Почему некоторым тайнам лучше оставаться тайнами

Почему некоторым тайнам лучше оставаться тайнами

Механизму выработки политических решений угрожают не только аффекты и спешка, но также растущая доступность и мобильность информации. Мобильная связь проникла в самые далекие уголки, и информацию стало проще получать. Те, кто когда-то был отрезан от мира, сейчас могут сообщать буквально о чем угодно, от последствий стихийных бедствий до случаев нарушения прав человека и фальсификации результатов выборов. Внезапно о трагедии стало легче узнать и помочь – по крайней мере, появилась такая надежда.

Технологии и в самом деле могут творить чудеса во время стихийных бедствий. Пострадавшие могут воспользоваться мобильным телефоном, чтобы с помощью эс-эм-эс сообщить о своем местонахождении и своей беде. Всю подобную информацию можно собрать, обработать и нанести на карту в интернете. Даже если это не поможет пострадавшим напрямую, сотрудники гуманитарных организаций смогут больше узнать о произошедшем и разумно распределить скудные ресурсы. Один из таких инструментов, “Ушахиди” (Ushahidi), был создан для сбора информации об актах насилия в период политического кризиса после выборов в Кении. После этого он успешно применялся по всему миру, в том числе в ходе разрушительных землетрясений в Гаити и Чили в начале 2010 года.

Заметим, однако, что причина, по которой многие проекты, основанные на принципе краудсорсинга, собирают достойные доверия данные во время стихийных бедствий, заключается в том, что речь в этих случаях идет не о политике. Здесь нет конфликтующих сторон, нет линии фронта, а у тех, кто передает данные, нет причин их искажать. В случае же использования краудсорсинговых инструментов, например, для фиксирования нарушений прав человека или наблюдения за ходом выборов (это некоторые из примеров применения “Ушахиди” не в гуманитарных целях), точность поступающих сообщений невозможно проверить, зато ими легко манипулировать.

Кто угодно может сфальсифицировать отчеты, чтобы обвинить оппонентов в злоупотреблениях или посеять среди них панику (вспомните нигерийскую рассылку эс-эм-эс о том, что вся пища отравлена). Чтобы вызывать доверие, авторы докладов о нарушениях прав человека, а также (иногда в меньшей степени) о нарушениях на выборах должны стремиться к стопроцентной точности. Этого требует сама природа документирования нарушений прав человека, особенно если авторитарное правительство может оспорить достоверность данных. Одна ошибка способна подорвать доверие ко всему массиву данных. А если правозащитные НКО будут уличены в распространении сомнительных данных, у правительства появится удобный повод их закрыть. Газета “Нью-Йорк таймс” превозносила достоинства “Ушахиди”: “По мере того как данные накапливаются, карты кризисных ситуаций могут показать нам скрытые модели реальности. Как далеко вглубь страны прошел ураган? Изнасилования широко распределены или сконцентрированы в районе военных казарм?” Но это вводит в заблуждение: в лучшем случае подобные карты могут дать нам общее представление о масштабе и характере нарушений, однако ценность этих данных для защиты прав человека минимальна. А хуже всего – малая толика данных, полученных путем краудсорсинга, может дискредитировать весь массив добытой с трудом информации о нарушениях прав человека.

Также нежелательно, чтобы определенная информация о нарушениях прав человека находилась в интернете в открытом доступе. Так, во многих странах жертвы изнасилования по-прежнему испытывают давление со стороны общества. Выдав любые детали, например опубликовав данные о географическом распределении случаев насилия, можно раскрыть личность жертв и сделать их жизнь еще невыносимее. В сборе информации о нарушениях прав человека всегда имелся некоторый механизм защиты данных, и, учитывая легкость, с которой данные могут быть аккумулированы и распространены (в том числе третьей стороной, возможно, желающей воспрепятствовать работе правозащитников), важно сохранить эти механизмы вне зависимости от желания распространять свободу интернета. Нельзя утверждать, что проекты, основанные на краудсорсинге, непременно нарушат этот баланс, но нужно тем не менее сопротивляться интернетоцентризму и подходу “больше людей – больше данных” без учета реальных потребностей и возможностей.

