Интервью с Кипом Холи

Интервью с Кипом Холи

Автор: Брюс Шнайер

В апреле Кип Холи, глава Службы транспортной безопасности США (TSA), пригласил меня в Вашингтон. Несмотря на некоторые серьезные опасения, я это приглашение принял, и встреча оказалась очень удачной. По большей части ее содержание разглашению не подлежит, но кроме всего прочего мне был задан вопрос о путях преодоления сложившейся у TSA негативной репутации. Я посоветовал стремиться к большей прозрачности и не увиливать от трудных вопросов. Холи ответил, что готов к этому, что с удовольствием высказал свое мнение в Aviation Daily, но вести личный блог государственному чиновнику не с руки. А что еще можно предпринять?

Я предложил ряд вариантов – в результате возникло приведенное далее интервью, полученное в мае-июне с помощью электронной почты.

По нынешним правилам жидкости можно провозить в небольших емкостях, не более трех унций[Унция = 28,3 г. – Здесь и далее прим. перев.] в каждой. Зато можно везти множество пузырьков по три унции. Или одну бутылочку побольше, на этикетке которой указан препарат, отпускаемый без рецепта, – например, жидкость для контактных линз. Все мелкие флаконы должны умещаться в пластиковый пакет размером в одну кварту [Кварта в Америке равняется 0,95 л.]. А если все это конфискуется, то сваливается в одну большую кучу прямо рядом с камерой просвечивания, чего никто бы не стал делать, если б думал, что там есть что-то действительно опасное.

Чем вы можете доказать, что все это не каверзы Бюро по травле авиапассажиров?

Текст печатается с любезного разрешения Брюса Шнайера. Оригинал интервью размещен по адресу www.schneier.com/interview-hawley.html.

– Воистину процедуры досмотра порождаются Бюро по травле авиапассажиров, утверждаются Управлением по усложнению беспорядка, а потом инспектируются нами, чтобы гарантировать, что должный уровень непреднамеренных неприятностей достигнут, чтобы блоггерам всегда было что обсуждать. Представьте на минутку, что сотрудники TSA неглупые люди и что они стремятся защитить пассажиров, сводя в то же время свое вмешательство в их жизнь к минимуму (не говоря уж о том, что и сами они иногда оказываются в шкуре пассажиров). Как исходя из такой предпосылки можно прийти к трем унциям и пресловутому мерному пакету?

Мы столкнулись с новым видом жидкой взрывчатки, которая была рассчитана на преодоление использовавшихся нами в то время технологий и процессов. Это было не то вещество, которое собирались использовать в плане «Божинка» ["Божинка" – несостоявшаяся операция «Аль-Каиды», в ходе которой в 1995 году планировалось взорвать с помощью жидкой взрывчатки двенадцать самолетов, направлявшихся в США.], или другие хорошо нам известные – на которых TSA уже тренируется. После 10 августа [10 августа 2006 г. полиция Великобритании обезвредила группу террористов, планировавших взорвать больше десятка пассажирских самолетов] мы стали тестировать другие варианты, в том числе в национальных лабораториях, и сотрудничать с другими странами, у которых есть разнообразные взрывчатые вещества, чтобы выяснить, что позволяет гарантированно сбить самолет.

Мы стремились ограничиться лишь совершенно необходимыми с точки зрения безопасности запретами. Иначе мы бы просто запретили провоз любых жидкостей. Однако наши тесты показали, что в небольшом количестве никакое вещество серьезной опасности не представляет. Поэтому чем можно было бы оправдать запрет на провоз блеска для губ или спрея от насморка? Да ничем, кроме стремления облегчить себе работу и упростить правила.

Опираясь на научные исследования и следуя принципу вмешиваться только в интересах безопасности, мы пришли к такому ограничению на объем контейнера, чтобы в нем не могла быть бомба в сборе (и чтобы не приходилось анализировать, что именно находится в бутылке с надписью "Шампунь"), к ограничению на общий объем жидкости, который разрешается провезти одному пассажиру (без того, чтоб сотрудникам Службы транспортной безопасности приходилось вручную пересчитывать пузырьки), и дополнительным мерам, препятствующим группе людей объединить свои запасы для получения бомбы после прохода через контрольный пункт. Ограничение в три унции и сканирование пакета с пузырьками позволяет разрешить каждому пассажиру провезти некоторое количество жидкостей, аэрозолей и гелей.

