», но какую-то сверхзадачу в голове желательно представлять.

У меня во время досужих размышлений возник образ современного астрономического сообщества как своеобразного коллективного Гершеля. Одним из достижений великого учёного было исследование структуры Галактики методом «черпков»: Гершель подсчитал количество звёзд на нескольких тысячах площадок, систематически расположенных в обоих полушариях неба, и благодаря этому полностью восстановил их распределение. Мы теперь, по сути, занимаемся тем же самым, только черпки стали более трудоёмкими, и потому выполнять их вынужден не один человек, а группа. Цель конкурсного финансирования — сделать группу максимально независимой, в том числе и в выборе направления для исследований. Не добавляет ли это некоторого хаоса в построение мозаики мироздания? Если бы Гершель выбирал площадки-черпки несистематически, получить полную картину ему было бы сложнее. А представьте ещё в дополнение к этому, что деньги ему выделялись бы не на все черпки.

Как сознательный гражданин я, по идее, должен сам об этом думать, составляя заявку. Но конкурентная борьба не располагает к таким возвышенным рассуждениям. Дальнейший рост доли конкурсного финансирования приведёт к повышению риска остаться без денег. Поэтому я, составляя заявку, вынужден думать не только и не столько о том, как заполнить очередное пустое место в мозаике, сколько о том, как выигрышнее представить замысел и как написать в процессе его реализации как можно больше статей — ведь основной продукт работы учёного-фундаменталиста есть статья.

Но вот ведь какое дело: я же не пирожки пеку и не занимаюсь какой-либо другой деятельностью, результат которой конкретен и предсказуем. Допустим, я начал исследование, но результата не достиг. Может быть, ошибся в исходных посылках, может быть, недооценил требуемые усилия… Или, например, рассчитывал получить время на телескопе, а его не дали, или, например, время дали, но не было погоды, и т. п. И что делать? Утрамбовывать в одну заявку несколько задач, чтобы успехи в одних замаскировали недостачу в других? Но тут есть риск прочитать в отзыве рецензента, что заявка перегружена (читали, знаем). Поступить, как в шуточной рекомендации для соискателей грантов: писать заявку по уже готовым, но не опубликованным работам? Но это же надо идти впереди планеты всей, чтобы уже выполнить исследование, которое в мире будет актуальным в течение нескольких следующих лет. Конечно, в реальности все эти проблемы решаемы, но сам факт, что систему конкурсного финансирования приходится испытывать на прочность или обходить, указывает на её недостаточное совершенство.

В российских условиях к этим проблемам пока добавляется мизерный размер многих грантов. Чтобы они в сумме давали хоть сколько-нибудь ощутимую величину, участвовать приходится во многих, что сильно увеличивает нагрузку, в том числе и писательскую. Если в будущем размеры грантов у нас возрастут, наверняка возникнет проблема меньшей вероятности их получения, которая уже существует в развитых странах. На конференции PPVI коллеги из США жаловались на то, что вероятность получения гранта Национального научного фонда (NSF) составляет сейчас 1:10. Конечно, на NSF свет клином не сошёлся, но это опять же означает написание многих заявок в надежде, что хотя бы некоторые выиграют. И стресс, стресс, стресс — обязательный атрибут конкурентного мира.

Я не собираюсь, разумеется, утверждать, что являюсь противником конкурсной системы. Понятно, что она необходима как реакция на неидеальность мира и возникла из желания передать деньги в руки непосредственно сильному исследователю. Но с ней сопряжены и определённые недостатки — дополнительная бюрократическая нагрузка на того же самого исследователя и отсутствие системы в выборе «черпков». Добавим ещё появившуюся в последнее время тенденцию к усложнению пользования грантами. То есть деньги-то исследователю передают, но при этом навешивают на них массу условий: не бери на зарплату больше половины, на командировки представь сразу план на год, а стулья и ручки вообще не покупай: их тебе институт должен обеспечить… То есть кто-то когда-то съездил на деньги гранта на море, и теперь, вместо того чтобы дать указкой по пальцам одному прохиндею, подрезают крылышки всем, но это не сделало пользование грантами более удобным. Тем не менее я не призываю отменить гранты. Я за них большую часть времени и если я их получил. Сомнения возникают только в период написания очередной заявки, когда вспоминается фраза, услышанная недавно от одного из представителей старшего поколения: «Мы в то время работали, а не думали об индексе Хирша».

К оглавлению