После утопии: манифест киберреалистов

После утопии: манифест киберреалистов

Несколько месяцев спустя после речи Клинтон об интернете Итан Цукерман, старший научный сотрудник Беркмановского центра по изучению интернета и общества в Гарварде, признанный эксперт по цензуре в интернете, выступил с резкой статьей “Свобода интернета: идем в обход”. Она стала первой серьезной попыткой разобраться с политическим употреблением нового излюбленного словечка официального Вашингтона. Цукерман привел важный довод: одного только создания средств преодоления авторитарных киберстен недостаточно, поскольку в Китае слишком много интернет-пользователей, а перед свободой выражения в Сети слишком много преград нетехнического свойства. “Мы не можем избежать цензуры… Опасность, которую таит призыв госсекретаря Клинтон, состоит в том, что мы прибавляем шаг, идя в неверном направлении”, – полагает он.

Кроме того, Цукерман прояснил несколько теорий, которые помогают понять, как интернет может подтолкнуть авторитарные режимы к демократизации. “Чтобы выяснить, как добиться свободы интернета, нам надо попытаться ответить на вопрос, как интернет изменяет закрытые общества”, – писал Цукерман. Он перечислил три приемлемых ответа. Первый – обеспечение доступа к скрываемой властями информации со временем может заставить людей изменить мнение о правительстве и приблизить революцию. Второй – если у граждан будет доступ к социальным сетям и средствам коммуникации наподобие “Скайпа”, они смогут успешнее планировать и вести антиправительственную деятельность. Третий ответ – интернет, предоставляя площадку для обсуждения самых разных идей, со временем выращивает новое поколение лидеров с более современными требованиями.

Цукерман справедливо указал, что у всех этих подходов есть свои плюсы. Он предполагает, прямо или косвенно, что у американского правительства есть отдельный фонд, деньги из которого тратятся на защиту свободы интернета; что большая часть этих средств предназначена скорее для реализации технических, а не политических решений; и что лучше отдавать предпочтение самым необходимым инструментам. Предложение Цукермана таково: политикам следует выбрать одну из этих стратегий и уже на основании своего выбора распределять ресурсы. Так, если они стремятся поднять народы на борьбу с властями, следует прежде убедиться, что инструменты вроде “Твиттера” и “Фейсбука” широко доступны и устойчивы к попыткам их блокировать и DDoS-атакам. Если же политики склоняются к принятию теории “освобождения с помощью фактов”, им следует сосредоточиться на обеспечении доступа к блогам оппозиционеров, а также сайтам наподобие “Википедии”, Би-би-си и т. п.

Вместо того чтобы предлагать еще одну теорию в дополнение к цукермановским, следует задуматься, что изначально порождает нужду в таких теориях. Хотя трудно не согласиться с его предупреждением, что политики в поисках химеры сетевой свободы могут двигаться в неверном направлении, пропагандируемая Цукерманом неовайнбергианская философия действия кажется гораздо более сомнительной. Такой ход мыслей основан на убеждении, будто политики, усвоившие “логику” интернета (а она, по мнению Цукермана, поощряет борцов с авторитаризмом и властью, но как именно, мы еще не понимаем), смогут выработать более успешную сетевую политику и необходимые технические решения для достижения целей этой политики. Таким образом, с точки зрения Цукермана, важно сначала сформулировать как можно больше теорий, объясняющих, как интернет может трансформировать авторитарные режимы, а после действовать в соответствии с той, которая наилучшим образом соответствует эмпирической реальности.

Умственные упражнения на выдвижение и отбрасывание теорий могут также придать смысл выражению “свобода интернета”, которое даже Цукерман считает на данный момент бессодержательным. Тревожнее всего, что соглашаясь с тем, что свобода интернета – это ненадежный фундамент внешней политики, Цукерман все же стремится предложить – отчасти цинично – всевозможные рецепты исправления этого “фундамента”, чтобы он простоял на год или два дольше. К сожалению, редкие интеллектуалы, которые знают достаточно и об интернете, и об остальном мире (Цукерман, например, – еще и эксперт по Африке), предпочитают заниматься поиском мелких улучшений в целом неверной политики. Они не могут или не желают признать порочность пронизывающего ее интернетоцентризма и отказаться от нее целиком. То, что Госдеп США финансирует некоторые гарвардские проекты Цукермана, о чем тот упоминает в своей статье, делу не помогает.

Еще более серьезный изъян в подходе Цукермана: если “логика” интернета не оправдывает ожиданий и оказывается трудноуловимой, несуществующей или по сути антидемократичной, то вся остальная программа действий тоже рассыпается, она в лучшем случае неуместна, а в худшем – дезориентирует. О том, что интернет может не только расшатывать, но и, напротив, укреплять авторитарные режимы, что брать его за основу внешней политики значит помогать интернет-компаниям избегать заслуженной критики, что следование абстрактной цели распространения свободы интернета затрудняет анализ остальных аспектов внешней и внутренней политики – обо всем этом трудно догадаться, когда изобретаешь теорию для оправдания склонности к киберутопизму или интернетоцентризму. В итоге многие из этих проблем остаются без внимания при выработке политики будущего.