Как это предотвратит теракт, если попытки провоза не влекут за собой никаких последствий? Контрабанда на самолетах распадается на две категории: вещества, за попытку провоза которых вас ждут неприятности, и вещества, которые просто-напросто отберут. Если на контрольном пункте у меня обнаружат пистолет или бомбу, то вызовут полицию и реально испортят мне жизнь. Но если у меня окажется большая бутыль жидкой взрывчатки, ее просто с улыбкой конфискуют, а меня пропустят на самолет. Поэтому, если такие вещи не обнаруживаются со стопроцентной гарантией – а такой гарантии пока нет, – я могу повторять свои попытки до тех пор, пока не сумею проскочить контроль. Это при загрязнении продуктов питания стоит удалить 90 % вредных веществ, и вы будете на 90 % лучше защищены. А тут совсем другое дело: ни одна ложная тревога (напрасно изъятый безобидный флакон) не повышает безопасность. Безопасность повысится только в том случае, если вам удастся отловить единственный контейнер со взрывчатой жидкостью среди миллионов бутылок воды, флаконов шампуня и тюбиков зубной пасты. Я уже описывал два способа пронести на борт самолета большое количество жидкости. Можно наполнять большие бутыли с этикеткой «Физиологический раствор» и пробовать проносить до тех пор, пока не получится. А можно слить несколько пузырьков в одну флягу уже после контрольного пункта. Мне хочется думать, что сотрудники TSA умные люди и искренне стремятся защитить нас. Я верю вам на слово, что существует реальная опасность (хотя многие химики с этим не согласны), но ваши ограничения на провоз жидкости ее не устраняют. Создается впечатление, что вы защищаете нас от террориста, у которого хватает ума на разработку собственной взрывчатки, но который не додумывается прочесть правила на сайте TSA.

– Мне кажется, вы исходите из неверной посылки. Если вы принесете в аэропорт бомбу и на пропускном пункте у вас отберут часть ее компонентов, это не станется без последствий. Даже если забыть на время о наших уровнях защиты, то многое может привлечь внимание сотрудников TSA на контрольном пункте. Если вы или ваш багаж покажется им подозрительным, с вами могут провести собеседование или осмотреть ваши вещи более внимательно. Если же они выбрасывают ваши пузырьки в мусор, значит, вы не показались им опасным.

В блогах часто пишут о том, что можно собрать все свои бутылочки – или бутылочки других пассажиров – вместе и сделать бомбу. Я не могу раскрывать подробности, но наши исследования показывают, что это нереальный вариант.

В любом случае теперешние правила лишь временное решение – в ближайшем будущем мы внедрим автоматизированную систему контроля за жидкостями, и всем станет легче.

Пока что мы начали использовать ручные устройства, которые распознают жидкости внутри запечатанных упаковок (к концу года мы увеличим их количество), и тестовые полоски, которые эффективны для проверки уже вскрытых бутылок. В настоящее время мы используем их при выборочных проверках: для контроля лекарств и незадекларированных жидкостей, найденных в багаже. Это поможет устранить бреши и сделать угрозу разоблачения более весомой.

Многие рассказывают о том, как у них в ручной клади проглядели нож, и говорят, что контроль не работает. Но это не верно. Ведь целью не является стопроцентная эффективность. Важно, чтобы контрольные пункты были достаточно эффективны и террористы боялись, что их план раскроется. Однако в Денвере в этом году тестеры пронесли 90 % оружия незамеченным. И результаты других тестов немногим лучше. Откуда такая удручающая статистика и почему ситуация не улучшилась, когда TSA взяла безопасность в аэропортах под свой контроль?

– Ваша первая посылка неверна, но позволяет продемонстрировать наш подход к безопасности. Истории о 90-процентных проколах либо не соответствуют действительности, либо мало о чем говорят. Дело в том, что мы ежедневно проверяем эффективность работы контрольных пунктов. Такие проверки позволяют тренировать персонал и совершенствовать технологии и процедуры контроля. Кроме того, мы проводим обширные и очень изощренные тесты силами оперативных служб. Одна из их задач заключается в том, чтобы наблюдать за контрольными пунктами и на основе этих наблюдений – владея внутренней информацией о работе системы – находить пути ее обхода. Они выделяют одну конкретную деталь – предположим, определенный вид взрывчатой жидкости, изготовленной и размещенной с учетом слабых мест в технологии, в наших процедурах или в том, как сотрудники TSA действуют на практике. И проверяют именно эту деталь до тех пор, пока не найдут пути решения проблемы. Тогда мы меняем технологию либо процедуру или просто делаем упор на их тщательном соблюдении. И этот процесс идет безостановочно.

Поэтому, если не вдаваться в конкретные особенности тестирования, конечно, временами процент проколов, связанных с конкретным сценарием проверки, может оказаться очень высоким. Однако в итоге наша способность выявить компоненты бомбы значительно повышается и будет продолжать повышаться. (Вам могли раньше попадаться более «утешительные» проценты, но они получались в результате тестирования по старым, простым сценариям. Не надо поддаваться броским анонсам – на самом деле, сегодняшняя служба безопасности неизмеримо лучше той, что была два года назад.)

