О горьком яде тайпана Сергей Голубицкий

О горьком яде тайпана

Сергей Голубицкий

Опубликовано 30 ноября 2013

Борис ХохловЭто броское, смелое и вызывающее, но ни в коем случае не пошлое кино — и, к слову, после него патриотизм и любовь к своей стране и народу просыпаются не в меньшей степени, чем после той же «Легенды № 17.

Я не случайно вывел в эпиграф фразу редактора русскоязычной версии журнала «Empire», ибо она максимально точно соответствует пафосу, вложенному в фильм создателями «Горько!». Судя по единодушной восторженной реакции российских кинокритиков, пафос проник в самое сердце зрителей: «И когда все хором, со слезами уже не растерянности, но любви, всё-таки запевают треклятую лепсовскую “Натали”, сам себе не веря, начинаешь подпевать. И все печали утолены» («Афиша», Антон Долин).

Субботний рассказ о фильме «Горько!» я бы хотел вывести по мере возможности на философский уровень, поскольку о самой картине много сказать не получится. На уровне же «высокого послания» «Горько!» блестяще иллюстрирует аксиому о том, что кино из всех искусств является самым страшным и самым мощным оружием идеологической пропаганды. Здесь же — парадоксальная ирония: чем выше в художественном отношении кинофильм, тем смертоноснее его воздействие.

«Горько!» не случайно называют «одной из лучших российских комедий последних лет, которая может стать по-настоящему народной» (уже помянутый Хохлов): она и в самом деле лучшая по всем показателям. И оттого — опаснее яда тайпана.

По форме «Горько!» — это свадебный псевдорепортаж, который снимает младший брат главного героя Ромы, журналиста печатного листка посёлка Геленджик. «Оператора» на протяжении фильма все гоняют, шпыняют, гнобят и даже бросаются в него камнями, поэтому его увёртывания натуральным образом создают эффект «субъективной камеры» :-). В стилистике фильма — очень уместный. 

Фабула фильма внешне выглядит незамысловато, однако в каждой реплике, в каждой сцене и в каждой интермедии прочитывается выверенный расчёт: сделать так, чтобы максимальное число зрителей почувствовало себя дома, узнало себя в героях, не испытывало ни грана отчуждения от действия, развивающегося по ту сторону экрана.

Юная сотрудница «газовой компании» Наташа выходит замуж на журналиста Рому. У Наташи есть отчим — бывший десантник, участник, видимо, чеченских боевых действий, а ныне — кто-то из второго эшелона муниципальных начальников. Во всяком случае Борис Иванович наворовал нещадно — судя по интерьеру жилища, семейным автомобилям и манере общаться с окружающими.

Родители Ромы — это такие же родители Наташи, только не сумевшие «подняться по жизни»: отец-идиот, в свободное от прозябания время изготавливающий блёсны, мать-парикмахерша, сын-журналист, сын-уголовник и сын-фотолюбитель (тот, которого все шпыняют). 

Первый пафосный мотив «Горько!»: все различия между семьями героев фильма — не более чем игра социального случая. Если бы папа Ромы сумел украсть так же, как папа Наташи, то у его семьи были бы точно такие же люстры-диваны-камины-мерины, равно как и патологические музыкальные вкусы. Почему? Потому что, по версии создателей «Горько!», обе семьи молодожёнов — представители единого и монолитного постсоветского народа.

По мере развития сюжета в «Горько!» появляется даже третий социальный слой российского общества — столичные мажоры, косящие под олигархов, однако и он на поверку оказывается плотью от народной плоти парикмахеров-блесноделов-морпехов. Расхождение музыкальных вкусов — лишь жалкий камуфляж, призванный скрыть истинные пристрастия.

? В историко-культурологическом плане никаких парадоксов (тем более — откровений) в социальном эгалитаризме создателей фильма быть не может, потому что народ, успешно экстерминировавший национальную элиту более полувека назад, не может отличаться типологическим разнообразием: он монолитен на всех срезах социальной иерархии. 

Помните, как изображались высокие советские начальники в советских же фильмах? Скромные партейцы, режущие правду-матку, народные по языку и манерам поведения, непримиримые к врагу, справедливые к людям труда... В фильме «Горько!» все эти атрибуты «народной власти» сохранены до мельчайших деталей. И в этом — художественная правда кино, потому как внуки и правнуки что большевистских карателей, что раскулаченных крестьян (семья Ромы, кстати, из таких) не могут принципиально отличаться от своих предков. ? И здесь мы выходим на второй пафосный мотив «Горько!»: иллюзорны не только социальные расхождения, но и возрастные. Иными словами, пресловутый «конфликт поколений» — это выдумка, достойная добродушной инвективы. Чему, собственно говоря, и посвящена вся картина: Наташа и Рома, чувствуя непреодолимую пропасть между собой и своими родителями с их невыносимыми былдяцкими вкусами, задумывают устроить две свадьбы — одну для предков, вторую для себя и себе подобных. 

То, что ничего из противопоставления не выйдет, понял с первых кадров, в которых Наташа озвучила собственное представление о «правильной свадьбе»: она, переодетая в костюм русалки (обсессия детства), встречает на берегу моря своего избранного принца, плывущего к ней на парусной лодке. Ассоль, ёпрст. Чем это лучше быдлосвадьбы с конкурсами эротического мужского танца и пьянством до бессознательного скотства? 

Да ничем! И «Горько!» блестяще иллюстрирует эту идею, уничтожая под конец все искусственные барьеры и разграничения на пути к катарсическому объединению поколений и социальных классов. Под занавес полуторачасовой буффонады, после того как персонажи упьются, наблюются, начистят друг другу морды, настреляются, наворуются, нахамят, натанцуются и наорутся до усёру, все в заключительных кадрах сольются в экстатическом объятии, проливая слезы счастья и осознания великого народного единства. Вон даже кинокритик Антон Долин не удержался и затянул на брудершафт с актёрами на экране «треклятую лепсовскую “Натали”»!

Фильма «Горько!» — очень весёлая, очень добротная и очень опасная кинокомедия. В последнее время я стал замечать, что именно этому жанру повсеместно в мире отводится роль главного убойного оружия идеологической пропаганды (чего стоят одни только «шедевры» Саши «Барона» Когана!). Выбор, впрочем, логичен, поскольку именно удачная комедия способна оказать на зрителя воздействие, не сопоставимое по мощи ни с какими драмами и трагедиями. 

Правда, и требования к удачной комедии несопоставимо выше, чем к мелодраме или той же трагедии: снять по-настоящему смешной фильм очень и очень сложно. Создателям «Горько!» задача оказалась по плечу: фильм веселит и развлекает на протяжении полутора часов. 

Расстраивает лишь самая малость — лживый пафос фильма, оправдывающий любую мерзость и скотскость хмельного, воровского, бездуховного и безнравственного бытия народа ради иллюзорной сверхзадачи — гражданского примирения. Из-за этого пафоса фильм «Горько!» я не могу расценивать иначе как образец охранительного казённого искусства. Правда, высококачественный и талантливый. Оттого — ещё печальнее.

К оглавлению