Я вижу выход в том, чтобы не изобретать все новые теории до тех пор, пока они не совпадут с априорными представлениями о том, какова логика интернета или какой ей следует быть. Вместо этого следует изобрести философию действия, которая помогла бы выработать политику, вообще не опирающуюся на такую логику. Но, хотя становится очевидным, что политикам необходимо отвергнуть и киберутопизм, и интернетоцентризм – уже потому, что это не дает результатов, – пока неясно, что займет их место. Каким будет альтернативный, более приземленный подход к политике цифровой эпохи, который можно назвать киберреализмом?

Вот несколько предварительных замечаний, которые теоретики, возможно, найдут полезными для себя. Вместо того чтобы пытаться возвести новый сияющий столп внешней политики, киберреалисты попытаются подыскать Сети место среди уже существующих столпов, в частности, в региональных подразделениях, сотрудники которых уже глубоко вникли в местную политическую обстановку. Вместо того чтобы вырабатывать решения, касающиеся интернета, централизованно, прибегая к помощи избранных представителей киберэлиты, которые прекрасно ориентируются в мире стартапов “веб 2.0”, но ничего не смыслят в китайской или иранской политике, киберреалисты бросят вызов подобной централизации. Они переложат как можно больше ответственности за интернет-стратегию на плечи тех, кто отвечает за региональную политику.

Вместо того чтобы задаваться слишком общим, абстрактным и вневременным вопросом: “Как интернет изменяет закрытые общества?”, они сформулируют другой: “Как интернет влияет на нашу текущую политику в отношении государства икс?” Вместо того чтобы действовать в поле утопического и антиисторического, не видя связей между событиями внутренней и внешней политики, киберреалисты будут искать высокочувствительные точки соприкосновения этих двух сфер. Они сумеют выразить в конкретных терминах, как отдельные решения в сфере национальной политики могут затруднить достижение внешнеполитических целей. Киберреалисты откажутся от черно-белой картины мира и поэтому не станут называть политическую деятельность в интернете полезной или вредной, основываясь лишь на ее целях, затратах и отдаче. Вместо этого они взвесят, нужно ли поддерживать эту деятельность, исходя из насущных политических нужд.

Киберреалисты не станут искать технических решений для задач политических по сути и не будут делать вид, что такие решения в принципе возможны. Они не будут притворяться, что проблема свободы слова в интернете является более насущной, нежели проблема энергоснабжения, когда на самом деле это не так. Их утверждения будут основаны лишь на фактах, а не на оценках – вполне вероятно, что свобода слова должна беспокоить больше, чем проблема энергоснабжения, но киберреалисты не согласятся с тем, что столь радикальное изменение системы ценностей может или должно произойти только под влиянием интернета.

Киберреалисты не пустятся на поиски средства, которое одним или парой ударов прикончит авторитаризм, поскольку даже мечтам о таком средстве не будет места в их политической программе. Вместо этого киберреалисты сосредоточатся на оптимизации процессов принятия решений и на обучении – в надежде на то, что верное соотношение бюрократических сдержек и противовесов в совокупности с правильным движущим механизмом позволит распознавать “коварные” проблемы, прежде чем те будут ошибочно приняты за “послушные”, и быстро догадываться, как то или иное решение проблемы интернета может осложнить решение других задач, с интернетом не связанных.

Но важнее всего то, что киберреалисты не позволят вовлекать себя в пустой спор о том, вредит интернет демократии или, напротив, способствует ее процветанию. Вместо этого они согласятся с тем, что интернет способен вызывать различные политические эффекты в различных средах и что главная задача политика заключается не в том, чтобы философски осмыслить влияние интернета на общество в целом, а в том, чтобы сделать интернет союзником в достижении определенных политических целей.

Киберреалисты признают, что, продолжая заигрывать с интернетоцентризмом и киберутопизмом, политики играют в опасную игру. Они не только упускают массу малых шагов по пути к демократизации, предоставляемых интернетом, поскольку страдают дальнозоркостью, но также подспудно содействуют диктаторам и превращают всякого интернет-пользователя, живущего в авторитарном государстве, в невольного узника. Киберреалисты будут настаивать, что это слишком дорогой и неэффективный способ поддержки и распространения демократии. Хуже того, он грозит подорвать или вытеснить более дешевые и действенные альтернативы. С точки зрения киберреалистов, поддержка и распространение демократии – слишком важные вещи для того, чтобы доверять их лаборатории из Кремниевой долины, славящейся любовью к экзотическим экспериментам. Но главное – киберреалист уверен: даже если цифровой мир пренебрегает законами гравитации, это не означает, что он отрицает законы разума.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.