Хочется верить, что вы говорите правду, хотя сканирование – это сложная проблема и трудно полностью игнорировать все опубликованные отчеты о тестировании. Однако уровень безопасности, который обеспечивают контрольные пункты, во многом зависит от общественного мнения: мы хотим, чтобы потенциальные террористы думали, что вероятность попасться на контрольном пункте очень велика, поэтому имеет смысл говорить, что эффективность контроля выше, чем показывают тесты, даже если это не так. Дифракция рентгеновских лучей (Backscatter X-ray) – еще одна технология, которая вызывает беспокойство: по сути она позволяет видеть людей обнаженными. Чем ценна эта технология и что вы делаете для защиты личной жизни? Хотя изображения можно уничтожать, мы знаем, что грубые необработанные картинки можно и сохранять – изготовитель этого оборудования фирма Rapiscan весьма гордится такой возможностью. То оборудование, которым вы сейчас пользуетесь, сохраняет изображения? Может ли оператор сохранять их по своему усмотрению или эта возможность отключена при установке?

– Пока что мы лишь оцениваем работу этих аппаратов и параллельно с их использованием устанавливаем сканеры, работающие на миллиметровых волнах, чтобы сравнить их эффективность и изучить вопросы защиты частной жизни. Сейчас – на стадии тестирования – мы не храним изображения (эта функция отключена), и хотя мы еще не приняли официального решения на сей счет, я вполне понимаю возникающие вопросы о вторжении в личную жизнь и не думаю, что мы станем хранить изображения, если перейдем к полномасштабному применению этого оборудования.

Когда мы сможем ходить в ботинках?

– Сразу после досмотра. Прошу прощения, Брюс, мне это тоже не нравится, но это не просто отголоски событий 2002-го (см. стр. 27. – Прим. ред.). Речь идет о вполне реальной современной опасности. Мы рассматриваем устройства для просвечивания обуви и способы заглянуть внутрь с помощью миллиметровых волн или дифракции рентгеновских лучей. Но пока нет технологии, справляющейся с этим риском, обувь придется укладывать в корзинку.

Создается впечатление, что в первую очередь вы заботитесь о защите себя от возможных обвинений в халатности: обувь просвечивается потому, что всем известно, что в ней прятал взрывчатку Ричард Рид, и вас просто на части разорвут, если этот конкретный способ когда-нибудь снова сработает. Но ведь существуют тысячи различных способов. И этому нет конца. Террористы изобрели конкретную тактику, а вы защитились от нее. В этой игре вы не можете выиграть. Вы запретили пистолеты и бомбы – террористы используют канцелярские ножи. Вы запретили провоз лезвий и спиц, а они прячут взрывчатку в обуви. Вы просвечиваете обувь – они изобретают жидкую взрывчатку. Вы ограничиваете провоз жидкостей – они еще что-нибудь придумают. Террористы будут смотреть, что вы конфискуете, и изобретать планы по обходу вашей системы безопасности. Это реальный урок, преподанный изобретателями жидких бомб. Если считать, что вы правы и взрывчатка была настоящей, то ее-то как раз ваши тогдашние системы контроля были неспособны обнаружить. Так зачем же играть в эту бесконечную игру, последовательно ограничивая набор вещей, которые можно брать на борт? Когда вы наконец скажете: «Ну хватит. Пора подумать не о деталях, а об угрозе в целом»?

– В конце 2005-го я как раз ратовал за то, чтобы сосредоточить усилия на импровизированных взрывных устройствах, а не запрещать провоз предметов, которые можно использовать как оружие. Пока этим летом не был раскрыт заговор, в котором использовались жидкости, мы защищали наше решение снова разрешить провоз ножниц и мелких инструментов, пытаясь ввести дополнительные преграды в виде контроля поведения и проверки документов, и ваш вопрос звучит довольно забавно, поскольку я сам горячий сторонник вашей точки зрения. Мы бы скорее сосредоточились на предметах, которые могут нанести катастрофический ущерб (бомбах!), и добавили заслоны, которые заставят людей с преступными намерениями проявить себя. Однако мы обязаны уделять постоянное внимание хорошо известным и активно применяемым диверсионным средствам, таким как обувь и жидкости, и, к сожалению, вынуждены пока что использовать наши несколько обременительные процедуры.

Вы не обязаны просвечивать обувь. Ваша единственная обязанность – приложить максимум усилий для защиты авиапассажиров от терроризма. Вы действуете выборочно и избирательно. Известно, что чеченские террористы в 2004-м смогли взорвать два российских самолета отчасти потому, что взрывчатку и детонатор пронесли на себе разные люди. Почему вы не рассматриваете это как хорошо известное и активно применяемое диверсионное средство? Не хочу даже думать о том, сколько C4 [C4 – разновидность пластиковой взрывчатки] я могу примотать к ногам и спокойно пройти мимо ваших металлодетекторов. Или сделайте в Интернете поиск по BeerBelly («пивное пузо»). Это устройство, которое вешают на грудь, чтобы пронести на стадион пиво. Но оно позволяет и пронести на борт самолета 40 унций опасной жидкой взрывчатки. Металлодетектор его не заметит. И дополнительные средства досмотра его не обнаружат. Почему вы не заставляете всех снимать рубашки? Ждете, пока на конспиративной квартире террористов вам попадется распечатка соответствующей вебстраницы? Или пока кто-нибудь реально испробует этот способ? Если этот способ вас не заинтересовал, сделайте поиск по cell phone gun (мобильник-пистолет).