По иронии, хотя в последнее время усилия киберэлиты были направлены в основном на “вызволение” информации из закрытых баз, в ближайшем будущем они, возможно, сфокусируются на ограничении доступности открытых данных или по крайней мере их распространения. Это особенно важно для этнических меньшинств Они идентифицируются в Сети, что ставит их в опасное положение. Так, в России региональное отделение Движения против нелегальной иммиграции (ДПНИ), влиятельной антииммигрантской сети, создало несколько сетевых мэшапов – приложений, которые наносят данные переписи этнических меньшинств Волгограда на онлайновую карту (не в социологических целях, а чтобы вдохновить сторонников на погромы). ДПНИ – любопытный пример однозначно расистской организации, которая ловко приспособилась к реалиям эпохи интернета. ДПНИ не только готовит мэшапы. Главный сайт организации торгует майками с националистической символикой. Контент можно прочитать по-немецки, по-английски и по-французски. Пользователь может зарегистрироваться, чтобы принять участие в изготовлении собственных новостей по технологии вики.

Или возьмем, например, буракуминов – одно из самых многочисленных социальных меньшинств в Японии, происходящее от париев феодальной эпохи. С XVII века миллион буракуминов жил вне жестких рамок японской кастовой системы. Представители остальных каст делали вид, будто буракуминов не существует. Когда же японские энтузиасты-картографы совместили старинные карты, на которых отмечены общины буракуминов, с позаимствованными у “Гугла” спутниковыми снимками Токио, Осаки и Киото, это на первый взгляд показалось удачной мыслью. Прежде мало что предпринималось в Сети для сохранения наследия буракуминов. Но прошло всего несколько дней – и эти данные стали известны группе японских националистов, которые пришли в восторг от того, что узнали наконец точное местоположение жилищ ненавистных буракуминов. В итоге японская блогосфера принялась увлеченно обсуждать возможность погромов. Под сильным давлением японских НКО, борющихся с дискриминацией, администраторы “Гугла” попросили японских владельцев карт хотя бы скрыть легенду, в которой гетто-бураку были отмечены как “трущобы”.

А южнокорейские ксенофобы, организовавшие “комитет бдительности” под названием “Антианглийский спектр” (Anti-English Spectrum), прочесывают социальные сети в поисках иностранцев, приехавших преподавать английский язык, отчаянно пытаясь найти за ними хоть какие-нибудь грехи, за которые их можно вышвырнуть из страны.

Еще один пример: хотя печально известные китайские “поисковики плоти” упоминаются в западных СМИ в основном в связи с отважным преследованием коррумпированных бюрократов, у их деятельности есть и обратная сторона. В их послужном списке есть и нападки на людей, высказывающих непопулярные политические взгляды (например, требующих уважения к этническим меньшинствам) или просто ведущих себя не так, как другие (например, неверных супругов). Грейс Ван, студентка Университета Дьюка, стала одной из самых известных мишеней рассерженных “поисковиков плоти” в 2008 году, незадолго до Олимпийских игр, на пике обострения напряженности между Китаем и Западом. После того, как Ван призвала своих китайских соотечественников-“сетян” попытаться понять тибетцев, на нее обрушился поток нападок. Кто-то даже опубликовал на популярном китайском сайте информацию о том, где живут ее родители. Семье пришлось скрываться.

Может быть, мы выигрываем в возможности связываться и общаться друг с другом, однако при этом мы неминуемо вооружаем злых сетевых погромщиков, умело швыряющих в своих жертв “информационные гранаты”. Это можно счесть приемлемым следствием свободы интернета, но нелишне было бы заглянуть в будущее и подумать о том, как защитить жертв.

Избыток информации может представлять для свободы и демократии угрозу не менее серьезную, чем ее нехватка, что часто упускают из виду борцы за свободу интернета. В либеральных демократиях это вряд ли серьезная проблема: доминирующий плюрализм, растущий мультикультурализм и верховенство права смягчают последствия информационного потопа. Но многие авторитарные и даже переходные государства не могут себе этого позволить. Не стоит надеяться, что открытие всех сетей и опубликование всех документов облегчит переход к демократии. Если печальный опыт 90-х годов чему-то нас научил, так это тому, что успешный переход требует наличия сильного государства и относительно упорядоченной общественной жизни. Интернет же представляет большую угрозу и тому, и другому.