Глава 3. Цифровая диаспора

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3. Цифровая диаспора

Открылась дверь. Первым человеком, прошедшим через нее, был Боб Видлар, изменнический гений. Оглядываясь на его прошлое пьянство, драки и беспорядочное поведение, нельзя при этом не заметить, что Видлар был одним из самых креативных умов в истории технологии. Его сильной стороной были линейные устройства – нецифровые цепи вроде усилителей, которые были последними лучшими холстами выдающихся художников в электронике. Единственной вещью, волновавшей Видлара больше, чем его линейные устройства, была его свобода. Которую он охотно демонстрировал, начиная с вырубки деревьев в Fairchild и заканчивая поездкой в своем Mercedes с козлом внутри, чтобы он обглодал нестриженый газон в National Semiconductor. В свои последние годы он изредка приезжал из Мехико, из своего обнесенного забором жилья, чтобы представить свой новый проект Linear Technologies. Относительно короткая жизнь Видлара (он умер в возрасте 53 лет) вся была посвящена избавлению от любых ограничений этой свободы – включая недостаток денег. Так что утром 1966 года Роберт Видлар объявил, что покидает Fairchild Semiconductor, чтобы присоединиться к маленькой полупроводниковой молодой фирме (вниз по улице в Санта-Кларе) под названием National Semiconductor.

Как и в случае со всеми увольняющимися работниками, на его интервью по выяснению причин ухода Видлара попросили заполнить шестистраничный список вопросов, объясняющих причины его выхода из компании. Вместо этого Видлар написал большими прописными печатными буквами на каждой странице: Я… ХОЧУ… СТАТЬ… БОГАТЫМ. Затем, так как он никогда не писал свое имя, он подписал последнюю страницу буквой X. Это было первое знамение того, что последует для Fairchild впоследствии.

А последовало то, что отрасль компании, о которой никто никогда не волновался, – производство – начала распадаться. Это было последнее место, от которого ожидали проблем: в конце концов, Чарли Спорк был богом производства полупроводников. И была целая гора заказов, производственные линии Fairchild работали без продыху, так что вроде бы, напротив, компания добавляла дополнительные смены. И все же внезапно производство потерпело крах, сроки поставок срывались, Fairchild больше не могла производить достаточно работающих чипов, чтобы удовлетворить спрос как раз в тот момент, когда она имела шанс максимизировать выручку.

К концу 1966 года Fairchild Semiconductor могла поставлять чипы только на треть текущих заказов. Она даже не могла выпускать новые виды продукции на рынок, потому что застряла между развитием и производством.

И тогда появилась третья причина, по которой случился крах компании Fairchild. Настоящая причина упадка компании – или просто так думают многие пришедшие потом сотрудники Fairchild, вспоминая старых руководителей, – в том, что головная компания использовала Fairchild Semiconductor как дойную корову, слишком долго забирая крупные доходы, которые были нужны подразделению для того, чтобы наработать инвестиционный капитал. Теперь Fairchild Semiconductor начала физически ломаться под бешеным натиском столь большого количества заказов. Подтверждал этот аргумент тот невообразимый ритм работы Fairchild Semiconductor, который поддерживался в последние восемь лет. За это время компания разрослась из «Восьмерки» в фирму с двенадцатью тысячами работников, с продажами на 130 миллионов долларов (в долларах 1966 г.) – быстрее, чем любая производственная компания. Множество технологических компаний разрасталось лишь с долей скорости Fairchild и все же ломалось под натиском этой болезни роста. Недостаток денег и избыток рисков в конце концов стали слабостями и Fairchild Semiconductor.

Но четвертое объяснение, данное самим Спорком, возможно, лучшее. Он был вне себя от ярости, когда ему приходилось работать с головной компанией Fairchild Camera & Instrument. Как человек, не подчиняющий свою волю кому-либо, Спорк ненавидел почти все, что он видел в этом корпоративном подразделении… и, к своему разочарованию, понимал, что почти ничего не может с этим сделать, – как он говорил Джерри Сандерсу: «Я не хочу чувствовать себя ребенком, написавшим себе в штаны. Я хочу управлять своим собственным шоу».