Это система защиты прежде всего вашей безопасности. Если кто-то попытается взорвать самолет с помощью ботинка или жидкости и вы его не остановите, вам сильно достанется. Но если будет использован какой-то другой известный способ, вам достанется меньше, потому что эти методы не так разрекламированы.

– Чушь! Наша стратегия безопасности рассчитана на гибких террористов и на то, что на основании накопленного опыта трудно предугадать, какой будет следующая попытка теракта. Да, мы ищем бомбы в обуви и жидкую взрывчатку, потому что было бы просто глупо не думать о таких активно используемых, по нашему мнению, методах. В основном же мы стараемся уйти от попыток предсказать, как выглядит искомый объект, а больше ориентируемся на другие признаки террориста. (Не забывайте: перед нами ежедневно проходит два миллиона пассажиров, поэтому мы знаем, какое поведение является нормальным.) Как он выглядит, как себя ведет. Тем самым мы не складываем все яйца в одну корзину, пытаясь поймать злоумышленника на месте преступления. Мы не можем позволить ему свободно осуществлять разведку или проводить «холостые» пробные проходы. Мы должны на каждом шагу создавать ему препятствия. Анализируя удавшиеся теракты, важно понять, что позволило их осуществить? Найти ключевые моменты, которые отличают нормальные действия от подготовки теракта. Такой подход продуктивнее, чем пытаться бороться с каждым отдельным методом, запрещать провоз одного опасного предмета за другим. А что касается общественного порицания, Брюс, то оно не идет ни в какое сравнение с тем, что будет у каждого из нас на душе, если мы не сможем предотвратить теракт.

Поговорим о проверке личных данных. Я называю «черным полетным» списком список людей, которые настолько опасны, что им нельзя позволять летать ни при каких обстоятельствах, но настолько невинны, что их нельзя арестовать даже по Закону о патриотизме. Только это не так. Как бы ни был опасен человек, он всегда может полететь без удостоверения личности или по чужому посадочному талону. А сам список полон лишних людей: тех, кто умер, кто сидит в тюрьме и т. п. По нему ловятся чаще всего невинные однофамильцы. Зачем вы этим занимаетесь?

– Потому что эта схема работает. Мы только что перетрясли свой список и сократили его вдвое – в основном за счет людей, которые перестали представлять активную террористическую опасность. Мы не афишируем, как часто эта система позволяет задерживать людей, с которыми вы бы не хотели оказаться в одном и том же самолете. Скажем так: по меньшей мере несколько раз в неделю.

Отличная ремарка про полеты без удостоверений личности и по чужим посадочным талонам. Мы привлекаем людей с соответствующей подготовкой и возможностями к решению этой проблемы. Важнее то, что TSA переориентируется с контроля за содержимым багажа на наблюдение за поведением пассажиров. Если бы мы только пытались найти оружие в те жалкие 15 секунд и 15 футов, которые вы проходите после металлодетектора, это была жалкая пародия на систему безопасности. Мы достигнем больших успехов и меньше неприятностей причиним обычным пассажирам, если на первое место поставим системы контроля, учитывающие поведение людей, непроизвольное напряжение мускулов, собаководов, проверку документов и пр.

Давайте поговорим о контроле за поведением пассажиров позже. Нечестно защищать одну меру безопасности указанием на другую, совершенно самостоятельную. Как вы можете утверждать, что проверка личных данных работает? Как и запрет на провоз жидкостей, эта проверка раздражает обычных пассажиров, а потенциальным террористам лишь создает определенные затруднения. Неужели вам достаточно защитить меня от тех террористов, которым не хватает ума, чтобы ввести в Гугле print your own boarding pass («распечатайте свой посадочный талон»)?

– Для решения проблемы с фальшивыми посадочными талонами и с проверкой личных данных мы подали в Конгресс предложение, позволяющее заменить сегодняшние системы контроля на системы, в которых будут работать более подготовленные люди, у которых будут более совершенные средства – что позволит нам прикрыть эту брешь. Без эффективной системы идентификации "черные списки" мало что дают, так что это – наш главный приоритет.

Обеспечив проверку документов высококвалифицированными кадрами, мы закроем слабое место в системе безопасности, добавим еще один уровень защиты и заставим программу защиты TSA начать работать еще на подступах к контрольному пункту.

Идем дальше. Авиапассажиры обвиняют вас в непоследовательности. Помните, в апреле все говорили о принстонском профессоре, который попал в черный список только потому, что выступал против Буша? Довольно быстро стало понятно, что его история, скорее, недоразумение, но ведь многие ему поверили. Люди думают, что за политическую активность заносят в черные списки. Они не рискуют жаловаться на плохое обращение на контрольных пунктах, потому что боятся, что за это их занесут в черный список. Нельзя ли сделать процедуру составления этих списков более прозрачной?

– Тут нам нужна помощь. Этот аспект общество воспринимает настолько болезненно, что вопросы с ботинками и пузырьками просто меркнут.

Во-первых, TSA не заносит человека в черный список, что бы он ни вытворял на контрольном пункте. Во-вторых, политические взгляды не могут стать причиной для внесения человека в черный список или в списки тех, кого нужно досматривать с особым тщанием. Это всего лишь мифы, которые получили повсеместное распространение. Существуют строгие критерии, которые рассматриваются множеством отдельных сотрудников различных организаций. И речь идет только о терроризме, угрожающем жизни. Недовольство возникает прежде всего из-за случайных досмотров (случайных в строго математическом смысле) или людей, у которых имя и дата рождения совпадает с именем и датой рождения тех, кто внесен в черный список. Если вы можете получить посадочный талон, значит, вы не включены в черный список. Это проблема исчезнет в 2008 году, когда станет действовать программа безопасных полетов (Secure Flight), но пока нам не удается развеять ложное представление, что обычные американцы могут попасть в черный список. Буду рад любому предложению, которое поможет переломить общественное мнение.

Трудно поверить, что существуют сотни тысяч людей, удовлетворяющие этим строгим критериям, даже после того, как список был уполовинен. Я знаю, что TSA не контролирует создание списков лиц, которым запрещены полеты или за которыми полагается наблюдать, но именно вы отвечаете за них перед общественностью. Вы – та часть внутренней службы безопасности, с которой граждане вступают в прямой контакт. Некоторые узнают, что их включили в список, когда их арестовывают или отправляют в Сирию для пыток, но большинство узнают об этом, когда их начинают повторно обыскивать и подвергают многочасовым допросам в аэропортах. Главная беда, что списки секретны. Кто входит в список – секрет. За что его включили в список – секрет. Как добиться исключения из списка – секрет. Нет никакой прозрачности и никакой отчетности. Конечно, такие вещи сводят с ума. Мы знаем о таком лишь из учебников истории про Восточную Германию и другие полицейские государства. Лучшее решение этой проблемы – введение системы апелляции. Людям нужна возможность ознакомиться с выдвинутыми против них обвинениями, поспорить с обвинителем, принять участие в их рассмотрении нейтральным судом. Если они в чем-то виноваты, арестуйте их. Если не виноваты – прекратите их дискриминировать. Это базовые свободы. Я не ожидаю от вас решения этой проблемы – ведь она выходит далеко за рамки TSA. Но расскажите хоть что-нибудь об апелляции – нам ее обещают уже многие годы.

– Проблема затрагивает интересы двух категорий людей: тех, кто включен в списки, и их однофамильцев.

По нашему опыту, первая группа не очень стремится к апелляции. Обычно они избегают контактов с правительством США. Тем не менее, если человек незаслуженно внесен в черный список, Центр антитеррористического контроля (TSC) немедленно его исключает. TSA вместе с TSC тщательно изучила каждое имя в списке, что позволило сократить его вдвое. При этом я полностью согласен с вами: если кто-то включен в черный список, у него должно быть право апелляции. Это верно в принципе, не только в отношении авиаперелетов. Недавно Министерство внутренней безопасности (DHS) сделало очистку от обвинений в любой деятельности, связанной с DHS, единым процессом под названием DHS TRIP. Если вас ошибочно приняли за человека, включенного в черный список, вы можете обратиться в TSA, и мы передадим информацию о вас в авиакомпании, которые в настоящее время отвечают за выявление перед полетом тех, кто упомянут в списке. В каждой авиакомпании своя система, поэтому некоторые позволят вам покупать билеты в автоматах, а другие потребуют, чтобы вы обращались к распространителям билетов. После ввода в действие программы Secure Flight этим будет заниматься сама TSA, и проблема будет снята.

Я все равно не понимаю, как это будет работать, пока TSA не сможет влиять на включение в список и исключение из него.

А что насчет Registered Traveler (программы сопровождения часто летающих пассажиров)? Когда TSA впервые заговорила об этой программе, планировалось разбить пассажиров на две категории: более надежных, которых можно меньше досматривать, и менее надежных, которых требуется инспектировать тщательнее. Это привело бы к огромной дыре в безопасности: как только появится упрощенный способ прохода через контроль, террористы сразу начнут пользоваться именно им. С тех пор план изменился: теперь предполагается, что желающие могут заплатить за улучшенное оборудование и ускоренное обслуживание – прекрасная идея, идеальная с точки зрения безопасности. Зачем тогда вообще проверять чью-то подноготную? В чем вообще смысл всей этой затеи, кроме как дать возможность потенциальному террористу выложить 60 долларов, и посмотреть, возьмет ли их правительство?