Существовали и другие причины. Бум в индустрии полупроводников создал огромное поле тяготения для талантов, и к середине 1960-х уже был недостаток инженеров электроники, физиков твердого тела и компьютерных ученых в стране, чтобы удовлетворить этот спрос. Так что компании по производству чипов делали единственное, что им оставалось: они пытались вторгаться на поля своих конкурентов.

Fairchild Semiconductor, наполненная талантами и привлекавшая внимание электронной индустрии, была отличной мишенью для «охотников за талантами» и корпоративных вербовщиков. Было только одно решение этой проблемы, как считал Спорк, и это было то, чего Fairchild Semiconductor всегда хотела: свобода. И это, в свою очередь, означало две вещи: позволить подразделению полупроводников оставлять большую часть своих прибылей для реинвестирования и дать своим работникам право покупать ограниченное количество акций компании по фиксированной цене.

Нойс пытался уговорить корпоративных руководителей на такую программу поощрения сотрудников много лет, но его уговоры не нашли одобрения. Нойс быстро присоединился к Спорку в его запросе.

Но они напрасно сотрясали воздух. Наравне с ошибкой Шокли в обращении с Вероломной Восьмеркой это было одним из самых неправильных решений в истории Долины: Fairchild Camera & Instruments дала обоим отказ. В Fairchild Semiconductor будет либо зарплата, либо вообще ничего.

Удивительно, но вполне понятно, что следующим ушедшим сотрудником Fairchild стал Чарли Спорк. Спорк: «До нас стало доходить, что, вы понимаете… что, может быть, нам стоит запустить новую компанию».[19]

Уход Видлара показал Спорку, в какую сторону ему стоит посмотреть: National Semiconductor, которая теперь, когда у нее был лучший линейный проектировщик в мире в лице Боба Видлара, могла превратиться из заурядной компании в суперзвезду. Спорк планировал это многие месяцы, потихоньку собирая команду из звезд Fairchild, начиная с лучшего ученого Пьера Ламонда и заканчивая молодым Флойдом Кваммом. И тогда в марте 1967-м он начал претворять свою задумку в жизнь. Во время посиделок в другом популярном местном баре – «Чез Ивонн» – Спорк сказал Нойсу, что собирается уйти и присоединиться к National Semiconductor в качестве ее нового президента и главного руководителя.

Нойс даже не пытался отговорить Спорка от этой затеи. Позже он скажет: «Я думаю, я действительно переживал из-за его ухода. Я просто чувствовал, что все идет наперекосяк, и, откровенно говоря, ощущал огромную личную потерю. Вы знаете, работать с людьми, которых вы любите, а затем испытывать на себе их уход – это то, что я бы назвал опустошающим».[20]

Теперь в Fairchild Semiconductor наступил хаос. Как сказал один из сотрудников: «Я был где-то между потрясением, ужасом и несчастьем».[21] В попытке восстановить некое подобие нормальности, Боб Нойс временно взял под личный контроль этот отдел, чтобы выиграть некоторое время, пока не найдет замену Спорку. Но теперь таланты были в огромном дефиците. Нет ничего удивительного в том, что Нойс, вспоминая то время, сказал: «Я просто чувствовал, что все идет наперекосяк».[22]

Только тогда Fairchild Camera & Instrument начала работать над восстановлением ситуации. Ее реакция была предсказуема: она вызвала Нойса в Нью-Джерси для проведения бесконечных совещаний, на которых обсуждалась работа подразделения, начиная с расходов на рекламу и заканчивая структурой организации. Нойс был настолько подавлен, что написал в своем блокноте: «Попытаться убраться с Восточного берега!»

Когда Нойс вернулся в Маунтин-Вью, он тихо отвел Гордона Мура в сторону. «Боб пришел ко мне и сказал: “Как насчет того, чтобы завести собственную компанию?” И моей первой реакцией было: “Нет, мне здесь нравится”».[23]

До корпоративных управленцев только теперь стало доходить (с помощью финансового анализа акций, медиа и держателей акций – акции потеряли почти половину своей стоимости), что они допустили ужасную ошибку. Они согласились эмитировать триста тысяч новых акций для приобретения их сотней сотрудников, в основном – руководителей среднего звена.

Но этого было слишком мало, к тому же было слишком поздно. Компании по производству чипов предлагали тысячи акций в качестве бонуса для сотрудников Fairchild только за то, что они перейдут в их фирму. К этому моменту из Fairchild утекали таланты через каждую дверь… бара Wagon Wheel. Маршалл Кокс: «Это произвело необычный эффект на каждого в Fairchild. Мы ходили в Wagon Wheel каждый вечер пятницы, и вскоре это превратилось в «Ну, сегодня пятница, кого сегодня забрала National Semiconductor? Сукины дети». Они всегда забирали нескольких хороших инженеров, работников производства или кого-то еще. Это было действительно дурно. Дело обстояло так: «Боже мой, Том [Бэй], засуди их гребаные задницы, какого черта?» Но он этого не сделал».[24]

Нойс знал, что единственный способ восстановить былую славу Fairchild Semiconductor состоит в том, чтобы сделать подразделение сердцем новой головной Fairchild, той, которая отделила большую часть своих подразделений и сфокусировалась на восстановлении доминирования в индустрии полупроводников. Но чтобы произвести значительные изменения в такой большой и старой компании, Нойс понимал, что ему нужно стать руководителем Fairchild Camera & Instrument. И в глубине души он понимал, что не хочет эту работу.

Нойс: «Я думаю, я просто не хотел подниматься в такую обстановку. Я хотел остаться в Калифорнии. Корпоративные руководители были в Нью-Йорке. Кроме того, у Fairchild Camera был целый ряд дел, которыми я не хотел заниматься, – вроде бизнеса разведывательных устройств, бизнеса печатных станков, вещи вроде этого. И потом, принимая во внимание мою личную жизнь, я получал гораздо больше удовольствия от ведения компании на ранних этапах, чем от управления крупной компанией, – и в каком-то смысле я продолжаю этим заниматься. Другой личной причиной было простое желание узнать, был ли успех Fairchild всего лишь удачей, или это было то, что удалось лично мне».[25]

Компания вскоре объявила, что ищет нового руководителя. Нойс – и чуть ли не все остальные, связанные с индустрией производства чипов, – решил, что эту работу предложат ему. Однако Fairchild не обратила на Нойса никакого внимания, решив, что он недостаточно опытен. Это будет третьим глупым решением старого корпоративного мира в отношении нового мира технологий. С этого момента балом будут править молодые – сначала в Кремниевой долине, а затем всей мировой экономикой.

Гордон Мур в своей дипломатичной манере впоследствии скажет интервьюеру, что «Боб был сильно раздражен из-за решения руководства». Это, скорее всего, недостаточно описывает ярость Нойса. Он спас корпорацию от медленного забвения, обогатил ее, передал ей контроль над самой популярной индустрией в мире… а в ответ ему сказали, что мальчику нужно подрасти.

Снова, как и месяц назад, Нойс пришел в лабораторию Гордона Мура и задал тот же самый вопрос. На этот раз Гордон знал, что Боб был предельно серьезен. Нойс уже поговорил с Артом Роком – теперь выдающимся венчурным капиталистом с семейным фондом Рокфеллеров, Venrock. Когда Нойс сказал своему старому другу, что покидает Fairchild, Арт поразил его, сказав: «Самое время!» Но затем он сказал Нойсу, что, если тот сможет уговорить Мура также покинуть компанию и если оба смогут направить часть личных денег на то, чтобы показать свое стремление, Рок найдет для них финансы, необходимые для создания компании.

На этот раз, когда Боб предложил Гордону уйти вместе с ним и начать собственный бизнес, Мур согласился.