– Программа RT мне кажется перспективной, но ей вредят возлагаемые на нее нереальные ожидания. То, что мы с вами вряд ли представляем опасность и TSA может досматривать нас менее тщательно, сосредоточив свои ресурсы на более вероятных террористах, – вполне здравое рассуждение, получившее фирменное название RT. Вся беда в том, что при потоке в два миллиона человек в день такая сортировка вряд ли может стать эффективной. Ведь мы знаем, что террористы используют людей, которые не входят в списки наблюдения и у кого не было проблем с законом, поэтому сами по себе эти критерии не работают. В настоящее время программа RT имеет меньший приоритет, чем Secure Flight, и TSA охотно пойдет на сотрудничество с частным сектором в реализации RT, но мы не станем ее финансировать, снижать общий уровень безопасности или причинять ради нее неудобства обычным пассажирам. Если частные компании примут дополнительные меры безопасности помимо тех, что реализует TSA, мы можем соответственно изменить наши процедуры досмотра. Это не должен быть просто пропуск без очереди; я думаю, что в следующем году нас ждут определенные новшества, которые лучше очертят контуры RT.

А вот теперь давайте поговорим о поведенческом контроле. Я давно думаю, что большую часть системы безопасности в аэропортах можно заменить хорошо подготовленными специалистами, как в форме, так и в обычной одежде, которые будут ходить среди пассажиров и выискивать людей, ведущих себя подозрительно. Вы можете что-то рассказать об этом направлении своей деятельности и, в частности, о том, как не превратить ее в простую сортировку по национальной принадлежности?

– Мы видим одну из своих главных задач в том, чтобы перенести упор на зону, предшествующую контрольно-пропускным пунктам. Это позволит обнаружить опасность гораздо раньше. Изъятие оружия или взрывчатки на контрольном пункте останавливает теракт практически в самый последний момент. Разумеется, нужно стремиться к тому, чтобы выявить опасность как можно раньше. Поэтому у нас существует несколько уровней безопасности (внутренняя разведка, силы охраны правопорядка, контроль за поведением и т. п.), позволяющих обнаружить злоумышленника задолго до контрольного пункта. Если террорист добрался до контрольного пункта, то мы вынуждены действовать на его условиях: он выбирает, когда, где и как объявиться. А мы хотим обнаруживать их на своих условиях, заставая террористов врасплох еще на стадии предварительного наблюдения.

Мы следим за поведением пассажиров, опираясь на научные данные, согласно которым существуют определенные невольные и неосознанные действия, свидетельствующие о враждебных намерениях. Например, едва видные, но заметные натренированному взгляду движения лицевой мускулатуры выдают определенные эмоции. Они совсем не похожи на озабоченность, которую выражает лицо каждого из нас в том случае, когда мы боимся пропустить рейс из-за, допустим, длинной очереди на регистрацию. Их специфика не зависит от пола, возраста, национальности или этнической принадлежности. Это позволяет нам избежать ловушки, в которую мы попадаем, если пытаемся предсказать, как может выглядеть террорист. Мы знаем, что злоумышленники используют не только таких людей, которые «похожи» на террористов, возможно, полагая, что мы ориентируемся только на то, как выглядели террористы 11 сентября.

Наши группы контроля за поведением постоянно и незаметно выявляют подозрительных людей только на основе видимых особенностей их поведения. Таким образом было обнаружено, передано службам охраны правопорядка и арестовано более 150 человек. Этот уровень защиты невидим для населения, но его нельзя недооценивать, потому что он наиболее эффективен. Мы объявляли о своих удачах, не связанных с разоблачением террористов. Например, о подозреваемом убийце, арестованном в Миннеаполисе, или о грабителе банков, пойманном в Филадельфии.

Чаще всего встречаются люди с фальшивыми документами, причем иногда нам попадаются оперативники, работающие под прикрытием, даже наши собственные. А один человек, которого в мае сотрудники нашего управления выявили и отстранили от полета, через пять дней после этого был убит в перестрелке с полицией. Кроме того, было обнаружено несколько потенциальных террористов. Даже с таким пока ограниченным участием сотрудников по контролю за поведением мы выявили больше лиц, представляющих потенциальную опасность как террористы, нежели было поймано на провозе запрещенных предметов. Пожелайте нам продолжить поиск средств выявления опасных людей взамен поиска опасных предметов.

Это хорошая новость, и я думаю, что это самый перспективный из ваших путей обеспечения безопасности. Хотя, честно говоря, хвастаясь поимкой типа в поддельной военной форме, вы просто выставляете себя в дурацком свете. До сих пор мы говорили только о пассажирах. А что с сотрудниками аэропортов? Ежедневно почти сотни тысяч сотрудников (почти миллион) без всякого досмотра приходят в аэропорты и уходят из них. Теракт, предотвращенный в аэропорту Кеннеди, каким бы смехотворно нереальным он ни был, выявил проблемы безопасности, связанные с сотрудниками аэропортов. Когда речь идет о безопасности, надо прежде всего ликвидировать слабые звенья, а не укреплять и без того сильные. Что насчет сотрудников аэропорта, транспортных средств и тому подобного?