Теперь Нойс был готов. Он полетел в Нью-Йорк и подал заявление об отставке прямо самому Шерману Фэйрчайлду. Шерман, уничтоженный – подобно Шокли, – стал смотреть на Боба как на своего золотого ребенка, уговаривая Нойса остаться еще ненадолго и позволить Шерману найти для него замену.

Нойс согласился. Он немедленно порекомендовал нового главу Fairchild Semiconductor, которым мог бы стать доктор Лес Хоган из Motorola. Фэйрчайлд быстро направил члена правления Уолтера Берка в Финикс, чтобы сделать тому предложение.

Хоган рассматривал предложение скорее из любопытства, чем из интереса. С чего бы ему покидать Motorola в момент ее максимального расцвета и заниматься проблемной компанией, переполненной звездами науки, многие из которых уже из нее уходили? Он дал отказ на предложение Берка.

Далее. Он позвонил Шерману Фэйрчайлду, поблагодарил за предложение, но – отказался. И тут пришел единственный человек во всей индустрии, которого Хоган воспринимал как себе равного: Боб Нойс. Хоган вспоминал, как он был изумлен: каждый знал, что Fairchild Semiconductor – это создание Нойса; с чего бы ему уходить?

«Я сказал: «Ты сошел с ума, ты должен быть президентом этой компании». А Боб ответил: «Я ухожу. Я хочу начать вести другую компанию». Я спросил: «Почему? То, что ты делал, у тебя здорово получалось, у тебя есть некоторые проблемы, но ты можешь их поправить». Но Нойс был непреклонен».

В конце концов Шерман Фэйрчайлд нашел одну причину, по которой Лес Хоган переберется в Fairchild: деньги. Куча денег. Так много денег (120 000 долларов в год, десять тысяч акций Fairchild и 5 000 000 долларов в заем на покупку еще 90 000 акций – все в долларах 1968 года), что это стало стандартной единицей измерения денег в сфере высоких технологий того времени: другие руководители получали оплату в долях Хоганов. Хоган даже запросил – и получил – то, что казалось невероятным: переезд руководства Fairchild в Маунтин-Вью.

И все же, как потом скажет Хоган: «Я бы не ушел, если бы Боб Нойс не убедил меня. Я сильно уважал Боба Нойса, и он был великим торговцем».[26]

В своем заявлении об уходе для руководства Fairchild Нойс разоткровенничался: «Причина, по которой я ухожу, более проста. По мере того как Fairchild разрасталась все больше и больше, мне нравилась моя ежедневная работа все меньше и меньше… Возможно, это только из-за того, что я рос в маленьком городке, наслаждаясь личными отношениями маленького городка. Теперь у нас людей вдвое больше, чем все население моего родного города. Чем больше я вспоминал ранние дни Fairchild Semiconductor, тем больше желал этого – меньше административной работы и больше личной творческой – в работе над созданием нового продукта, новой технологии, новой организации…

Мои планы неопределенны, но после отпуска я хочу присоединиться к небольшой компании в области высоких технологий и, таким образом, приблизиться к продвинутым технологиям снова, если я не отсутствовал слишком долго. Ограниченные ресурсы маленькой компании станут проблемой, но у меня нет идей с большим размахом. Я не хочу присоединяться к компании, которая просто производит полупроводники. Я бы скорее попытался найти какую-то маленькую фирму, желающую развивать какие-то новые продукты или технологию, которую еще никто не создавал. Чтобы она была независимой (и небольшой), я, возможно, попытаюсь сам создать новую компанию – после отпуска».