– Я полностью согласен с вами в том, что нужно обеспечить повсеместный сильный базовый уровень безопасности и не создавать серьезных брешей за счет излишней концентрации усилий в отдельно взятых сферах. Это особенно верно в отношении сотрудников аэропортов. Мы изучаем биографии всех служащих, которые имеют доступ к контролируемой зоне. Эти люди день за днем находятся на одних и тех же местах, выполняя одни и те же действия, поэтому любой необычный поступок сразу становится заметным. Они служат как дополнительный комплект глаз и ушей, размещенный по всему аэропорту.

Тем не менее мы должны уделить сотрудникам аэропорта еще больше внимания, и в моем выступлении перед Конгрессом 19 апреля подробно говорится о наших планах на этот счет. Главная беда в том, что все нужное для теракта уже имеется в пределах аэропорта. Зачем, например, отбирать у людей зажигалки, если они работают с паяльными лампами на объектах, где находятся миллионы галлонов авиатоплива?

Казалось бы, ситуацию можно улучшить, организовав входной досмотр сотрудников, однако при этом вы обремените кучу людей, потратите прорву денег, но не получите реальной пользы, потому что умный и терпеливый террорист сможет преодолеть это препятствие. Те случайные непредсказуемые проверки, которые мы проводим сейчас, гораздо труднее обойти. Они могут случиться в любом месте в любое время, включают транспортные средства и прочее. При такой схеме организация теракта становится невозможной, а в первом случае террористам предоставляется возможность планирования.

Есть еще одна причина досматривать пилотов и бортпроводников: они проходят через те же системы контроля, что и пассажиры. Все должны помнить, что досматривают не пилотов, а людей в летной форме. Либо нужно ввести систему проверки, гарантирующую, что люди в летной форме действительно являются летчиками, либо нужно досматривать всех подряд. Последний вариант намного проще. Меня интересует общефилософский вопрос. Самолеты можно защищать тремя принципиально разными способами: препятствовать проникновению на них опасных людей (проверка личных данных), препятствовать проносу на борт опасных предметов (досмотр пассажиров и багажа) и предотвращать опасные события на борту самолета (укрепление двери кабины пилотов, введение полетных охранников). Первый путь кажется совершенно нереальным, второй – в лучшем случае, сомнительным. Я всегда ратовал за третий. Есть ли какие-то улучшения в этом направлении?

– Вы слишком спешите отвергнуть первый путь – препятствовать проникновению на борт опасных людей! Не забывайте о проводимой совместно с другими странами разведработе по предотвращению терактов до начала их реализации (жидкая взрывчатка в Англии, газовые атаки в нью-йоркской подземке) – всю ту деятельность, которая останавливает террористов, либо с помощью того, что их снимают с рейса (по меньшей мере несколько раз в месяц) или на таможенно-пропускном пункте на пути сюда, либо с помощью правоохранительных сил, когда они уже здесь (Форт-Дикс [Форт-Дикс – военная база в штате Нью-Джерси, где мусульманские экстремисты намеревались организовать расстрел американских солдат. Заговор был разоблачен в мае 2007 г.]). Добавьте еще контроль поведения (сотрудниками в форме и без), проверку личных данных (которую мы начинаем внедрять) – и все это до того, как они попадают на контрольный пункт.

Про поиск опасных предметов мы уже говорили, так что теперь я перейду к мерам предосторожности во время полета. Укрепленные и запертые двери кабин, а также наличие полетной охраны представляет собой гигантский шаг вперед по сравнению с 11 сентября. Аналогично можно оценить и роль экипажа и пассажиров: они немедленно сообщают о подозрительном поведении и приступают к решительным действиям в случае угрозы. Кроме того, на тысячах рейсов в качестве пилотов используются вооруженные сотрудники правоохранительных органов, а также присутствуют сотрудники других государственных структур, включая разведку и ФБР. В полете происходит постоянный обмен информацией с экипажем, если во время рейса либо что-то происходит с самолетом, либо выясняется какая-то информация, которая может представлять интерес для пилотов. Это позволяет провести защитную контратаку или принять другие превентивные меры. Разумеется, тренировка тоже очень важна. Пилоты должны знать, что надо делать в случае обнаружения ракеты или иного события, и должны знать, что мы предпримем в той или иной ситуации. На очереди улучшение информационного обмена с землей для полетной охраны и увеличение объема полетной информации, включая, возможно, видеоизображения.

Итак, подводя итоги, самое главное – не допустить попадания бомбы на борт самолета. Террорист должен знать, что как только дверь закроется, он окажется запертым в замкнутом пространстве с десятками, а то и сотнями бескомпромиссных людей, часть из которых может иметь огнестрельное оружие, не говоря уж о том, что случилось на борту рейса 93 авиакомпании United [11 сентября 2001 года самолет, следовавший рейсом 93 авиакомпании United Airlines, рухнул в поле в штате Пенсильвания. Пассажиры этого самолета, летевшего из Ньюарка в Нью-Джерси, не подчинились требованиям захватчиков и попытались оказать им сопротивление].