Это был конец легенды Fairchild Semiconductor, Величайшей Компании, Которой Никогда Не Было. Более сотни компаний, отделившихся от головной фирмы, заполнят Долину огнем предпринимательства и конкурентным духом – и сделают этот регион родиной Цифровой Эпохи, величайшей частью которой впоследствии станут. И все же, несмотря на весь этот последующий успех, стареющие сотрудники Fairchild всегда будут с сожалением думать: а что бы было, если бы старой Fairchild удалось остаться вместе? Местный журналист написал несколько лет спустя:

«Самая известная фирма Кремниевой долины никогда не существовала. Скорее это иллюзия, шоу волшебных фонарей, просвечивающих в памяти маленькую компанию, теперь уже распавшуюся, и отбрасывающих искаженную гигантскую тень на настоящее. Иногда, когда говорят об этой мифической фирме, когда кто-то ее представляет, то она все еще существует, охватывая сознание бесподобным блеском, непревзойденными продуктами и продажами, сложенными из всего, что продают компании полупроводников Кремниевой долины, вместе взятые. Это – самая большая, самая инновационная и самая удивительная компания полупроводников в мире».[27]

Но это было также началом другой легенды, на этот раз – настоящей компании, Intel Corporation. Intel начнет свое существование только благодаря репутации двух человек и в течение целого поколения будет находиться в центре мировой экономики. На нее будет ориентироваться вся мировая электронная революция. В процессе своего развития она изобретет, а затем, благодаря миллиардам, создаст самые сложные продукты, когда-либо выпускавшиеся в массовое производство. И она сделает все это с почти патологической приверженностью ритму перемен, определенному одним из ее основателей, который практически не имел аналогов в истории человечества.

Безжалостная погоня и неусыпное продвижение вперед в стремительно эволюционирующем мире цифровых технологий на самом базовом уровне – и сбережение закона, который заключает в себе технология, – были историей Intel более сорока лет. И эта погоня для компании превратилась в веселую гонку за огромными богатствами, не раз необратимо меняя компанию во многих аспектах. Разные воплощения компании были в разные периоды истории Intel. А эти эпохи, как вы увидите, будут соответствовать разделам книги:

• Эпоха стартапа (раздел «Стартап») начинается с основания Intel в поздних 1960-х и продолжается до публичного выпуска акций в 1971 году. В течение этой эпохи Intel была компанией по производству интегральных схем памяти – одной из многих, но с благородным происхождением. Выживание компании было далеко не гарантировано, особенно в первую пару лет, когда она с трудом держала под контролем свое производство. В конце концов компания выжила и даже преуспела в своей отрасли, но как вне компании (растущий спрос привлекает конкурентов), так и внутри (рождение микропроцессора) был заложен фундамент для завершения бизнеса Intel в области интегральных схем памяти.

• Войны микропроцессоров («Дух времени») продолжались вплоть до конца 1980-х. В течение этих лет Intel и ее инновационные и блестящие конкуренты доводили микропроцессор до совершенства и бились почти насмерть за владение этим доходным рынком. Эта эпоха кончилась победой Intel, когда она получила контракт на создание персонального компьютера от IBM.

• Эпоха Титанов Индустрии («Самая Важная Компания в Мире») в Intel продолжается вплоть до большей части 1990-х. В эту эпоху компания, теперь под руководством Энди Гроува, практически соревнуется только с самой собой – держась вровень с Законом Мура и с бесконечно повышающимися ожиданиями покупателей.

• Эпоха Глобального Гиганта («Цена успеха») продолжается до конца работы Гроува и Мура в Intel. В этот период Intel становится самой дорогой производящей компанией в мире, но – ей также приходится столкнуться с рядом скандальных происшествий и споров, накладывающих свой отпечаток на этот исторический успех.

• Эра после учредителей («Последствия») продолжается до сегодняшних дней, а начинается с Крейга Баррета, занявшего позицию генерального руководителя, потом компанией руководит Пол Отеллини, а после его ранней отставки – Брайан Крзанич. Этим трем директорам пришлось столкнуться не только с рядом губительных глобальных рецессий, но также со значительными изменениями в индустрии полупроводников, с которыми Intel справлялась (не всегда успешно) с большим трудом.

Но это не просто история о технологии или о бизнесе. И хотя часто люди концентрируются только на технологиях, настоящая история Кремниевой долины всегда состояла из людей и продукции. Она крутится вокруг этих людей, в частности, тех трех человек, что основали и вели Intel в первые десятилетия, – Роберта Нойса, Гордона Мура и Эндрю Гроува. Вокруг них будет вертеться и наша история.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.