Я не раз читал призывы приватизировать службу безопасности в аэропортах: вернуться к тому, что было до 11 сентября. Сам я против этого предложения, но меня интересует ваше мнение на сей счет. И независимо от того, как вы относитесь к такому возврату, считаете ли вы его вероятным?

– С точки зрения обеспечения безопасности я думаю, что оба пути допустимы. Так что для меня тут нет принципиальной проблемы.

В нашем самом большом частном аэропорте – SFO [SFO – название аэропорта в Сан-Франциско] – служба безопасности организована прекрасно, не хуже чем в федеральных аэропортах (сейчас, когда я пишу это, я как раз лечу оттуда). Одно из преимуществ существующей федеральной системы заключается в том, что мы можем незаметно перемещать наши ресурсы, главное – перемещать из любого места в любое и смешивать сотрудников управления транспортной безопасности и федеральной полетной охраны, объединяя их в общие команды. Мы должны быть уверены, что не потеряем эту взаимозаменяемость при расширении системы частного досмотра.

Я не вижу серьезного фактора из области безопасности или экономики, который подтолкнул бы нас к широкомасштабной приватизации. С экономической точки зрения текущая модель, в основе которой лежит "издержки-плюс-фиксированная прибыль", делает более выгодной для администрации приватизацию маленьких аэропортов. Поэтому небольшие аэропорты, возможно, будут приватизированы. Если Конгресс потребует коллективного договора для всех наших сотрудников, это приведет к дополнительным накладным расходам в размере около пятисот миллионов долларов, что значительно сместит экономический баланс в пользу частного досмотра. Но если этого не произойдет, я не ожидаю серьезных изменений в этой области.

И последний вопрос. Я регулярно критикую чересчур специализированные меры безопасности, потому что, вынуждая террористов вносить мелкие изменения в свою тактику, мы не повышаем свою безопасность. До сих пор мы говорили о специфике терактов на самолетах, но ведь самолеты сами по себе составляют весьма специфическую сферу. С одной стороны, если мы настолько укрепим безопасность авиалиний, что террористы решат переключиться на теракты в торговых центрах, мы не сильно выиграем. С другой стороны, самолеты представляют собой чрезвычайно привлекательную цель по целому ряду причин. Во-первых, они считаются национальными символами. Во-вторых, это широко распространенный и важный вид транспорта, пронизавший всю нашу экономику. В-третьих, самолеты летают в отдаленные регионы, где есть террористы. И в-четвертых, последствия авиакатастрофы очень серьезны: одной маленькой бомбы достаточно, чтобы самолет упал и все погибли. Я не думаю, что вы откажетесь хотя бы от части выделенных вам средств, но когда безопасность наших авиалиний сравнится с уровнем безопасности остальной инфраструктуры страны?

– Самолеты представляют собой излюбленную цель террористов по всем перечисленным вами причинам. Мы делаем упор на авиацию из-за того значения (как экономического, так и психологического), которое она имеет для нашей страны. Мы ведем большую работу (с помощью грантов и добровольных соглашений) по обеспечению безопасности наземного транспорта, но она менее заметна, потому что эти обязанности выполняют люди, не одетые в форму нашего управления.

Мы рассматриваем авиацию как составную часть одной большой сети, куда входят железные дороги, общественный транспорт, автомагистрали и т. п. И это только в США. Добавьте сюда транспортные системы всего мира – вот это и будет вся сеть.

Специальных защитных мер заслуживают лишь критически важные точки – и их следует защищать практически любой ценой. Неважно, какую часть сети атаковали, важно, чтобы сеть сама по себе была достаточно прочной и могла продолжать функционировать даже в случае потери одного или нескольких компонентов.

Сетевой подход позволяет различным видам транспорта получать выгоду от наших уровней защиты. Возьмем первый уровень: разведку. Основой нашей системы безопасности является способность поймать террористов задолго до того, как они доберутся до своей цели, лучше всего до того, как они проникнут в страну. Наша разведка действует в тесном сотрудничестве с другими международными и американскими организациями, а полученная при этом информация и аналитические данные приносят пользу транспортной системе в целом.

Оказалось, что собаки очень успешно обнаруживают взрывчатку. Они работают как в аэропортах, так и в общественном транспорте. По мере тестирования новых технологий – таких как миллиметровое излучение – в аэропортах, мы оцениваем их применимость на других видах транспорта и наоборот.

Возвращаясь к вашему вопросу, мы еще не достигли той точки, когда можно сказать, что авиалинии «достаточно» защищены. Но мы также отдаем себе отчет в том, что остальной транспорт тоже представляет интерес для террористов, и продолжаем использовать сетевой подход для обмена ресурсами и накопленным опытом.

Перевод Натальи Шаховой (www.EnRus.ru)